— В общих чертах — да. Бездействовать я не мог, но зеркально вернуть — вполне. Дал шанс... Заметила бы Людка соль — выжила бы. Так честно.
— Сколько той старушке надо? — саркастически протянул Иванов.
— Мало, — не стал спорить Фёдор. — Но и соль применялась в разы слабее, чем она приносила. Я же заговаривать не умею, пропитывал от своего ошейника. Он совсем выдохся, даже меня практически не держит.
— Для того и куриц украл?
— А для чего же ещё? Обе сестры из Рахматово съехали. Приезжали изредка... постоянно караулить их я не мог — цепь всё же держала. О приезде Людмилы случайно узнал, когда в очередной раз к её родне наведался. Пришлось спешить, наследил. Тушки неподалёку выбросил. Надеялся, лесной хищник избавиться от них поможет. И плитку замыть не успел... С Зойкой — проще. Она своих загодя по телефону предупредила про то, что погостить собирается. Там только и разговоров в доме было о любимой маме да горячо обожаемой тёще. Тут уже полегче пошло. И кур спрятал получше, и птичек одалживал не в Игнатовке... Почему вам добровольно сдавался, объяснять?
Серёга отмахнулся.
— Цель выполнена, а гордость не позволяет от возмездия бегать... Ты зачем меня ложкой бил?
— А ты зачем пинался? — вопросом на вопрос ответил Фёдор. — Я никого не трогал, мирно соль собирал.
— В межплиточные швы для лучшего контакта с землёй засыпал?
— Сам знаешь... Сзади, по голове, для чего ударили? Я же не убегал.
Фрол Карпович заинтересованно напряг слух, намереваясь с оказией проверить подчинённых на соответствие занимаемым должностям.
— Ты — подозреваемый в совершении тяжкого преступления, — с прохладцей объяснил Иванов. — Вдруг у тебя нож в кармане припрятан?
По одобрительному покачиванию седой начальственной головы друзья догадались, что превентивная мера встречена с одобрением и пониманием.
— Я тоже хочу спросить, — Антон отогнул палец для важности сказанного. — Почему выбрит? У домовых, обычно, бороды в почёте.
— Привык, пока в библиотеке жил и с интеллигентными людьми знался. Охольские волосатых морд не терпели.
— Откуда обзавёлся столь богатым лексиконом?
— Из книг. Люблю читать на досуге.
— Ты покойного Геннадия именуешь Генкой. Есть причины к такому неуважению?
Допрашиваемый неопределённо повёл плечами.
— Он был нормальный человек. Но несуразный, — в памяти у Иванова всплыли бабки под магазином, давшие Гашкову точно такое определение. — Слишком наивный, слишком замкнутый, предпочитал придуманное настоящему. Таким до смерти прожил. Поэтому и Генка. По-своему, вечный мальчишка. Ему в детском саду бы, воспитателем работать. Детвора бы нём душа не чаяла, а он в трактористы подался.
— И последнее. Почему ты жил в библиотеке?
— Мать Геннадия квартировала в задних комнатах по месту работы. Всем удобнее. Правлению коммуны, а впоследствии и колхоза, не нужно отдельное жильё подбирать, а служебное помещение всегда убрано и под присмотром. За сторожевание доплачивали. Сущий пустяк, но копейка к копейке...
— У меня всё, — поставил точку Швец, выжидающе посматривая на Фрола Карповича.
Сергей помалкивал. Наступала развязка, и мешать руководству в принятии непростого решения — нарушение субординации с элементарной тактичностью.
***
Размышления затянулись на добрые полчаса. Всё это время инспекторы подпирали стены, а Фёдор сидел с невозмутимым, отрешённым выражением на физиономии. Будто не о нём ломал голову боярин, не его решалась судьба.
— Отпускаю тебя, — поднимаясь, вынес вердикт шеф. — Против естества не попрёшь. Верю, что ты не желал погибели. Верю, что отговаривал. Верю. В свой час за проступок ответишь, но не пред нами. Пред иным Судом.
Для друзей подобный приговор стал шоком. Для подсудимого, похоже, тоже.
— А если он врёт? — вскинулся Антон, активируя Печать. — Давайте его по всем правилам наизнанку вывернем!
Инициатива подчинённого вызвала горькую усмешку, промелькнувшую и исчезнувшую в боярской бороде.
— Глуп. Он не врёт. Себя слушать надобно. Себя, — правая рука легла на могучую грудь. — Приучайся вдогон к ушам сердцем чуять. Коль в нём нет зла, лучше всякого слуха поможет.
Витиеватое напутствие охладило пыл Швеца, а может, сработало намертво вколоченное правило о том, что слово начальника — последнее и обжалованию не подлежит. У Фрола Карповича — так точно.
На этом шеф, не прощаясь, исчез, оставив инспекторов один на один с амнистированным домовым.
***
— Предлагаю подымить на свежем воздухе, — после допроса Антона тянуло на открытое пространство, благо у курящего человека всегда найдётся повод свалить на улицу.
— Я — за, — уговаривать Иванова не пришлось. Сидящий Фёдор, особенно после резолюции начальника, навевал тоску и уныние. — Сам освободишься, или помочь?
Угрюмый домовой шевельнул ногами, и стяжки лопнули, словно состояли не из добротного пластика, а из гнилых ниток.
— Тоже выйду. Душно мне.
Прогонять его никто не стал. Как-никак, Фёдор в своём дворе, в своём праве.
На крыльце, отказавшись от предложенной Сергеем сигареты, последний из Гашковых, подобрался, шумно потянул носом воздух. Обвёл взглядом остатки забора и остановился на дальнем углу, строго потребовав:
— Выходите!
Инспекторы тоже уставились в этом направлении.
— Там две женщины, — прокомментировал домовой. — Одна обычная, другая... не пойму. Словно хищник дрессированный.
— Сам ты дрессированный! — возмущённо пискнули из давно не видевшей покоса травы. — Хам педальный!
Писк опознали оба инспектора.
— Машка?! — удивился Швец. — Ты как сюда добралась?
Травяные дебри шелохнулись, потом снова, однако в поле зрения по-прежнему оставалось пусто.
— Фрол Карпович ушёл? — пугливо поинтересовались из кустов голосом Ланы. — Мы от него прячемся.
— Ушёл. И можете дальше не скрываться. Вас заметили.
Трава заходила ходуном, выпуская подружек с несвойственными им хиханьками, писками и приглушёнными смешками.
Первой на проезжую часть выбралась кицунэ, следом букинистка в обнимку с термосом. По блестящим глазам, приятным улыбкам и репейнику на одежде инспекторы осознали: похмельные мероприятия слегка затянулись.
Причём восприятие этой новости у них разнилось кардинально. Если Серёга забавлялся над повторно загулявшими барышнями, то Швец откровенно на них злился, прозорливо ощущая пустоту в таре, из которой он планировал попробовать тот самый чаёк для страждущих.
— Вы как сюда попали? — глядя, как Машка путается в длинной юбке и балансирует, мечтая не упасть, полюбопытствовал инспектор.
— Прие...хали, — букинистка, контролируя новоиспечённую любительницу театров, умело поймала всё-таки споткнувшуюся домовую. — На попутке.
— А куда должны были ехать?
— Домой, — покладисто отозвалась кицунэ, возвращая равновесие и критично осматривая измазанный низ одежды. — Только мы не доехали. За вас переживали.
— Конечно, без таких помощниц нас и тараканы сожрут, не подавятся, — сарказма в голосе Антона хватило бы на целое философское учение о разочаровании в мечтах. — Тогда почему в кустах геройствуете, а не грудью на врага, в атаку?
— Маша Фрола Карповича учуяла, — давя икоту, призналась Лана, отпуская разобравшуюся с подолом кицунэ. — Мы, может, и слегка отдохнули своей компанией, но в круглых дур превратиться не успели... А это кто? — верхушка термоса указала в сторону молчаливо взиравшего на весь этот балаган Фёдора. — Домовой? Красавчик...
— Где?! Где?! — запрыгала на месте лисичка-полукровка, силясь разглядеть объект интереса подруги и ничего не видя из-за высокой травы.
— В пустом доме? — продолжала лезть не в своё дело букинистка. — Одинокий?
— У него и спроси, — отбрил излишне назойливую женщину инспектор. — Чего ты меня терроризируешь?
Переполненная жаждой познания Маша не выдержала, и по-детски припустила к калитке, чтобы увидеть, о ком речь. На удивление, не упала.
