— Тогда молись о холодной зиме!
Я не сомневалась, что и русские молятся о том же, и молитвы были услышаны: при отступлении погибло девяносто процентов наполеоновской армии. Как бы ни были дисциплинированны солдаты, они не смогли выдержать ужасных русских морозов.
Вокруг царила радость — и мы разделяли ее, — выяснилось, что Наполеон вернулся в Париж и от его армии в шестьсот тысяч человек осталось не более сотни.
Мы обедали у Баррингтонов, когда поступили вести об этом.
— Возможно, теперь он согласится заключить мир? — с надеждой произнесла мать.
— Только не он! — сказал отец.
— Ничто, кроме плена и полного уничтожения армии, не сможет заставить Наполеона уняться! — добавил Эдвард Баррингтон.
— Ты прав, — поддержал его отец. — Ничто, кроме полного поражения! И оно не за горами, поверьте мне, а когда это произойдет, мы, наконец, освободимся от угрозы, столь долго нависавшей над нами. Французам еще за многое придется ответить!
— Да, все беспорядки связаны с ними, — добавил мистер Баррингтон.
— Вы имеете в виду волнения рабочих?
— Они действительно принимают серьезные масштабы, — пояснил Эдвард. — Толпа распоясывается все больше, и нам приходится устанавливать у машин круглосуточную охрану.
— Идиоты! — воскликнул отец. — Наши законы недостаточно жестки!
— Я слышал, что их собираются ужесточить, — сказал Эдвард. — Придется это сделать, так долго продолжаться не может!
Затем они вновь начали обсуждать отступление Наполеона из Москвы и строить предположения, какими могут быть его дальнейшие планы.
Когда мы вернулись домой, оказалось, что там нас ждет один из конюхов Эндерби. Он сообщил, что мадемуазель Фужер очень беспокоится за мадемуазель Софи и считает, что нам нужно как можно быстрее ехать туда.
Все мы — мать, отец, Дэвид, Клодина, Амарилис и я — поехали в Эндерби.
Я всегда входила в этот дом в ожидании чего-то необычного, хотя никогда не могла точно определить, чего именно я жду. Амарилис ничего такого не испытывала и говорила, что всему виной мое воображение. Но я действительно ощущала, что многие странные события, происходившие здесь, каким-то образом повлияли на атмосферу дома.
В этот вечер, войдя в него, я сразу ощутила присутствие Смерти.
Жанна спустилась в холл, чтобы встретить нас. Ее волосы были распущены, что выглядело весьма необычно, ибо Жанна считала, что прическа для женщины это все. Лицо у нее было бледным, а глаза полны горя.
— Я боюсь, ужасно боюсь, что она уходит от меня! Мы поднялись в спальню тетушки Софи и окружили ее постель. Я не уверена в том, что она узнала нас. Она лежала и неподвижный взгляд ее был устремлен в потолок.
— Надо позвать священника, — сказала Жанна.
— Возможно, она еще придет в себя? — спросила мать.
— Нет, мадам, теперь уже нет! Это конец!
Как бы подтверждая эти слова, тетушка Софи тяжело захрипела, и вскоре затихла.
— Бедная моя Жанна! — вздохнула мать, обняв ее.
— Я знала! — воскликнула Жанна. — Все эти дни я знала! Этот последний удар — роковой для нее!
Отец сказал, что следует послать кого-нибудь из слуг за врачом.
— Я уже послала, — Жанна. — скоро будет здесь… я надеюсь. Но это уже не имеет смысла. Он мне сказал вчера: «Безнадежно», — так и сказал!
Отец провел доктора в спальню, а все остальные спустились вниз. И когда мы сидели в холле с высоким сводчатым потолком, с галереей менестрелей, где жили привидения, я почувствовала, что дом слушает и ждет. «Кто теперь здесь будет жить?» — подумала я.
Жанна говорила о том, что тетушка Софи так и не смогла оправиться после потери Тамариск.
— Жаль, что этот ребенок вообще родился! — промолвила мать.
— Бедная Долли! — проронила я. — Она бы любила девочку.
Клодина приложила ладонь ко лбу и ни с того ни с сего сказала:
— Не нравится мне этот дом: в нем всегда что-нибудь происходит! Я уверена в том, что все это как-то связано с самим домом!
Если бы я дала волю воображению, я уверена, что услышала бы насмешливый смех дома.
— Она горевала из-за Тамариск, — говорила Жанна. — Если бы только она не сбежала! Софи ведь все делала ради нее, эта девочка стала ее жизнью. Она не видела в ней недостатков, что бы ни происходило — ни слова! Все это цыганская кровь, так я думаю. И до чего же это довело мою бедную хозяйку!
— Просто не представляю, что бы она делала без тебя, Жанна! — перебила ее мать.
— Она упивалась своими несчастьями, — продолжала Жанна, — это всегда было так. Но только не этим, не потерей ребенка!
— Я выпила бы немножко бренди, — сказала мать, — мне нужно согреться. Думаю, нам всем это не помешает!
Жанна отправилась за бренди.
— Пусть хоть чем-нибудь займется, — произнесла мать. — Бедняжка! Это ужасное горе для нее.
Когда Жанна вернулась, к нам присоединились и мужчины. Доктор заявил, что тетушка Софи умерла от воспаления легких.
— И от неизбывного горя! — добавила мать. Клодина, обернувшись и посмотрев на галерею менестрелей, вздрогнула.
— Тебе холодно, мама? — спросила Амарилис Выпей мою порцию.
— Нет, моя милая, мне не холодно, — Клодина взглянула на дочь с обожанием.
Доктор говорил о том, что у тетушки Софи пропало желание жить. Временами случается так, что люди, пережив смерть близкого человека, начинают желать смерти и себе. В таких случаях ничто не может спасти их, каким бы тщательным ни был уход: они просто устают жить и бороться.
— Она желала смерти, и смерть пришла! — сказала я, а отец заметил, что становится поздно, а мы ничем не можем помочь.
Мы вернулись в Эверсли, оставив Жанну наедине с ее горем.
В непогожий сумрачный день тело тетушки Софи было предано земле. Исчезновение Тамариск перестало быть предметом сплетен для слуг.
У могилы оказалось много желающих выразить свое соболезнование и еще больше зевак: тетушка Софи всегда была вроде местной достопримечательности. Теперь, когда она умерла, а точнее — угасла, пришел конец и ее печальной истории.
Кортеж отправился из Эндерби, но присутствующие на похоронах должны были вернуться в Эверсли, где устроили поминки. После этого члены семьи должны были ознакомиться с завещанием тетушки Софи.
Мы уже обсуждали его предполагаемое содержание.
— Единственной проблемой будет Эндерби, — сказал отец. — Самым разумным будет продать поместье, избавиться от этого злополучного места. Главное — найти хорошего покупателя!
— С тех пор как в Эндерби поселилась Софи, там стало гораздо лучше, — сказала мать. — У Жанны превосходный вкус, и некоторые комнаты по подбору цветовой гаммы просто великолепны.
