— Милостыня?!.. — переспросил насмешливо Коршунов. — Кто же это тебе по миллиону милостыню дает?!..
— Ей богу, милостыня.
— Врешь! — крикнул Коршунов. — Говори, кто!
— Вот те истинный Христос, милостыня! — клялся Силантий.
— Не ври, мерзавец! — заорал Коршунов, выхватывая браунинг. — Ты это кого на тачке возил?!.. Ну-ка, говори! — он направил на Силантия револьвер.
Силантий заплакал.
— Капустина, Ферапонта Ивановича отвозил... Душа-человек! — проговорил он сквозь слезы. — Он мне и деньги жертвовал.
— А ну, веди! — скомандовал Коршунов, пряча в карман револьвер. И Силантий повел. Он повел их в Нахаловку, в свою мазануху, где спрятал он Ферапонта Ивановича.
Макинтош и Гера сияли.
Таким-то образом Силантий и Ферапонт Иванович были арестованы и доставлены в угрозыск за несколько часов до ареста Елены.
6
«Крыть нечем»— Скажите, вам известен этот гражданин? — спросил начальник угрозыска Елену, указывая на Ферапонта Ивановича.
— Нет, — спокойно ответила Елена.
Она произнесла это «нет» вполне искренне, потому что не признала сначала Ферапонта Ивановича в этом жалком, запущенном, грязном и бородатом субъекте. Но в следующую за ответом секунду ей уже мелькнуло что-то странно знакомое в его лице и, наконец, когда он повернулся к ней левой стороной и она увидела рубчик на его левом ухе, который она когда-то ощупывала в темноте, она уже не сомневалась больше, что в кресле напротив нее — отец ее невидимой дочери.
Выражение лица Елены в этот момент не ускользнуло от внимания начальника.
— Итак, значит, не знаете? — иронически переспросил он.
— Нет, не знаю, — со злостью ответила Елена,
— Ах, как жаль, как жаль! — продолжал иронизировать тот. — А знаете, на вашем месте я отдал бы многое, чтобы узнать имя и фамилию этого гражданина.
Елена молчала.
— Да... Очень жаль, — не смущаясь, продолжал начальник угрозыска. — Неужели вам не интересно знать, как зовут обладателя этой руки? — сказал он, внезапно схватив за кисть правой руки Ферапонта Ивановича и поворачивая ее перед Еленой. — 11осмотрите-ка, — рука, как видите, небольшая, тонкая, но довольно хваткая, судя по тому, что... эти вот пальцы раздавили гортанные хрящи... вашего покойного мужа...
Елена вздрогнула.
Ферапонт Иванович вырвал свою руку.
— Это ложь! — прохрипел он.
— Крепко сказано! — рассмеялся начальник. — Итак, значит, гражданин Капустин, вы по-прежнему отрицаете все остальные грехи, кроме этих изнасилований?
— Да, — угрюмо сказал Ферапонт Иванович.
— Стало быть, Яхонтова убили не вы, и этих коммунистов убили тоже не вы?
— Я не убивал...
— Та-а-ак, — протянул начальник угрозыска, переставив пресс-папье и, видимо, наслаждаясь разговором. — А, скажите, вы, как психиатр, я полагаю, знакомы с дактилоскопией?
— Ну? — грубо и злобно сказал Ферапонт Иванович.
— Итак, стало быть, вы, без сомнения, знаете, что здесь ошибок не бывает и, вероятно, разбираетесь в дактилоскопических формулах. Тогда не угодно ли взглянуть...
Он взял со столика три картонки величиной со страницу книжки т ^иа^^о и поставил их рядышком, прислонив к письменному прибору. По лицевой стороне этих картонок, обращенной к Ферапонту Ивановичу, можно было с первого взгляда посчитать их за снимки с аэроплана запутанных горных хребтов.
Это были сильно увеличенные снимки с отпечатка большого пальца правой руки, наклеенные на картон.
— Ну, что? — сказал, улыбаясь, начальник угрозыска. — Как видите, копытце одно на всех трех. Это, вот, — говорил он, постукивая поочередно по снимкам, — получено нами со спинки яхонтовской кровати, это — с железины, которой убит был один из коммунистов, а это дало нам одно из ваших похождений по части женского пола... Ну, как? — крыть нечем, а?
Ферапонт Иванович молчал.
— Теперь, может быть, вы узнаете этого человека? — неожиданно спросил начальник угрозыска Елену.
— Да. Я знаю этого человека, — тихо, но решительно сказала она.
— Ну, вот, и хорошо. Тогда мы с вами сейчас побеседуем. Это тем более необходимо, что мы скоро должны будем расстаться с гражданином Капустиным. Вас мы передаем в чека, — обратился он к Фе-рапонту Ивановичу. — Квартирный кризис там гораздо менее острый, чем у нас.
Начальник уголовного розыска сделал знак сотруднику, который привел Ферапонта Ивановича. Его увели.
Начальник угрозыска и Елена остались наедине...
В ту же ночь Ферапонта Ивановича перевели в чека.
На утро он был уже на допросе у следователя.
Здесь Ферапонт Иванович совершенно не пробовал отпираться и сразу признался во всем.
— Какие у вас были мотивы к убийству этих трех? — спросил его следователь.
— Месть. Ненависть, — отрывисто ответил Капустин и замолчал.
Он вообще ограничивался только ответами на вопросы, явно не желая распространяться. Вид у него был сонный и тупой.
Это раздражало следователя.
— Вы что же, не выспались? — спросил он, наконец, с раздражением.
— Нет... устал я, — ответил Ферапонт Иванович. — Вы бы лучше сделали, товарищ следователь, если бы дали мне продолжительный отдых, тогда бы я рассказал все.
Следователь рассмеялся.
— Да, предложение, во всяком случае не лишенное остроумия, — сказал он. — Только, к сожалению, у нас много спешных дел — не подойдет... Но, может быть, я чем-нибудь другим мог бы поднять ваше настроение? — добавил он. — Может быть этим, например, а?
Он пододвинул Ферапонту Ивановичу раскрытую пачку папирос.
— Традиционно, — криво усмехнулся Капустин. — Однако, спасибо. Я не курю. Да и это мне не поможет.
— Что же вам угодно?
— Мне?.. Понюшку кокаина! — с неестественным смехом сказал Ферапонт Иванович. Глаза его тревожно блеснули.
— Кокаина, говорите? — повторил следователь. — Что ж, это можно.
С этими словами он подозвал одного из красноармейцев-конвоиров и, написав что-то карандашом на листочке бумаги, подал записку красноармейцу:
— Товарищу Петрову.
Красноармеец вышел.
Следователь снова обратился к Ферапонту Ивановичу.
— Ну, а пока не объясните ли вы мне, почему эта женщина говорит такие нелепости, что вы — бывший невидимка и тому подобное. Что она — сумасшедшая?
— Нет. Она говорит правду. Я, действительно, — «бывший невидимка», — мрачно усмехнувшись, сказал Ферапонт Иванович и, закрыв глаза, откинулся на спинку кресла.
Следователь рассмеялся.
— Мне нравятся такие люди, как вы, — сказал он. — Ну, а почему же вы превратились в «бывшего невидимку»? — спросил он, тоном своих слов ясно подчеркивая, что он не прочь поддержать шутку.
Ферапонт Иванович долго не отвечал ему. Наконец, левый глаз его медленно приоткрылся и уставился на следователя.
— Не раз-врат-ни-чай-те, молодой человек! — произнес он, тяжело ворочая языком, и левый глаз его опять закрылся.
Следователь не знал, чем ему ответить на эти слова и вообще, как ему отнестись к ним.
В это время вошел красноармеец. В руках у него была маленькая широкогорлая склянка с белым порошком.
Ферапонт Иванович сразу воспрянул.
— Вот, пожалуйста, — сказал ему следователь, ставя возле него кокаин.
Ферапонт Иванович дрожащими пальцами вынул стеклянную притертую пробку и, высыпав в левую ладонь маленькую кучку порошка, поднес ладонь к носу и жадно втянул кокаин в одну и в другую ноздрю. На ладони было чисто. Только кое-где поблескивали отдельные пылинки кокаина.
Несколько минут Ферапонт Иванович сидел молча, уставившись в потолок, и нервно подергивал носом и губами. Это похоже было на затихающее подергивание лица после рыданий.
Чекист, подперев рукой голову, с любопытством смотрел на него.
Ферапонт Иванович снова взял щепотку кокаина.
Минут через двадцать действие кокаина было в полном разгаре. Ферапонт Иванович совершенно преобразился. От сонного и тупого человека с отвислыми губами ничего не осталось. Капустин сидел выпрямившись, лицо его выражало энергию. Он быстро-быстро говорил и жестикулировал. Голос у него сделался звонким. Глаза горели.
Он без всякой просьбы со стороны чекиста разматывал теперь перед ним клубок своих похождений. Он рассказал ему все о своей жизни, о трудах и надеждах, о том, как собирался он спасать Омск, о том, как достиг невидимости и, наконец, о том, как утратил ее. В общем он говорил почти то же самое, о чем рассказывал когда-то Елене, но на этот раз так широко, с таким энтузиазмом и огнем, что следователь время от времени встряхивал головой, по-видимому, ловя себя на том, что начинает заслушиваться и даже верить этому субъекту.
Следователя поразило на сей раз столь небывалое действие кокаина на способность человека к вранью, и он несколько раз пытался вставить вопрос, но Ферапонт Иванович совершенно не давал ему этой возможности. Он говорил и говорил без конца, время от времени вынюхивая новую щепотку кокаина. Вся грудь его рваного пиджака усыпана была порошком.
