Вместе с интервентами ушли и те белогвардейцы, которые совершили столько преступлений на территории нашей страны, что никак не могли рассчитывать на прощение. В основном колчаковцы. Но много ли их было? Мы с генерал-лейтенантом Советской Армии графом Игнатьевым Алексеем Алексеевичем удосужились подсчитать: из офицеров, числившихся по Генеральному штабу русской армии, а это ведь были самые образованные, самые деятельные офицеры, примерно 80 процентов признали Октябрьскую революцию и вместе с Верховным главнокомандующим русской армии Алексеем Алексеевичем Брусиловым пошли на службу в новые войска новой Советской Республики. Судьба их потом была различна, но само по себе примечательно: передовые люди России, в том числе и офицеры, пошли вместе с народом, доведенным до отчаяния, против власти предателей, торгашей, спекулянтов.
Непримиримые белогвардейцы, бандиты-каратели, бежавшие из России, многочисленные служащие и рабочие Китайско-Восточной железной дороги, осевшие вместе с семьями в Маньчжоу-Го, стали той средой, откуда китайская и, главным образом, японская разведка черпали свои кадры для тайной войны с Советским Союзом. Не счесть, сколько шпионов и диверсантов засылали самураи в нашу страну до конфликта на КВЖД и после него. Один только общеизвестный пограничник Карацупа вместе со своей не менее известной собакой Индус (после войны, дабы не обижать, что ли, наших индийских друзей, стали писать «пограничник Карацупа и его собака Ингус»), — так вот, один лишь этот умелый пограничник задержал такое количество нарушителей, которое исчисляется цифрой с двумя нулями.
Надо, однако, отдать должное и белогвардейцам, завербованным японской разведкой. Среди них были такие асы, которые много раз «гуляли» по нашему Дальнему Востоку, даже пересекали всю страну от Харбина, от Хабаровска, от Владивостока до Варшавы, до Праги и до Берлина. В наших особых органах имелась специальная служба по борьбе с дальневосточным «осиным гнездом». В своей исповеди я несколько раз упоминаю чекиста Петра Григорьевича Лопатина, который весной 1942 года ушел со своей группой из Москвы в глубокий вражеский тыл и весьма успешно действовал возле железнодорожной магистрали Минск-Борисов, выполняя не только разведывательно-диверсионные, но и военно-политические задания. Так вот, до войны Лопатин был скромным проводником международного вагона в поезде, курсировавшем от Китая до станции Негорелое, что немного западнее Минска: там проходила тогда наша западная граница. Участник раскрытия нескольких вражеских операций, он еще тогда, до войны, имел звание старшего лейтенанта. Не с бухты-барахты брались наши кадры.
К чему я все это? А к тому, что главную преграду в осуществлении своих паназиатских замыслов, в продвижении на запад вплоть до Урала, японские самураи видели в быстро растущем могуществе русской, теперь уже Красной Армии, в стремительно увеличивавшейся экономической, технической мощи Советского государства. Сталинского государства, как считали они, еще недавно разгромившие войска царской российской державы. Именно Сталин превращался для прагматичных японцев во врага номер один, как, к примеру, для Троцкого и троцкистов. Напрягши усилия, японцы могли бы разгромить в Маньчжурии и Корее партизанскую армию Ким Ир Сена. Способны были добиться успехов в борьбе с китайскими вождями Чаи Кайши и Мао Цзэдуном. Дипломатично-озорная песенка тогда бытовала:
На Дальнем Востоке акулаОхотой была занята.Злодейка акула дерзнулаНапасть на соседа-кита.«Сожру половину кита я,И буду, наверно, сыта яДенек или два, а затемЕще половину доем».Но слопать кита, как селедку,Акула никак не могла:Не лезет в акулью он глотку —Для этого глотка мала.
О величине глотки спорить не берусь, однако напомню о том, что за спиной корейского и китайского народов стояла не мифическая, а вполне реальная сила огромной России с ее неколебимым вождем Сталиным, о предъявлении которому каких-либо территориальных претензий даже помыслить было нельзя. Что оставалось самураям? Штыками испытать крепость новой России? Это они и попытались сделать на Хасане и на Халхин-Голе, получив и там, и там зубодробильные ответные удары. В полном соответствии с тогдашним нашим лозунгом: «Любой агрессор разобьет свой медный лоб о советский пограничный столб…» Другой вариант для японцев — найти возможность убрать Сталина. У нас, во всяком случае, такие поползновения коварных самураев со счета не сбрасывались.
Опасность конкретизировалась летом 1938 года, когда к японцам перебежал начальник Управления НКВД по Дальневосточному краю Г. Люшков. Это была большая неприятность для нас. Перебежчик унес за кордон много секретнейших сведений. Серьезное беспокойство в Москве вызвало то обстоятельство, что Люшков работал прежде в центральном аппарате особых органов, знал систему охраны государственных и партийных учреждений, высших политических деятелей, самого Сталина. Можно было не сомневаться, что такие сведения в полной мере будут использованы японской разведкой. А сбежал Люшков потому, что убоялся ответственности. При Ежове он был одним из руководителей НКВД на нижнем Дону, в Ростовской области и отличился там чрезмерным усердием. После того, как состоялся разговор Шолохова со Сталиным, подробно изложенный в этой книге, и Ежова сменил Берия, в Ростов, разобраться на месте, был послан молодой чекист Виктор Семенович Абакумов. Он и разобрался. Из 205 арестованных, содержавшихся, например, в Шахтинской тюрьме, было оправдано и отпущено 204 человека. Всего по области — 1570 человек.
Чувствуя за собой вину и предвидя расплату, Г. Люшков, переведенный к тому времени на Дальний Восток, при первой возможности переметнулся к японцам. И обрел доверие самураев, представив им важнейшие секретные сведения.
На Люшкова «нацелен» был один из наших агентов, действовавших на востоке. Он подписывал свои донесения именем Лео. Подробностей о нем я не знаю, могу лишь предположить, что он человек, в свое время пользовавшийся известностью в Германии, был близок к Гитлеру. После «ночи длинных ножей», когда фюрер расправился со своими недавними сторонниками, с боевиками Рема, он выступил с резкой критикой и оказался в тюрьме. Однако заслуги перед нацистской партией имел большие, да и родственники были высокопоставленные: его простили, но отправили подальше от Берлина — в Китай, советником Чан Кайши. Оставаясь убежденным нацистом он, затаив кровную обиду на Гитлера, начал сотрудничать с нашей разведкой, снабжая нас достоверной информацией по Германии и по Японии. В Москве он проходил под именем «Друг».
Так вот: этот наш друг Лео разыскал на территории Маньчжоу-Го перебежчика Люшкова и каким-то образом вошел с ним в контакт. Руководству НКВД стало известно, что перебежчик встречается и подолгу беседует с несколькими бывшими белогвардейцами — всегда в присутствии японского представителя. Наши аналитики в Москве обратили внимание на такие подробности: все белогвардейцы, посещавшие Люшкова, ненавидели советскую власть и способны были жизни свои положить в борьбе с ней. И еще: все эти белогвардейцы были либо выходцами с Кавказа, либо служили или воевали там. Речь явно шла о шпионской или диверсионной группе, готовившейся к выполнению какого-то единого задания. Но какого?
Завеса приоткрылась, когда Лео сообщил, что вся группа тайком переправлена в Турцию. На территории этой страны Лео работать не мог, но главное он сделал. Наши органы знали, откуда ждать «гостей». Была резко усилена охрана границы с Турцией, и без того, кстати, оберегавшаяся довольно надежно. Вскоре был задержан один незваный визитер, за ним другой, третий, четвертый… Переправлялись они через кордон поодиночке, в разных местах, разными способами, но все попадали в уготованные им западни и ловушки. Показания давали весьма неохотно, но постепенно нашим следователям удалось выяснить и общий замысел, и подробности большой операции, которую подготовила японская разведка.
Собравшись в районе Сочи, группа должна была дождаться, когда в лечебный павильон Мацесты прибудет Сталин, систематически принимавший там процедуры. По системе подземных коммуникаций, с которой детально познакомил террористов перебежчик Люшков, они намеревались проникнуть к месту лечения и расстрелять там Сталина и тех, кто окажется с ним, разрывными пулями. Тщательно разработанный план гарантировал надежность акции. Вполне возможно, что террористы осуществили бы свой замысел, если бы не наш нелегал на Востоке по имени Лео.
Предпринимали японцы и другие попытки физически устранить Сталина, но они по разным причинам срывались еще на подготовительной стадии. Самой коварной и опасной была, на мой взгляд, именно та попытка, о которой я рассказал.
