– Бли-ин! Прямо «колхозница», которую разлучили с «рабочим» и отняли серп, заменив его на молот. А ты этот молот хрясь! И себе на ногу. Такая скорбь в глазах. Чего выпендриваешься-то?
Кое-как я объяснила ситуацию. Даже дышала при этом коротенькими урывочками, боясь, что острая боль заявит о себе снова.
– Накаркала! – испугалась Наташка. – Не представляю, как тебя в таком положении в Москву везти. Теперь убедилась, что нельзя бросаться словами?
Я и не думала возражать. Наоборот, мысленно обзывала себя так, как еще никто меня не обзывал. Странное дело. Когда подруга вплотную подошла ко мне, раздумывая, как с меньшим ущербом для общего здоровья слепить из меня более подходящую фигуру, я с радостью ощутила, что могу тихонько опустить руку. Дальше пошло легче. Боль куда-то ушла.
– Может, вернемся? – пытливо поглядывая на меня, спросила Наташка. – Что-то нет желания тащиться в дом бабушки Варвары.
– Давай хотя бы дойдем до ее участка. А в дом, так и быть, – не пойдем. Мне и самой жутко. Только я теперь все время молчать буду. Мало ли чего…
Протоптанная ногами дорожка вела прямо к покосившемуся, местами поваленному забору без калитки. Мы долго стояли, уставившись на эту дорожку и цепочку следов на ней. Вели они к старой бане на самом краю участка, из трубы которой вился легкий дымок. Наташка наотрез отказалась двигаться дальше.
– Покойники не ходят пешком, а поэтому не оставляют следов, – тихо убеждала я подругу не трусить.
– Да, но живым не составит большого труда сделать из нас в лучшем случае инвалидов. Не знаю даже, что лучше – встретить колдунью-покойницу или придурка-маньяка.
– Хорошо. Стой тут и не двигайся, а я попробую заглянуть в баню. По моему мнению, у придурка-маньяка сейчас тихий час.
– Очень ему надо прислушиваться к твоему мнению. Может, за подмогой сбегаем?
– Какая подмога?! Держи собаку, а то за мной понесется, наделает шороху!
Не слушая Наташкиных категоричных требований немедленно вернуться, я потопала по протоптанной дорожке.
Баня была закрыта на металлическую петлю для замка, в которой торчал кусок сухой палки. Немного поколебавшись, я перекрестилась, осторожно вытащила самодельный колышек и распахнула дверь. В лицо пахнуло густо настоенным на травах теплом. В предбаннике, на двух самодельных топчанах валялась куча тряпья. Колченогий стол, под хромую ногу которого подложили деревянный брусок, был сервирован хлебными крошками, ножом, двумя бокалами с отбитыми ручками и пакетом с сахарным песком. Половинка черного и целый батон белого хлеба украшали подоконник. Там же стояла початая бутылка растительного масла.
Я услышала за спиной шаги и в испуге оглянулась. Наташка вылезала из сугроба, куда ее нечаянно занесло. Зря она отправилась мне на выручку. Не хотелось признавать, что я ошиблась.
– От колдуньи тут, пожалуй, только запах остался, – задумчиво проронила подруга, смело переступив порог предбанника, – но больше пахнет бомжами. – Не долго думая, она шагнула в другое помещение, скорее всего, бывшую парилку или помывочную, тем более что низкая дверь в нее была открыта. – Замечательная квартирка, – донесся оттуда ее голос. – Везде сухотравье – целыми вениками. Здесь у них и кухня, и столовая, и еще одна спальня. Даже рукомойник есть. Санузел, надо полагать, раздельный. Где-нибудь за углом этой хибары.
– Пошли отсюда, пока нас не застукали… по горбине. Еще в воровстве обвинят.
Я торопливо повернула назад, но пришлось задержаться на повороте. На снежной целине угадывалась цепочка следов, ведущих к самой хибаре. Рядом с ними проходила довольно широкая борозда, свидетельствующая о том, что волокли что-то длинное. Я обрадовалась. Не так уж и не права. Непогода не смогла замести все окончательно. В приступе отчаянной храбрости я шагнула в сторону развалюхи, но моментально застряла, снова ощутив боль в пояснице. Только не такую сильную, как в первый раз. Дом колдуньи не хотел делиться своими тайнами. Вовремя подскочившая Наташка с трудом выволокла меня из снега.
5
– В бывшую светелку бабки Варвары явно кто-то наведывался, – нервно делилась я с подругой своими впечатлениями. И этот «кто-то», замаскированный почему-то под Катерину, упер оттуда гроб. Все присутствовавшие при встрече Нового года замешаны в этой каше. Естественно, кроме нас и членов наших семей.
– Я в манную кашу добавляю изюм и сушеные вишни. Они безумно дорогие, но их и надо-то граммов двести. Надолго хватит, ведь бросаешь всего горсточку…
– Наталья, приди в себя. Ты понимаешь, что я тебе говорю?
– И не то чтобы «да», и не то чтобы «нет». Ты хочешь сказать, что нам организовали просмотр любительского кино?
– И не то чтобы «да», и не то чтобы «нет». Давай начнем с самого начала: мы собрались в медвежий угол скоропостижно, заранее ничего не планируя. Вопрос: почему сюда собрались Машуня с Алькой? Если вспомнить момент явления Рената с Викторией пред еще трезвые очи компании, Машуня старалась убедить родителей, что Вика – сестра Рената, иначе говоря, скрыть измену дорогого супруга. Но его отсутствие в нашей общей толпе должно было сразу вызвать закономерный вопрос родителей «а где Ренат?». Вопроса не было. Это весьма странно. Возможно, обе стороны догадывались или были уверены, что он может появиться. Пораскинь мозгами, Машуня обмолвилась, что родители в первый раз решили встретить Новый год на даче. До этого она всегда пустовала до весны. Нам надо осторожно поговорить с Марией Карловной и выяснить все это.
– А почему бы не спросить прямо в лоб? – Наташка остановилась, я тоже.
– В лоб нельзя. Начнет врать и изворачиваться. Сама посуди, Ренат ранен ножом в спину. Если она и ее родители знали о его планах на Новый год, легко предположить, что ножом орудовала разгневанная женушка. И это было продумано ею заранее. Машка боится, что все именно так и решат, и даже не догадывается, что новогодний «подарок» Ренату преподнесла ее родная матушка. А ты не вздумай ей проболтаться!
– Ир, ты в баньке травки нанюхалась. Только выжившая из ума теща постарается прихлопнуть нелюбимого зятя за измену. Василиса Михайловна в своем уме и как нормальная теща из категории «зараз» должна радоваться такому повороту событий, то есть разводу, полагая, что уж теперь-то этот тип перестанет портить жизнь ее дочери, а значит, и ей самой. И долго будет злословить на тему: «Я сразу говорила, но ты меня не слушала!», рисуя многочисленные картины попыток возвращения блудного зятя назад исключительно на коленях и мысленно сооружая ему большую фигу из всех имеющихся в наличии пальцев.
– Я согласна с тобой только в одном: Ренат действительно нелюбимый зять, но убивать его за измену Василиса Михайловна не собиралась. К сожалению, ему стала известна жуткая семейная тайна, которую Василиса Михайловна в свое время, и казалось, надежно похоронила.
Где-то над головой, каркнув, прошелестела крыльями ворона, и я невольно умолкла.
– Птичий грипп пролетел, – задумчиво сказала Наташка и потрепала Деньку по голове. Собака в ответ тут же облапила хозяйку, и та с трудом скинула ее с себя.
– А почему мы стоим? – поняв, что мы застряли на дороге у поворота на участок Гусевых, поинтересовалась я.
– Потому что на бегу трудно говорить. Нахватаешься морозного воздуха и осипнешь. Кроме того, надо определиться с дальнейшим маршрутом бега. Назад в будущее, то бишь к Гусевым, с последующим возвращением в Москву или как?
– Только «или как»! К мобильнику, бензину и нормальным живым людям, у которых все это можно попросить…
– … за деньги, которые мы, ненормальные, с собой не взяли. Ты о них не подумала, поскольку живешь в другом измерении, а я слишком поздно узнала о цели гуляния. Возвращаться – пути не будет.
Мы бодро потрусили дальше по дороге. Слегка задыхаясь, я попыталась продолжить рассказ, но Наташка по-хорошему попросила умолкнуть. Ей надо разобраться с кучей возникших у нее вопросов. Правда, первый она задала безотлагательно:
– Правильно ли я поняла, что наша Василиса Премудрая с помощью такого радикального средства, как нож, решила уберечь мужа, дочь и внучку от лишних знаний?
– Правильно. Машуня и Алька вроде как ничего не знают. Не уверена, что это так на самом деле, но нам следует их поберечь. А папа Карло правды не скажет, хотя уже прозрел.
– За что и поплатился! – с торжеством в голосе заявила Наташка. – Зря говорят, что меньше знаешь, крепче спишь. «Он слишком много знал!», поэтому едва не заснул так крепко, что еле добудились.
– К данному случаю пословица, точно, не применима. На самом деле он слишком мало знал, а крепко уснул исключительно по другому поводу. Я имею в виду не от рук жены. Зачем ей усыплять его намертво? И все же ему явно помогли уснуть, подмешав в водку снотворное или что-то типа клофелина, только не в смертельной дозе.
– Ничего не понимаю. Ему-то за что?
