Этот предмет был самым обычным большим мужским носовым платком в бело-голубую клетку. Платок преступника!..
— Если глаза меня не обманывают, то это носовой платок, — осторожно сказала я.
— Чей?
— Не знаю. Я его вижу в первый раз, но предполагаю, что это тот самый носовой платок, который вы искали.
После моего жизнерадостного замечания на какой-то момент наступило совершенно нежизнерадостное молчание. Потом последовал еще вопрос:
— Когда вы в последний раз пользовались своей губной помадой?
— Не помню, но, по-видимому, это было довольно давно. Возможно, ранней весной, так как тогда я носила рыжую блузку, потому что среди моей одежды эта помада подходит только к ней.
— А случайно, не три дня тому назад?
— Нет, это исключено. Ту блузку я ношу, только когда холодно. И я не до такой степени сумасшедшая, чтобы в другое время так глупо краситься.
— Вы останетесь здесь. Прошу вас сесть там...
Еще более заинтересованная и немного обеспокоенная, я послушно уселась на указанное место. Прокурор явно избегал моего взгляда. В конференц-зал вызвали Алицию, что мне очень понравилось, потому как, наконец-то, я могла быть свидетелем чужих ответов на допросе. Алиция вошла, посмотрела на меня без всякого удивления и уселась в ожидании вопросов. Носовой платок убрали еще до ее прихода.
Прокурор начал беседу на тему о косметических средствах. Он показал Алиции помаду и спросил, кому она принадлежит. Алиция осмотрела помаду, помазала ею по руке и задумалась.
— Откуда я знаю? Идиотский цвет... Анка красится таким образом, но у нее, помада, по-моему, светлей. Моника исключается. Может быть, Ирена? — и неуверенно посмотрела на меня.
— Когда пани Ирена красилась ею в последний раз?
— Предпоследний, — поправила его Алиция. — Последний раз бывает перед самой смертью. Не помню, я не обращаю внимания на такую ерунду.
— Может быть, неделю назад?
— Может... — согласилась Алиция, а у меня холодная дрожь пробежала по спине.
— А может быть, месяц тому назад?
— Возможно, — так же согласно кивнула Алиция.
— А может быть, год? — в голосе прокурора появилась какая-то подозрительная любезность — Тоже возможно. Не знаю, для меня нет никакой разницы. У меня нет чувства времени.
— Алиция, сосредоточься, ради Бога! — простонала я из своего угла, охваченная еще большим беспокойством.
— Прошу не вмешиваться! — резко крикнул капитан.
— Ах, это нужно тебе?..
— Попробуйте точно вспомнить. Это очень важно, — в то же время сказал прокурор, совершенно игнорируя мое существование.
Алиция уставилась на стену и начала рыться в памяти.
— Уже знаю, — вскрикнула она неожиданно. — У меня это ассоциируется... Она использовала ее в большой массе.
Капитан посмотрел на нее ужасным взглядом, но прокурор не потерял терпения.
— А что это значит «в большой массе»? Была вся вымазана этой помадой?
— Нет, вся была одета в такой цвет. Да, это совершенно точно. С любой другой одеждой этот цвет страшно бы выпирал, а я никогда не замечала, чтобы у нее было какое-то несоответствие с цветами.
Я прониклась глубокой благодарностью к Алиции как за подтверждение правдивости моих слов, так и за этот комплимент.
— Ну так попытайтесь еще раз припомнить, когда это могло быть?
— Думаю, что довольно давно. Наверное, на ней тогда было что-то зимнее.
— Благодарим вас...
Следующей была Анка, которая категорически отказалась от каких-либо связей с моей помадой, в доказательство показав свою, которая и в самом деле была более светлого оттенка. У Моники цвет этой помады вызвал величайшее отвращение. Все женщины нашей мастерской, поочередно опрашиваемые, проявили явную недостаточность памяти в вопросах моего макияжа.
Отпустив последнюю сотрудницу бюро, мужчины, проводившие допрос, погрузились в молчание. Потом прокурор резким движением вытащил из ящика носовой платок и развернул его полностью.
— И тем не менее, может быть, вы нам скажете, откуда на этом платке взялось вот это!
С меня мгновенно слетел весь сон, и я перестала глупо и невинно удивляться. На бело-голубой клетке четко обозначились следы моей собственной ярко-красной помады!
Я сидела как соляной столб, уставившись в проклятый платок, и чувствовала, как мне одновременно становится и холодно и жарко, потому что я внезапно все вспомнила. Я знала, откуда там взялись эти следы, и, что хуже всего, знала также, кто убийца!..
Я, конечно, могла все рассказать. Могла также продолжать утверждать, что ничего не помню, могла сделать множество других вещей! Но я до такой степени поглупела, что мне не пришло в голову ничего другого, как только то, что я скорей удавлюсь, чем скажу правду!
Я молчала так долго, что они почувствовали, что я, предоставленная сама себе, буду молчать до скончания века. Прокурор холодным, официальным тоном повторил свой вопрос:
— Откуда на этом платке следы вашей помады?
— Не скажу, — ответила я неожиданно даже для самой себя.
— Что вы сказали?!
— Не скажу, — упрямо повторила я.
— Что значит — не скажете? Вы уже все вспомнили?
— Вспомнила. И заявляю вам, что больше ничего не скажу.
— Но почему?
— Потому что не скажу. Я отказываюсь давать показания!
На лицах представителей власти появились растерянность и явное удивление. Они смотрели на меня и друг на друга.
— Вы отдаете себе отчет в том, что это ставит вас в сложное положение? Это ваша помада, вы являетесь подозреваемой!
— Ну и пусты Мне все равно, я ничего не скажу!
— Нам придется вас задержать.
— Можете даже заковать меня в кандалы. Ничего не скажу раньше, чем предстану перед судом обвиненная в убийстве!
Капитан и прокурор выглядели так, как будто через минуту их хватит удар. Поручик смотрел на меня вытаращенными глазами. Честно говоря, я не была этим особенно удивлена. Видимо, они меньше всего ожидали, что я, безусловно невиновная, обладающая железным алиби, предлагающая им свою помощь, окажусь так явно замешана в этом убийстве. И это еще после тех двух вечеров, проведенных с прокурором!..
Я сидела сжавшись, расстроенная, злая и пыталась найти какой-нибудь выход. Если бы меня хотя бы на минуту выпустили из этого чертова конференц-зала! Я знала, кто является убийцей, и мне это ужасно не нравилось, потому что это был именно тот самый персонаж, которого я в самом начале идиотски придумала! Невозможно, чтобы до такой степени все совпало, это какая-то злая шутка, это просто свинство!.. Что они теперь будут делать?
Следственные власти, наконец, пришли в себя. Медленно, осторожно, дипломатично они стали склонять меня к ответам на их вопросы. Они объясняли, просили, предостерегали, прокурор смотрел на меня с упреком и горечью — ничего не помогло! Я уперлась. У меня были на это свои причины...
Наконец они махнули на меня рукой и снова начали вызывать женскую часть персонала нашей мастерской. Что касается мужчин, то, во-первых, они были некомпетентны в этих вопросах, а во-вторых, находились не в полном составе, так как Витек, Збышек, Рышард, Стефан, Каспер и Влодек еще раньше поехали в управление.
* * *
Первой снова была вызвана Алиция, которая все знала. Я сидела в своем углу в страшном напряжении и вглядывалась в нее безумным взглядом, не произнося ни единого слова.
Алиция осмотрела носовой платок с помадой. Она делала это долго, обстоятельно и молча. Я хорошо знаю Алицию, и мне было ясно, что она совершенно точно вспомнила происхождение этих следов. Потом она подняла голову и посмотрела на меня. Не знаю, что она прочитала на моем лице, но думаю, что обмена взглядами нам обеим было достаточно. И меня совершенно не интересовало, что об этом подумают следственные власти.
— Не знаю, — решительно сказала она после долгого молчания. — Не имею понятия.
Не было никаких сомнений в том, что они не поверили ей, и это, несомненно, утвердило их уверенность в моей виновности.
— А вы не думаете, пани, — любезно спросил капитан, — что владелица помады вытиралась этим платком?
— Не знаю. С тем же успехом можно предположить, что она писала помадой на стекле какие-нибудь стихи, а потом их стирала. Не знаю. По-моему, здесь ведется следствие и важными являются не предположения, а факты.
Анка и Моника были не опасны. Они ничего не знали, их тогда не было. Потом в конференц-зал вошла Веся.
Мне сделалось плохо от ее вида, потому что у меня не было никаких сомнений, что Веся расскажет им все, расскажет с огромной радостью и удовлетворением, если только вспомнит. Не дай Бог, чтобы она вспомнила!..
— Ну как же, — сказала Веся ядовито и с достоинством. — Ведь это Ядвига...
Мужчины, ведущие допрос, набросились на нее, как стервятники на падаль. Веся обиженным голосом давала им исчерпывающие объяснения, а я не могла уничтожить ее взглядом.
