то ли еще за что.
Камер у нас не так чтобы много. Надо будет предупредить начальство, чтобы угрозами не разбрасывалось.
– Ну этот ушел, а наш велел к тебе кого послать.
– Чего не послали?
– Так… а кого? Медведь у этого вон. Сапожника нет, Барского нет, смену сдал и свалил. Молчун и Лютик с Ниночкой отправились.
Проклятье… я же хотела проводить вчера. Честно хотела.
– Отбыли?
– А то… Молчун к вечеру возвернуться должен. А пока вот так. Ну а где Тихоня бродит, так оно вообще только богам ведомо.
– И поверьте, я найду на вас управу! – возопил Сомов. – Вы не имеете права без оснований…
Я вздохнула. И направилась к лестнице. А Ник-Ник выбрался из-за стойки и за мной увязался. Как пить дать подслушивать станет.
Ну и пусть.
Стучать не стала, просто открыла дверь и отметила, что ничего-то не поменялось. Будто Медведь вышел.
– Доброго дня, – сказала я ну очень вежливым тоном. – Андрей Павлович… Александр Парфенович.
Сомову тоже поклон отвесила. Он у нас самолюбив болезненно, да и злопамятен, хотя, конечно, обычно самолюбие и злопамятность свои сдерживает.
– Доброго. – Градоправитель изобразил вымученную улыбку. – Зима Желановна! Ну хоть вы скажите этому невозможному человеку, что дело, конечно, до крайности неудобное, однако…
– Боюсь, я пришла сказать этому невозможному человеку, что подследственного отпускать никак нельзя. – Зевок я подавила, а вот в животе заурчало этак превыразительно. – Заберут его, – добавила.
Не то чтобы у нас с Сомовым вражда. О нет, он политик старый, толковый, не один год на посту, так что давно умеет со всеми дружить. Но то, что меня недолюбливает, это ощущается. Но я не обижаюсь. Взаимно же ж.
– Одинцов звонил. Ночью. – Я все же не справилась со вторым зевком. – Велел не выпускать. В доме трупы нашли. Пять. Пока. Но думает, что больше.
– Т-трупы? – Сомов слегка нахмурился. – Чьи?
– Женские вроде как. Но будут разбираться. А пока разбираются, то… оно вам надо в эти дела лезть?
– Князь…
– Думаю, князю тоже вопросы зададут. Велено придержать, чтобы не сбежал. Денька на два, думаю. Пока не прибудут…
– Это… это какая-то ошибка. Чудовищная ошибка. – Сомов вытащил платок и отер лоб. – Такой… приятный молодой человек. – Мы с Бекшеевым переглянулись. Это он про княжича, что ли? – Наверняка… вы уверены?
– Следствие идет, – осторожно заметил Бекшеев.
Сомов закивал. И платок аккуратно сложил.
– В таком случае… Что я могу сделать? Как-то… пообщаться… с молодым человеком. Заверить его, что… что все будет хорошо. – Ну да, а он возьмет и заверится. – Тем более что батюшка его был так обеспокоен… Да, я хочу убедиться, что мальчик жив.
Мальчик?
Молчу. Вот проявляю взрослость и разумность и молчу.
– Не вижу в том проблемы. – Бекшеев оперся на тросточку и поморщился.
– Я провожу, – предложила. – Если хотите.
– Будьте… любезны.
Буду. Куда я денусь.
Ник-Ника за дверью не обнаружилось, зато внизу сидел давешний толстячок с портфелем. И пара мордоворотов с характерно равнодушным взглядом. Интересно, где они вчера были-то? Или княжич решил, что со слепой бабой и без охраны управится?
– Доброго дня. – Решила, что буду сегодня вежливой.
Насколько это возможно.
И толстячок встрепенулся. А в глазах его появилась надежда. Правда, не совсем понятно, на что он надеялся.
– Зима Желановна… – слегка замялся Сомов, явно не желая встречаться с этим вот. – Позвольте представить, Окрестов Епифан Сигизмундович, доверенное лицо князя. И может, вы с ним дальше сами? Все-таки это его… подопечный. А у меня дела. Да, да, дела…
Как любой политик, Сомов в совершенстве обладал умением вовремя покидать сцену. И сейчас поспешно заверил Окрестова, что несказанно рад знакомству и сделал все возможное и невозможное, однако…
В общем, я даже не поняла, в какой момент Сомов убрался.
А Окрестов остался.
– Значит, все-таки… – сказал он с какой-то обреченностью. – Князь будет очень недоволен.
– Сочувствую.
– И вами в том числе. Он… привык получать, что хочет.
Я пожала плечами и уточнила:
– Так вы идете?
– К-куда?
– Вниз. Сомов вот обеспокоился. И желает убедиться, что ваш княжич жив и все такое.
– Может быть, все-таки… князь умеет быть благодарным и… – Он махнул рукой, видно, сообразив, что смысла в уговорах нет, и вздохнул. – Ведите.
Я и повела.
Его.
Сопровождающие, конечно, качнулись было, изъявив желание тоже убедиться, но Окрестов вновь махнул рукой, и они остались. И уже там, на лестнице в подвал, он заговорил снова:
– Княжич… он весьма непоседлив. Эксцентричен.
– Выражаясь проще, обнаглевший от безнаказанности придурок.
Который настолько уверился в своей исключительности, что… стал убивать? Нет, Софья-то адрес назвала. И женщин там нашли. Но, справедливости ради, пока не ясно, как с ними связан княжич и связан ли вовсе.
Ну да Одинцов разберется. Или кто там занимается этим делом.
Я толкнула дверь. И отступила.
– Прошу. Если хотите говорить, то говорите…
Окрестов вошел бочком, почему-то глядя на меня с подозрением. Думает, и его запру? Оно, конечно, можно, но в отличие от княжича я края видела.
– Простите! – донесся голос. – Это… это шутка такая?
– Какая?
– Где княжич?!
Я вошла. И поморщилась, до того тяжело и резко пахло внутри апельсинами. И главное, февраль месяц, какие апельсины? Чихнула даже. А потом увидела.
И… твою ж мать. Камера была. И очевидно, что ночью она не пустовала. Матрац. Старое покрывало комом. Шуба вторым. И… никого.
Что за…
Я дернула дверь. Открыта. А главное, пахнет резко.
Апельсиновым маслом, которым решетку натерли.
– Вот… скотина.
Бекшеев, услышав про исчезновение княжича, все же лично спустился в подземелье. Хмурый. Раздраженный настолько, что Ник-Ник притих.
Апельсины.
Ненавижу апельсины. И главное, кто-то же знал…
– Где господин Гельшь? – Толстяк стоял, заламывая руки.
– Вот именно. Где? – Бекшеев развернулся к нему, и Окрестов застыл под тяжелым взглядом.
– Я не знаю!
А ведь не врет. Кажется, не врет. Может, и вправду не знает. Бледен и нервозен. И пальцы царапают темную кожу портфеля. Я чихнула и вышла-таки. Еще немного, и нюх потеряю.
За мною ужом выскользнул Ник-Ник.
– Кто? – спросила я тихо.
– Понятия не имею. Вот те крест! – Он широко размахнулся. – Нет, честно. Я вчера от Яжинского поздно вернулся, сюда вообще не заглядывал, сразу домой. А утром… Я пришел, а Барина уже того. Ну, проспал маленько, с кем не бывает-то?!
И вправду.
– Барин тебя не дождался?
– Когда он кого дожидался… Время вышло, и свалил себе. Вон, даже дверь не запер.
Это не показатель. Дверь в участок никогда не запирали. Нужды не было. До сегодняшнего дня.
– А ты не спускался?
– На кой оно мне? – И вправду, на кой. – Ночью тут только Барский был. Может, он? –
