— Ты успела попрощаться с Ханной? — пытаюсь спросить я.
Алексис и Ханна сразу поладили и сблизились за последние несколько недель, пока мы были в одной танцевальной группе. Может быть, она что-то расскажет о том, что случилось с Ханной?
— О да. Надеюсь, она скоро поправится, — вот и всё, что говорит Алексис.
Она не только выглядит по-другому, её острая, яркая индивидуальность и сардоническое чувство юмора, кажется, полностью сменились тем приторным голосом айдола, который я использую, чтобы казаться более симпатичной.
— Занятие вот-вот начнётся, — радостно сообщает она. — Нам пора спускаться.
— Я… э-э...
Я не хочу никуда с тобой идти.
— Вообще-то я жду Юджинию...
— Тогда увидимся там. Поторопись, ты же не хочешь опоздать.
Она поворачивается и проходит мимо меня по коридору, шелковистые волосы развеваются при движении, нижний край распущен идеальным полукругом, чётким, как будто нарисован циркулем.
В ту минуту, когда она полностью исчезает из виду, мной овладевает инстинктивное желание убежать, убраться как можно дальше от этого места. Вместо того чтобы спускаться в танцевальный зал, я думаю о том, чтобы выбежать в вестибюль, через парадные двери, через парковку и просто продолжать бежать, бежать, бежать…
Розовое пятно мелькает на краю моего периферийного зрения, и я успеваю повернуться и вижу то, что, я почти уверена, является розовыми волосами, исчезающими за углом. Горло сжимается, дыхание перехватывает. Фэй. Это была Фэй.
Но она же уехала несколько дней назад. Мы попрощались. Я помогла ей собрать вещи. Я видела, как она уезжает.
Или нет?
Я бегу за этим розовым пятном по коридору. Когда я поворачиваю за угол, то оказываюсь в боковом холле без окон.
В другом конце короткого коридора есть дверь. Она сделана из тёмного дерева и резко контрастирует с девственно белыми стенами. По всей поверхности нанесены символы и пиктограммы.
Где я раньше видела эту дверь?
Не давая себе возможности обернуться, я подхожу к ней и дёргаю за ручку.
Дверь широко распахивается, открывая тёмную нишу. Свет из коридора не проникает сквозь тени. Я ничего не вижу внутри.
— Фэй! Ты там? — окликаю я, делая несколько неуверенных шагов мимо дверного проёма.
Голос эхом отдаётся в ответ. Кажется, пространство простирается гораздо глубже, чем я ожидала. Я отваживаюсь сделать ещё несколько шагов.
— Не волнуйся, я иду за тобой...
Бах! Я подпрыгиваю — дверь тяжело захлопывается за мной, погружая в непроглядную тьму.
Я в панике вытягиваю руки, но не вижу даже своих пальцев. Я поворачиваюсь в дезориентирующем пространстве, пытаясь нащупать дверь.
Как раз в тот момент, когда я собираюсь открыть рот, чтобы позвать на помощь, что-то холодное обвивает мою лодыжку.
Пальцы. Рука. Она тянет меня назад.
Я отчаянно брыкаюсь, бросаясь всем телом вперёд, пока не ударяюсь о твёрдую деревянную поверхность двери. Я хватаюсь за ручку, но она не поворачивается — дверь заперта. Я бью кулаками в дверь, стучу и кричу. Изо рта не вырывается ни слова, только бессвязные, полные ужаса звуки.
В темноте пара рук ложится мне на плечи. Прямо за мной кто-то стоит и дышит мне в ухо. Я застываю на месте. Руки движутся вверх, пальцы ползут по шее. Они издают ужасный звук, скрип, похожий на скрежет раздробленных костей. Теперь руки на моём лице. Зазубренные ногти впиваются мне в кожу, царапая щёки.
Я всё кричу и кричу.
Дверь распахивается. Ослепляющий свет флуоресцентных ламп бьёт мне в глаза.
— Санни! Солнышко, успокойся!
Я едва замечаю, что кто-то зовёт меня по имени. Руки, ещё руки, пытающиеся удержать меня. Я брыкаюсь и яростно извиваюсь. Не прикасайтесь ко мне. Не прикасайтесь ко мне!
— Санди, это я!
Сквозь пелену слёз я наконец вижу лицо Кэнди.
— Кэнди?
— Что ты там делала? — требовательно спрашивает она.
Я оглядываюсь и вижу открытую дверь кладовки. На металлических полках стоят чистящие средства и картонные коробки.
— Мне показалось… я видела Фэй... и пошла за ней… я боялась, что... — хнычу я, обеими руками хватаясь за Кэнди и тряся её, будто могу выбить из неё правду. — Мне это не показалось, верно? Что за этой дверью, Кэнди? Скажи мне, что там!
Кэнди подходит ближе, понизив голос:
— Солнышко, послушай меня очень внимательно...
— Утреннее занятие вот-вот начнётся, девочки.
Кэнди резко замолкает. Я оборачиваюсь и вижу мисс Тао, идущую к нам, её сливово-красная улыбка красиво изгибается. Она подходит ко мне и пристально смотрит мне в глаза.
— С тобой всё в порядке, Санди, — говорит мне мисс Тао.
— Со мной всё в порядке, — повторяю я.
— Когда немного подвигаешься, тебе станет намного лучше, — говорит она.
— Я буду чувствовать себя намного лучше, — киваю я.
— Кэндис, проводи Санди. Пора на занятия.
Занятия. Правильно. Мне нужно идти на занятия. Вот зачем я здесь.
— Теперь я чувствую себя прекрасно, — говорю я Кэнди. — Пошли.
Мы следуем за мисс Тао вниз, присоединяемся к другим девушкам, которые одна за другой заходят в зал. Кэнди идёт рядом со мной, направляя меня, всю дорогу крепко держа меня за руку.
Глава 24. Наши дни
Дни сливаются воедино.
В студии мы изгибаемся и совершенствуем наши тела под безжалостную музыку, танцевальные связки теперь стали нашей второй натурой. Песня — это живое существо, проникающее под кожу, вытягивающее позвоночник, разгибающее конечности. Боль и чувство дискомфорта исчезли. Меня захватывает особая, всеобъемлющая сосредоточенность.
Часы пролетают незаметно.
Я постоянно напеваю музыку, мелодия срывается с губ непрерывным потоком, как выдох. Когда я не напеваю, ноги навязчиво выстукивают ритм, а руки барабанят по бёдрам.
Больше никаких тренировок по актёрскому мастерству и сценическому искусству. Мы танцуем весь день, с утра до ночи, без остановки. Но я совсем не устала, меня подпитывает неиссякаемая энергия, которая не даёт мне покоя.
Девушки вокруг меня тоже начинают казаться одинаковыми. Все сменили причёску и макияж, чтобы выглядеть единым целым. Блестящие глаза-блюдца подмигивают мне из-за каждого угла. Розовые губы округлились, лица выглядят острее, скулы стали более очерчены.
Кажется, ещё вчера мне нужно было сделать что-то важное.
Но сейчас ничто не кажется мне столь важным, как танцы.
— Вы все хорошо поработали, — мисс Тао наблюдает за нами с передней части зала. — Вы почти готовы к завтрашнему финалу.
Финал уже завтра?
Из ниоткуда ясность пронзает череп, словно нож для колки льда, и я перестаю двигаться, как неподвижный валун в потоке танцующих тел.
Какой сегодня день? Какая сейчас неделя?
Я лихорадочно оглядываю зал, как будто где-то висит календарь. Сколько я здесь нахожусь?
— Санди, что с тобой? — спрашивает кто-то справа.
Когда я в последний раз разговаривала с мамой?
— Почему ты остановилась? Ты устала? — спрашивает кто-то слева.
Я смотрю по сторонам на почти одинаковые лица. Я заставляю губы изобразить улыбку.
— Я в порядке, — заверяю я их.
Я не могу отличить их друг от друга или от остальных девушек, которые стоят позади.
Ночью я спешу по коридорам в компьютерный класс. Несмотря на то, что мама всегда держала меня на расстоянии вытянутой руки, в моменты кризиса я по-прежнему чувствую врождённое желание подбежать к ней и прижаться, как делала, когда пугающие карнавальные наряды привели меня в ужас во время первого Хэллоуина.
Я поднимаюсь по лестнице и обыскиваю второй этаж, сворачиваю за угол, прохожу мимо ряда административных кабинетов и пустых комнат для совещаний, а потом возвращаюсь к лестнице, прочесав весь этаж. Может быть, это всё-таки не на втором этаже? Я мотаю головой и спускаюсь обратно на первый этаж. Я прохожу его весь и сворачиваю в несколько коридоров, которые не входят в протоптанный ежедневный маршрут танцевального зала, раздевалок, столовой и репетиционных комнат.
