Потерев ветеринару уши и сунув под нос пузырек с нашатырем, Хохлов добился того, что бедняга очнулся. Почти… Потому что, привстав на колени, он вдруг широко перекрестился, хоть и слева направо, и забормотал:
— Domine Iesu, dimitte nobis debita nostra, salva nos ab igne inferiori, perdue in caelum omnes animas, praesertim eas, quae misericordiae tuae maxime indigent.
— Чего он бормочет? — не удержался Гусев.
— Молится. Наверное, решил, что оказался в аду.
— А-а, — с пониманием отнесся старлей. — Бывает. Особенно если выпито много, а закуска — так себе…
Услышав звуки чужой речи, ветеринар умолк, а потом тоже заговорил по-русски. Правда, с жутким малороссийским акцентом.
— Я еще сплю, или уже в России?
— Не волнуйтесь, Иосиф, — ответил ему по-немецки Хохлов. — Вы по-прежнему находитесь неподалеку от своего дома, на околице Дубовиц. Хоть и попали в плен к русским.
— Вам даже мое имя известно? — изумился тот.
— Нам все известно, — грозно ответил Хохлов. — Так что советую отвечать на вопросы предельно четко и откровенно. Если хотите сохранить свою жизнь.
— Да-да, конечно… Спрашивайте, — интенсивно закивал тот. — Я не нацист и никогда не любил фюрера. Вы можете себе представить, как трудно жить ветеринару, если хозяину запрещено бить скотину? А не приведи Господь, падеж какой в округе случится? Трудовой лагерь — это еще очень повезло.
— Откуда русский знаете?
— Я Академию ветеринарной медицины в Лемберге заканчивал. А там, в пригороде, и малороссов, и русинов хватало. Особенно среди официанток и горничных. Старая Австро-Венгерская империя большая… была. Ну и при поляках еще не все изменилось… Во всяком случае — паненки по-польски и по-немецки не все понимают. Помню, упадала за мной одна Маруся. Премилое создание, скажу я вам. В доме у графа Скшетушкого служила. Так она, вы не поверите…
— О паненках после… — остановил разговорившегося ветеринара Хохлов. — Объясните лучше, зачем вас в монастырь вызвали? Да еще так срочно?..
— Кошка оберштурмбанфюрера рожает, — предпринял попытку вскочить на ноги Иосиф, но был усажен обратно бдительным капитаном Пивоваренко. — Вы что?! Вы не понимаете! Я, наверно, и так опаздываю!.. И если с животным, не дай Бог, что-то случится, мне несдобровать. А то и всей родне. Тем более, я не немец, а всего лишь австриец.
— Не волнуйся, все будет нормально, — успокоил ветеринара Хохлов. — Не знаю, как решит командир — но то, что идти в монастырь тебе уже не придется, могу утверждать со всей уверенностью. А теперь не спеша и очень подробно расскажи все, что тебе известно, а следовательно, и мне надо знать — о кошке, ее хозяине и вообще, что там — за стенами монастыря?..
* * *
— Такая вот петрушка, командир, — закончил доклад Гусев.
— Ну что ж, — хмыкнул Корнеев. — Занятную историю он вам поведал. А сколько в ней правды?
— Считаешь, хитрит коновал? — удивился старлей.
— Мог бы угадывать, был бы гадалкой, — пожал плечами тот. — Если этот Иосиф тот, за кого себя выдает — один расклад, а если нет? Вот ты, к примеру, попадись врагам…
— Тьфу-тьфу-тьфу, — трижды сплюнул Гусев.
— Извини, — Корнеев оглянулся, а потом постучал себя по лбу. — Но все же. Стал бы с ходу правду выкладывать?
— Обижаешь, командир.
— Вот и я о том же. Где гарантия, что пленный нам дезу не лепит?
— Я — гарантия, — отозвался Хохлов, подползая ближе. — Не берусь судить о его должности и звании, товарищ майор, но что этот человек действительно ветеринар, могу подтвердить. Мы тут еще немножко побеседовали с ним о медицине. Так что не сомневайтесь. Я же и сам доктор, если помните.
— Ты уверен, Сергей Фомич?
— Да.
— Гляди, ошибка дорого может обойтись. Причем в первую очередь именно тебе. Да ты уже, наверно, и сам все понял?
— Конечно, понял, командир. Потому и тороплю. Иосиф говорил, что опаздывает, а оберштурмбанфюрер этого не любит. В общем, если идти — то немедленно. Каждая минута промедления только усилит подозрение фрицев.
— Не усилит, — усмехнулся Корнеев, кивая на опять уснувшего ветеринара. — Вы что, не видели, в каком он состоянии? А если еще чуток усугубить? Вот и объяснение любым задержкам. Пьяного-то сумеешь изобразить?
— Что я не русский? — возмутился военврач. — Попрошу без намеков, товарищ майор.
— Отставить пререкания. Сам говоришь: медлить опасно. А идти — действительно надо. Такой козырный случай нам никак упускать нельзя. Гусев, тащи сюда ветеринара.
— Не надо, командир, — остановил его Хохлов. — Все что можно, я уже выспросил.
— Точно?
— Да. Ну во-первых, Иосиф ничего не знает о тех фрицах, что прячутся за монастырскими стенами. Туда никого из местных не пропускали. Об интересующем нас оберштурмбанфюрере — тем более. Кроме того, что слышал от солдат в городке, будто бы он тут недавно появился. Недели две-три, не больше. Так что благословите, отче, и я пойду.
— А может, ловушка?..
— Да брось, Николай. Думаешь, СС специально подгадало с окотом к нашему прибытию? Думаю, тогда была бы причина более умная.
— Не понял тебя?
— Легче кошек плодятся только кролики, я имею в виду — из домашней живности. Так что в ловушку господин подполковник заманивал бы нас болезнью любимого жеребца или еще каким-то важным событием. А окот — это больше на глупую шутку смахивает. Кстати, Иосиф тоже так сперва подумал, когда ему позвонили из монастыря и позвали принимать роды у Марты. И собрался только после того, как за ним прислали вестового. Вот почему вдвойне поторопиться следует. А то — загнется кошка, и меня не как диверсанта шлепнут, а за саботаж. Обидно…
— Шутить изволишь?
— Какие уж тут шутки… — поднялся на ноги Хохлов и с удовольствием потянулся. — Все, пошел. Сможете, подстрахуйте. Нет — ждите. Постараюсь управиться по-быстрому. Если Марта согласится…
— Погоди.
— Командир, — врач наклонился и поднял саквояж ветеринара. — Ну что ты себя уговариваешь. Ничего лучшего мы все равно не придумаем, а время уходит. Да ты глянь на меня внимательнее? Это похоже на доблестного и неустрашимого русского диверсанта-разведчика?
Поскольку более нелепого сравнения и представить себе было невозможно, Корнеев непроизвольно улыбнулся.
— Вот. Что и требовалось доказать, — удовлетворенно кивнул Хохлов.
— Я не о том, — очень серьезно произнес Корнеев. — То, что мы затеваем — авантюра чистейшей воды. Шанс, что ты что-то увидишь и сможешь до рассвета вернуться, минимален. Мы не имеем права его упустить, но при этом всего лишь пользуемся случаем. А удача — капризная тетка. Поэтому, Сергей Фомич, если по какой-то причине ты не сможешь уйти до рассвета — не паникуй. Либо затаись в лесу и жди наступления, оно должно начаться в самые ближайшие дни. Либо — пробирайся за линию фронта самостоятельно. Только не тем же путем, а отойди километров десять в сторону.
— Я понял, — не менее серьезно ответил Хохлов. — Разрешите выполнять?
— Давай, Сергей. И ни пуха тебе…
— К черту… — Хохлов дернулся уходить, а потом посмотрел на безмятежно похрапывающего ветеринара. — А с ним что будет?
— Как говорится, по закону военного времени… — хмыкнул Гусев. — Нож под ребра, труп в реку. Не боись, доктор. Все сделаем, как надо.
— Командир, не убивайте? Он же не фриц. К тому же — доктор, а не солдат, хоть и ветеринар. А врачей теперь много понадобится.
— Связался черт с младенцем, — сплюнул Корнеев. — Один свечи бережет, второй — коновала жалеет. Таскать мы его с собой не можем, оставить — тоже. А если он очнется раньше времени и тревогу поднимет, когда ты еще в монастыре будешь?
— Да он в таком состоянии, что проспит до обеда. А проснется — ничего не вспомнит.
— Ладно… — недовольно проворчал Корнеев. — Придумаем что-нибудь.
— Да чего там думать, — усмехнулся Пивоваренко. — Прежде чем уходить, вольем в него еще одну дозу, тогда точно раньше времени не проснется.
— Спасибо…
— Эй, медицина, — окликнул его десантник. — Сам-то ты ничего не позабыл?
— Кажется, нет?
— Ну да. А хлебнуть на дорожку? Чтоб все путем и — для соответствующего запаха… — капитан протянул врачу фляжку.
— Вот, черт! — выругался Корнеев. — Даже я запамятовал. Спасибо, Олег.
— Спасибо, — поблагодарил Пивоваренко и Хохлов. Правда, не так искренне, поскольку он-то как раз и не позабыл об этом. И уже принял втихомолку. Для храбрости, так сказать. Но и от вторичного угощения отказываться не стал. Как сказал в шутку командир: он что — не русский?
— Ну все. Пошел я, парни. Пожелайте мне удачи, или как там у вас принято.
— Не пропадай…
— К черту… — уже не прислушиваясь к словам Корнеева, а потому невпопад ответил военврач. Повернулся, вышел на дорогу, и уже там, перейдя на немецкий язык, с пьяной путанностью и упрямством, довольно громко стал доказывать какой-то Ядвиге, что она сама во всем виновата, потому что…
