я поехал в госпиталь. Надо же навестить Лоботрясова, а заодно, хотя бы краешком глаза посмотреть — как там мои несостоявшиеся убийцы? Забавно, но и поручик, и нападавшие лежат в одном отделении, даже в одном коридоре. Ладно, что не в одной палате.
По дороге заскочили в лавку, закупили передачу для раненого — бутылку красного вина и фруктов. Пусть поправляется, витамины кушает, а заодно восстанавливает количество жидкости в организме. Конечно, кровь и сама восстановится, но здесь считается, что красное вино помогает.
В больницу меня впустили, вернее — там вообще оказался свободный вход. И ни вахтера, ни какого-нибудь санитара, отвечающего за пропускной режим, нет.
На втором этаже, около одной из палат сидел и грустил ажан.
— Елисей, с полицейским общий язык найдешь? — поинтересовался я.
— А кто его знает, Олег Васильевич, может и найду. А может и нет, — пожал плечами Коновалов.
— Тогда просто иди знакомится, а я пока раненого навещу, — приказал я.
Телохранитель немного поколебался, но решив, что шефу в госпитале опасность не грозит, пошел знакомится с полицейским.
В палате, где лежал раненный Лоботрясов, пребывало еще человек семь. И запах был такой… Своеобразный, больничный. Терпеть не могу этого запаха.
А вот и мой раненый. Лежит, бедолага, весь бледный, забинтованный, зато на тумбочке у него уже стоит бутылка вина, стоит глубокая миска, заполненная румяными яблоками и спелыми апельсинами. Видимо, кто-то уже навещал парня, а ход мыслей у этого человека совпал с моим. Вино и фрукты для поправления здоровья.
— Здравствуйте, дорогой вы мой человек, — поприветствовал я раненого, усаживаясь на табурет, стоявший перед кроватью. Чтобы поставить свою передачку, пришлось потеснить уже имеющиеся припасы.
— Олег Васильевич, здравствуйте, — отозвался Лоботрясов. — Спасибо, что навестили… А еще, можно вам кое-что сказать? Не очень приятное, правда.
— Говорите, не стесняйтесь, — предложил я, слегка удивившись. Понимаю, что парень не особо доволен. Хотел устроиться на хорошую работу, а вместо этого попал под пулю. Но тут уж моей вины нет. Специфика службы, скажем так.
— Гад ты, товарищ Кустов. А еще — гад и сволочь.
Ну ни хрена себе! Что ж, сильно обижаться на экс-поручика не стану, спишу на его ранение.
— Гад, да еще и сволочь, — хмыкнул я. — Что ж, коли вы так считаете, то после выздоровления и выписки из госпиталя, я вас на службе держать не стану. Получите выходное пособие, компенсацию за ранение и, до свидания. Если собираетесь вернуться в Россию, справку от торгпредства я вам выпишу. Этой справки с моей подписью хватит до Латвии, а там явитесь в наше посольство, вам выпишут новый документ. Через границу переберетесь, вот вам и родина.
Решив, что разговор окончен, я встал.
— Олег Васильевич, подождите, — ухватил меня раненый за полу пиджака. — А почему вы меня увольняете?
— А что с вами прикажете делать? — удивился я. — Вы сами высказали о своем начальнике, то, что вы думаете. А какой же начальник станет такое терпеть? Понимаю, что вы недовольны, вас ранили, но вы знали, куда устраиваетесь на работу. Так что, лучше отцепитесь от моего пиджака — у меня больше одежды не осталось.
— Олег Васильевич, вы меня не поняли. Вы гад и сволочь в другом значении. Не как начальник — начальник вы неплохой, и как человек вы мне нравитесь.
— Владимир, ты толком поясни, — перешел я на ты. — Либо я неплохой человек, либо сволочь. Меня и сволочью называли, и гадом, и неплохим человеком. Но всегда по отдельности. А чтобы все сразу, так еще меня ни разу не было.
— Ладно, товарищ начальник, как на духу. Меня Машенька Семеновская навещала, — мрачно сказал раненый.
— А, так это она вам передачку и принесла!
Что-то никак не подумал, что мадмуазель Семенцова- Семеновская озаботится о здоровье своего поклонника.
— Она и принесла. Принесла, а еще и поцеловала. Сказала — мол, ты молодец!
— Ну вот, Мария тебе передачку принесла, похвалила, поцеловала, а я гад и сволочь? — продолжал недоумевать я.
— Поцеловала, а потом сказала — мол, спасибо, что ты самого лучшего человека в мире спас.
Глава 21
Набережная д’Орсе
— Ясно, — вздохнул я, поднимаясь с места. Посмотрев на раненого поручика, сказал: — Что же, выздоравливайте, товарищ Лоботрясов, а там решайте — будете вы в торгпредстве работать или нет. Машину уже в ремонт отдали, если вам интересно. А со своими сердечными делами сами разбирайтесь. Я здесь вам ничем помочь не могу. На всякий случай напомню, что я женат, а что там считает мадмуазель Семеновская — это ее дело.
Я, было, направился к выходу, как услышал:
— Вино свое заберите. И фрукты тоже.
Боится, что я его отравлю? Но переспрашивать не стал, а только ухватил бутылку и попытался рассовать по карманам яблоки. Разумеется, не получилось. Пришлось пару штук нести в руках. И куда я это добро дену? А, придумал.
Выйдя в коридор обнаружил, что Елисей уже вовсю болтает с ажаном. Французский у бывшего легионера, пожалуй, даже получше, чем у меня, хотя парень, скорее всего, не имел наставников, вроде моей Натальи. Мне даже стало немного завидно. Но с другой стороны, Коновалов здесь и живет подольше.
Посмотрев на гостинцы, телохранитель удивленно спросил:
— А что, не понадобилось?
— Говорит, у него своего много, — соврал я. — А это добро лучше раненым товарищам отдать, что в палате напротив лежат. — Обратившись к полицейскому, я спросил: — Месье, вы позволите вручить подарок русским товарищам?
Полицейский нахмурился.
— У него команда — к раненым никого не пускать, — пояснил Елисей, словно бы я сам об этом не догадался. Странно только, что к нападавшей, скажем так, стороне, охрана приставлена, а к потерпевшей нет.
— Гийом во время войны в пехоте служил. Оказывается, он тоже в Майнце был, как и мы, — сообщил Елисей.
Ишь, а коли один город брали, так почитай, сослуживцы. Тогда точно уговорим.
— Мсье, я только отдам вино и фрукты. Могу передать подарки в вашем присутствии, — сказал я, кивая телохранителю, что бы тот взял бутылку. А когда рука освободилась, то она полезла в карман и вытащила… ух, хотел-то пару десяток, а вылезло пятьдесят франков.
Пятьдесят франков решили дело. Не бог весть какая сумма, но полиция всего мира зарабатывает мало. А я, вроде бы, ничего противоправного не собираюсь делать. Ну, отдам гостинец для раненого. И Елисей заговорил с полицейским, да так быстро, что я едва успевал понимать. Уговаривает.
— Мсье, у вас пять минут. И при открытых дверях, — буркнул полицейский, убирая бумажку и демонстративно положив руку на кобуру.
— Благодарю вас, мсье, — поблагодарил я ажана, забирая бутылку у Елисея. — Кто из них русские?
Но спросил просто так. В этой палате тоже лежало человек восемь, но «своих» я узнал. Один до сих пор без сознания, а у второго перевязано плечо. Тумбочка пустая.
— Никто до сих пор не навестил? — посетовал я. — Вот ведь, народ какой пошел. Как под пули послать — так это всегда, а винца для поправки принести — так тут шиш.
Подойдя к раненому, поставил бутылку на стол.
— Ты кто? — поинтересовался белогвардеец.
— А я тот человек, в которого ты стрелял, — сообщил я, вытаскивая яблоки из карманов. — Имена и фамилии можешь не называть, но скажи главное — на хрена?
— Все имена и фамилии уже в морге, сам узнаешь, — огрызнулся белогвардеец. — А капитан первого ранга Карнаух рядом лежит, подыхает. А на хрена стреляли — не твое собачье дело, краснопузый.
— Грубый ты, — вздохнул я. Улыбнувшись в сторону, чтобы показать ажану свое миролюбие, быстро сказал. — Скажешь правду — на кого охотились, чье имя тебе назвали, помогу выкарабкаться. Нет, отправишься на гильотину. Ты же никого не выдашь, ничего не расскажешь. Сам же сказал — все в морге. Но ты-то парень умный? Давай быстро. Скажешь — на кого и зачем, подскажу. Ты же не террорист, а идейный враг. К чему правду скрывать? Зачем вы решили убрать Кустова?
Про гильотину я малость загнул. Тут такое дело, что гильотины не будет. Но беляк-то об этом может и не знать. И не до благородства и фанаберий, если лежишь в больничке, а твой товарищ умирает. А тебе-то жить хочется. Да и тайна-то не бог весть какая.
А тут Елисей о чем-то спросил у полицейского. Молодец, понимает, что нужно еще потянуть время.
— Кустова решили убрать, потому что не должен краснопузый быть кавалером ордена Почетного легиона. Государи-императоры крест легиона носили, а тут какой-то красный торгаш.
Ух ты, прямо-таки гора с плеч. Убрать должны Кустова, а не Аксенова. И убивать меня решили какие-то монархисты.
— Ясно, — кивнул я. — Краснопузые
