Когда война подходила к концу, и когда Токио растворился в воздухе в ходе последней битвы, Номо понял, что богам не победить. Тогда Старшие боги приняли решение спасти своих детей и организовать им бегство. Для Великой Миграции в энергетический план требовалось Древо Жизни, и требовалась жизнь самой Моно, и Номо согласился пожертвовать дочерью.
Миграция удалась, но Моно умерла, оставив в эфире только свою память. Древо жизни высохло. Вокруг него лежали руины Японии, и Святая Смертная Императрица возвела над ним Эн-Токио.
Занятно. Нечто, что когда-то спасло людей от Богов, теперь людей и погубит.
Када, как наследница силы Моно, могла сама взрастить любое дерево с любыми свойствами. Хищное дерево, целебное дерево, или дерево, отравляющее почву и всех, кто находился рядом с ним. Пожалуй, именно поэтому её заклеймили прозвищем Богиня мертвого дерева — целебных растений она не выращивала, да и была непосредственно связана с погибшим Древом.
Оставалось немного. Закрыть глаза, синхронизироваться с Древом, и заразить его эманациями собственной Силы. Тёмной силы, злобной и беспощадной. Если на первых уровнях мощи Када могла оказывать посредственное влияние на материальный мир, то третий уровень силы подчинял ей саму Событийность. В радиусе двух километров вокруг Древа случится всё, что захочет Када, но спектр влияния был ограничен.
Можно воздействовать лишь на определенную категорию существ или реальности, и воздействовать разово. То есть нельзя было поджечь деревья и траву одновременно — либо отдельно трава, либо деревья. Потому и в случае с разумом живых существ существовала магическая сегрегация.
Свести Богов с ума, значит….
Ну, Богов так Богов. «Посей в их разуме смуту, — думала Када, сосредотачивая ментальные усилия на Древе. — Заставь рвать людям глотки, заставь богов пролить реки крови, заставь использовать силу против своих поработителей». Древо, конечно, на мысленную команду не отозвалось. Но Када увидела в его центре маленький черный огонёк, который быстро растворился.
Через два дня он снова вспыхнет, но уже не огоньком, а всепожирающим черным пламенем, способным выжечь любой разум, кроме разума Рэви. Как ни странно, но сильнейшая из потомков Старших богов значительно уступала по силе императрице. Во всяком случае, так казалось Каде. Проверять она не хотела — слишком рискованно, да и главным врагом был Макото, а не императрица.
Начало положено. Взведён часовой механизм бомбы замедленного действия. Теперь оставалось только ждать. Када поднялась с лавочки, и прогулочным шагом удалилась от площадки Древа жизни, скрывшись из вида.
Глава 18. "Выпускной для Сигурни"
Я не понимал, на кой людям сдались эти Фестивали. Шумное, скучное и грязное занятие. Причем на всех этапах. Горо приехал из магазинов с кучей одежды: платьев для девчонок, и парочкой красивых костюмов для меня.
— Вот! Всё как заказывали, — Горо поставил бумажные пакеты со шмотками на стол. — Лучшее, купленное в самых дорогих бутиках!
— Класс! — Азуми удовлетворенно хлопнула. — Сэцуко, давай платья мерять! Поможешь мне?
— Начинается, — закатила глаза Сэцуко, совсем по-мужски не любившая эту глупую примерочную возню. Я её понимал. — Лучше Макото подгрузи. Он ещё не видел тебя голышом.
— И не увидит, пока не скажет, что любит меня, — Азуми надула щеки.
— Я поеду к Сигурни, а вы как хотите, — я достал из пакета первый попавшийся комплект праздничной одежды, и поспешил сбежать наверх, чтобы меня не мучили с этими: «тебе не идёт» и «а примерь вот это вот!».
Почему-то Горо решил, что мне будет к лицу красный праздничный пиджак, красные брюки, и неуместно черный галстук. Хорошо хоть, туфли выбрал неплохие. Неплохие…. С каких пор я стал в этом разбираться? Всё же, мозг принадлежал не мне. Видимо, предыдущий владелец тела разбирался в одежде. Мне даже стало интересно, как он жил и как относился к старшему брату Хэчиро, но этот пласт воспоминаний был для меня если не утерян, то пока заблокирован. Пока что не хотелось прилагать усилия и лезть в подробности. Были дела важнее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я переоделся, и галстук решил не надевать — к черту эту петлю-удавку. Ошейника более чем достаточно.
Когда я спустился в гостиную, то увидел, что девчонки ещё не выбрали шмотьё. Они даже к примерке не приступили. Нет, Сэцуко-то давно выбрала подходящий наряд, а вот Азуми, с выражением предельной сосредоточенности на лице, разглядывала два платья одинакового цвета. И вроде бы даже одинакового пошива. Но была между ними какая-то зыбкая разница, ускользавшая от моего внимания.
— Ты достала, — вздохнула Сэцуко. — Они ведь один в один! Выбери уже!
— Нет! — возразила Сэцуко. — Вот тут шовчик выше, а вот тут ниже….
— Да кому какое дело, — Сэцуко мучинически закрыла себе лицо ладонями и глухо простонала: — Шовчик выше, млять!
— Это ты у нас мужланка! — возразила Азуми. — А я хочу выглядеть как женщина!
Так. Я чувствовал, что мне стоило слиться, пока не поздно.
— Я поехал к Сигурни. Горо, покажешь дорогу? — я обратился к Горо.
Тот с энтузиазмом вскочил с дивана и молча ринулся к выходу; видать боялся того же, что и я. Сэцуко лишь усмехнулась, произнесла:
— Валите. Я не могу оставить её одну, иначе она навечно застрянет, — Сэцуко с издёвкой взглянула на Азуми, но та носом не повела. — Мы вас догоним. Или заглянем попозже.
Я с удовольствием выскочил во двор, на свежий воздух, и Горо покачал головой, устало на меня взглянув.
— Бабы, — вздохнул он. — Это мне ещё повезло, что в бутиках были продавщицы, помогли с выбором. Иначе бы эти дьяволицы заставили бы меня заново гнать по магазинам.
— Ага, — с пониманием ответил я.
И мы отправились в путь. Персональных лифтов на третьем уровне почти не было — во всяком случае у нас. Так что пришлось ехать в общественном. Хотя даже тут, по сравнению с лифтами на втором уровне, простор был непривычным. Почти всю дорогу Горо молчал, а потом выдал вдруг:
— Тебе нравится Сигурни?
Я не ожидал такого вопроса, и вскинул от удивления брови.
— Я не задумывался об этом, если честно, — ответил я.
— Ну так нравится или нет? — с лёгким нажимом повторил Горо. — Вот мне она нравится. Я надеюсь, мы не будем из-за неё соперничать.
— Гм, — я задумался. Ещё мне не хватало с головой прыгнуть в котёл, до краёв наполненный розовыми соплями, и стать частью любовного треугольника. — У меня нет ни времени, ни желания об этом думать. Если ты нравишься Сигурни, то можешь подкатить к ней.
— Тебе легко говорить, — жалобно ухмыльнулся Горо. — Ты вон, Рыжую окучил. И Азуми на тебя слюни пускает, если ты не знал. А я сколько ни смотрю на Сигурни, она вообще никак на меня не реагирует. Да и с чего мне быть ей интересным? Это ты постоянно спасаешь её жизнь. И вообще, на тебя все девчонки слюни пускают. Ты просто этого не замечаешь.
— Откуда ей знать, почему именно ты на неё смотришь? Может ей кажется, что у неё нос кривой, и именно он постоянно привлекает твой взгляд, — я вдруг почувствовал себя безгранично мудрым. Что, впрочем, так и было. Ну, в определённой степени. — Придумай, как выразить симпатию. Пригласи куда-нибудь пожрать. А лучше вообще прямо обозначь свои чувства. Для японки прямолинейность будет в диковинку, и она с большой вероятностью на неё клюнет. В общем, прояви инициативу. Это бабское дело — взгляды бросать. Мужчина должен действовать.
— Прямо выразить чувства? Ты с дуба рухнул? Так не принято. Да и стесняюсь я, — удивился Горо, а затем пошутил:
— Говоришь так, будто тебе самому не шестнадцать, и будто ты не японец, а пришелец из другого мира.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я вздрогнул, на секунду подумав, что Горо каким-то образом меня раскрыл. Лишь мгновением позже удалось изобразить улыбку, как бы реагируя на шутку.
Лифт остановился прямо в лифтовой шахте госпиталя. Как только створки открылись, мне на щёки подул сквозняк, пропитанный резким медицинским запахом с призвуком хлорки. После металлической городской серости больничный коридор показался слишком ярким, слишком белоснежным. Да и тёплым: шумно гудели под потолками обогреватели, гоняя по палатам и коридорам тёплый воздух.
