Зеленый. Изумрудно-зеленый. Сине-зеленый. Цвет новогодней елки. Благородно зеленый. Бархатно-зеленый. Я хорошо вижу оттенки зеленого мамиными глазами. Интересно, какими их увижу Я? Елки, они у каждого свои. Как, впрочем, и Новый год. Как и бархат. Как и благородство. Как и цвет. Вернее, его восприятие. Оно происходит через глазные нервные рецепторы и кору головного мозга. Особенности строения у каждого свои. Уникальная комбинация наследственности среды формирования и фенотипа. Абсолютного и единого зеленого нет. Сплошной субъективизм. Так ведь Я именно этого и хотело. Попробовать само. Увидеть свой цвет. Свой зеленый. Какой он будет. А как Я его опишу? Захочется ведь поделиться, передать впечатление. Рассказать маме. Надо, чтобы она еще и представила так, как Я рассказало и увидело. У нее же другой Новый год и елка. Но это потом. Мне бы увидеть для начала. Уже немного осталось!
Мы в Малахитовом зале Эрмитажа. Он нам всем нравится. Роскошно-золотой, если смотреть папиными глазами. Каменно-зеленый – если мамиными! Совмещаю точки зрения. Добавляю мысли окружающих. Малахит в позолоте. Золотая лепнина стен богато обрамляет зеленые колонны, камины, столы, вазы, прихотливо разрисованные уникальными, бесконечно и непредсказуемо извивающимися серыми линиями всевозможной толщины и оттенков. Единая серо-зеленая гамма, доступная только гению природы. Натуральная гармония узоров и тонов. Творение рук человеческих. Человеческих? По данным экскурсовода эта малахитовая красота не что иное, как мозаика, искусно сложенная из тончайших каменных пластин руками величайших мастеров. Искусных копировщиков, соперников природы. Каменных дел мастеров. Им-то точно была ведома сила малахита.
Мама считает, что свойства малахита были известны и царям, которые этот зал заказывали. Малахит с древних времен известен как мистический камень, используемый в метафизике. В частности, в качестве защиты против сил зла. Его сильнейшее свойство заключается в создании плотного барьера, защищающего энергию владельца. Он также вдохновляет и помогает начать действовать, воплощать желаемое в реальность. Помогает изменить жизнь. Если, конечно, хочется. Мне очень хочется. Родиться наконец. Он также способствует развитию интуиции и изобретательности. Ну, тут у меня все хорошо, а вот маме обязательно надо. Малахит исцеляет сердца и души, защищая психику. Чудесно. Это для всей нашей семьи самое что ни на есть необходимое. Иначе, боюсь, не дотянем до рождения, нарушимся. Каждому по малахиту на шею.
Мама не разделяет моей практичности. Она мыслит царскими категориями, представляя Екатерину откинувшейся на спинку обтянутого шелком кресла. Холеные белые руки возлежат на подлокотниках. Тихие переливы арфы. Плавно течет великосветский разговор. Полуприкрытые глаза царицы держат на прицеле каждого присутствующего. Они все здесь не случайно. И малахит не случайно. Им предстоит стать участниками революционных изменений, задуманных ею, Екатериной Великой. Давно задуманных. Правильный момент наступил. Время действий. Зеленый камень ее Малахитового зала защитит от сил зла и поможет начать изменения, вдохновив исполнителей ее царской воли на решительные действия. Она все видит, все продумала, все знает. Она впишет свое имя в историю цивилизации. Она – лучшая. Лучшая среди окружающих. Мне не терпится посмотреть на этих окружающих, но мама теряет нить повествования. Пусто. Черно. Вспышка. Ослепительное сияние.
Увлеченные мечтами и сказками, мы не заметили, как, пробежав один из величайших музеев мира, оказались перед дверью. Дверь находится в мрачном подземелье. Она скрывает проход через трехметровую кирпичную стену. Трехметровую в ширину! Или глубину? Не важно. Главное – ужасно толстую. И дверь такая же необъемная и неподъемная. Из кованого чугуна с витиеватыми заклепками. Похоже на крышку старинного русского сундука, только поставленного на попа. И очень толстая. Мама уверена, что открывать придется всей группой. А из щели между дверью и каменным полом бьет в глаза слепящее сияние. Только бы получилось открыть. Так нестерпимо хочется заглянуть. Маме. А папе? Папа не видит препятствий. Он видит железную дверь в конце коридора одного из хранилищ музея. Гид подходит к стене и нажимает на кнопки кодового замка. Мы перед многопудовыми вратами в сокровищницу русских царей. Вратами маминого вожделения. И они перед нами открываются.
С этой минуты гормональный цунами несет безвольных маму и меня сквозь историю человечества, выписанную ювелирными украшениями. Вот утонченные греки уложили витиеватым узором золотые нити в широкое колье. Похоже на воротник, вышитый шелком столь плотно, что и материала не видно. Дикие и непокорные варяги скрутили золотые пластины в серьги-кокон, но вместо зарождающейся бабочки из них вылупляются кровавые рубины. Властные скифы небрежно заковали изумруды и сапфиры величиной с грецкий орех в угловатые кольца. Затейливые французские мастера увековечили букеты цветов в жемчугах и аметистах, оправленных в золотые листья. Искусники Фаберже и… звезды. Это вспыхивают всеми цветами радуги бриллианты. Фиолетовый, желтый, зеленый… Я словно снова в лучах жгучего солнца. Только если солнце слепит, то этот свет ослепляет.
Мои глаза открыты, но Я ничего не вижу. Еще мгновение назад видело, а теперь нет. Я знаю, что даже после рождения буду сперва видеть лишь на расстоянии двадцати сантиметров. Могу поклясться, что Я видело все эти прелести. Перед моими разлепившимися наконец-то веками свет сменяет темноту, и наоборот. Это Я смотрю через прозрачный мамин живот и отворачиваюсь. За его пределами горят бриллианты. Значит, все-таки не видело. Эх, впечатлительные мы с мамой. Творческие натуры. Нам только дай волю! И мама себе дает. Полную. И я за ней. Драгоценные камни складываются в сверкающую радугу. Сапфиры, топазы, изумруды, бриллианты и рубины. Мы с мамой жмуримся от ослепительного сияния и наслаждения. Мы уже готовы ступить на нее, как на мостик, но внезапно она осыпается белым песком к нашим ногам. Шелест ветра перерастает в гул. Нарастающий и устрашающий. На песок набегают пенные волны. Это кровь жертв драгоценных камней. Виновных и безвинных. Души погубленных жадностью, скупостью, завистью протягивают руки, моля о спасении. Но помощи нет, и они бесследно исчезают, несомые безжалостным пенно-багровым потоком. Видения исчезают. Перед моими глазами чернота. Или это перед мамиными?
– Ой! Падает! Да она беременная! Врача скорее!
– Несите аккуратно. Срочно нужен кислород.
– Обморок. Разойдитесь, товарищи! Больной необходим приток кислорода.
– Доктор, как хорошо, что вы рядом! Что со мной?
– Духота привела к кислородному голоданию. Будем надеяться, что это не гипоксия.
– Зря я ожерелье бирюзовое не надела. Оберег! Доктор, а как определить?
– Вам чего сейчас больше всего хочется?
– Мяса с кровью.
– Признак гипоксии. Есть заболевания сердечно-сосудистой системы или легких?
– Нет.
– Ваш гинеколог упоминал неправильное развитие плацентарного кровообращения?
– Нет.
– Это хорошо, значит, нет причин для гипоксии. Как ведет себя малыш?
Прыгаю и хлопаю в ладоши! Ура! У нас все хорошо!
– Чрезмерная активность плода – один из признаков гипоксии. Своими активными движениями ребенок, возможно, нарабатывает недополучаемый кислород.
– Ну, вот уже затих. Все в порядке, доктор?
– Сейчас послушаем. Сердце малыша бьется. Есть небольшая аритмийка.
– Боже мой! Что же делать?
Нам с мамой опять не хватает кислорода. Мне не хочется двигаться, но зверски хочется печенки. Сердце бьется неровно, ритм нарушается. Это аритмия. Она меня погубит! Испуганный доктор, заикаясь, объясняет, что аритмия моя вероятнее всего временная. Как только сердечко мое «созреет» окончательно, аритмия пройдет. Из его мыслей, которыми он с остальными не делится, во избежание паники, Я узнаю, что один из основных рисков при рождении шестимесячных младенцев – необходимость скоростной адаптации к окружающей среде. Спешка в природном процессе разрушает. В отчаянной попытке предотвратить выкидыш доктор даже решается оклеветать свой стетоскоп. Приписывает послышавшуюся аритмию несовершенству прослушивающего устройства. Панику сменяет смех облегчения. Юмор – лучший доктор. При отсутствии камней. Это уже мама. Настойчивая!
Мне двадцать пять недель. Я ростом тридцать четыре сантиметра и вешу почти килограмм. Из простого сгустка клеток я перехожу в третий и самый ответственный период внутриутробного развития. У меня работают все основные системы органов, но все недоразвиты. А мозг и зрение вообще будут развиваться еще и после рождения. Я регулярно напоминаю себе, что спешка приводит к разрушению недоразвитых органов и недозрелого мозга. Зато веки разлепились уже сейчас, и карий цвет моих глаз останется неизменен. К великому разочарованию, даже открыв глаза, Я так и не получило окончательный доступ в мир ощущений. Ясности не прибавилось. Зато появилась еще одна мотивация. Увидеть бриллианты вот этими самыми глазами. Наяву!
