— Sono i miei ultimi piastri, — сказал он и вывернул карманы, показывая тем самым, что обменял на наши фунты последний египетский пиастр. Нигде нельзя было приобрести египетской валюты, а поезд отходил через полчаса.
— Если бы вы остались до завтра, то я обменял бы вам сколько угодно, — сказал Джерби Адзизи, указывая на стадо скота. — После обеда я продам все это и у меня будет достаточно пиастров…
Попробовали договориться с кондуктором поезда, начальником станции, машинистом, полицейским, диспетчером. Никто не хотел брать английские фунты.
— Отдадим вам все пиастры, которые у нас есть, и оставим в залог фунты. На вокзале в Александрии, наверное, есть контора по обмену валюты, — уговаривали мы египтян.
Однако все наши усилия были тщетны. Только за минуту до отхода кондуктор поезда; наконец, смилостивился, разумеется за порядочный бакшиш. Чемоданы перенесли в вагон и на всякий случай посадили около них солдата с ружьем, чтобы мы не сбежали по дороге…
Поезд покачивало из стороны в сторону. По открытым вагонам непрерывно ходили египтяне в длинных галабеях,[29] перекликаясь из разных вагонов. Неожиданно с открытой площадки полетели мешки, котомки и тюки. Мы подумали было, что происходит драка, но оказалось, что багаж выбрасывали египтяне, не желавшие утруждать себя доставкой его от отдаленных станций к своим домам, разбросанным вдоль железнодорожного пути.
В нескольких километрах от Александрии характер местности изменился, как по мановению волшебного жезла. Без всякого перехода исчезла пустыня, и ландшафтом завладела сочная зелень. Поезд въезжал в плодородную дельту Нила. Сразу стало ясно, откуда берутся вошедшие в поговорку богатства Египта. Бесплодная пустыня занимает 96,5 процента территории этой большой страны. Казалось бы, такое соотношение между пустыней и плодородными землями должно было привести к постепенному вымиранию населения. Однако столетиями и тысячелетиями живут феллахи на одной и той же полоске земли вдоль Нила, и семьи их растут. На каждом квадратном километре земли между рукавами реки, которая несет жизнь из озера Виктория, со склонов гор Эфиопии и с бесконечных равнин Судана и Верхнего Египта, умещается 5200 жителей.
Необозримые поля кукурузы и хлопчатника. Финиковые пальмы. Рисовые поля. Гектары насаждений земляного ореха. Фруктовые сады. Банановые рощи. Земля, разделенная на маленькие квадратные поля. Мы увидели оборванных детей, вращающих ручку длинного деревянного барабана, опущенного одним концом в оросительный канал. Винтообразной спиралью поступает внутрь барабана вода, чтобы вылиться за невысокие глиняные насыпи и дать жизнь маленьким квадратикам земли. И тут же рядом на высоком берегу феллах черпал живительную влагу для обрабатываемых им участков земли примитивным журавлем — шадуфом — точно так же, как это делали его праотцы, которые должны были кормить строителей пирамид…
Между сплетениями каналов и лентами железных и шоссейных дорог вдруг с невероятной быстротой стали вырастать глинобитные дома с характерными плетнями из тростника и кучами вонючих отбросов. Предместье Александрии. Неожиданно нашим взорам открылись современные многоэтажные дома. Рядом с электрическими проводами висят гроздья дозревающих бананов, наполовину скрытые гигантскими зелеными листьями. Здесь дорожат каждым квадратным метром земли, так что бананы перебрались в самый центр Александрии. Но оттуда их скоро вытеснит строительная горячка. Находясь рядом с железобетонными наслоениями этажей, они создают такое же необычное для XX века сочетание, как и тяжелые двухколесные повозки, запряженные буйволами, рядом с современными пульмановскими автокарами, которые ежедневно со скоростью до 90 километров в час проносятся в обоих направлениях между Александрией и Каиром.
Город с крупнейшим морским портом Африки
Тысячи лет назад в древнем Египте обелиски с позолоченными шпилями встречали первые лучи восходящего бога Ра, а на склоне дня приносили к ногам фараонов его последние приветствия.
Сегодня гостя Александрии встречают не золотые шпили обелисков, а неоновые рекламы, которые брызжут светом с высоты двенадцатиэтажных зданий великолепной набережной Корниш. С последними лучами солнца начинают появляться на небе рекламы на арабском, английском и французском языках. Они гаснут поздно, уже в утренние часы, ибо Восток живет и ночью. Огромная реклама напитка, который, как половодье, залил весь Египет, — неоновая бутылка кока-кола — сияет в темноте ночи: выразительный предвестник Америки в стране пирамид.
На каждом углу можно увидеть красные киоски, торгующие этим напитком, который появился в Египте во время последней войны вместе с английскими и новозеландскими солдатами и американскими предпринимателями, выполнявшими тогда функции организаторов разведывательной службы. Продавцы этого универсального коричневого напитка протискиваются между пешеходами с жестяными ведрами, полными бутылок и льда, жонглируя запотевшими стаканами. На подножках переполненных трамваев висят египетские мальчишки в длинных галабеях и выкрикивают свое бесконечное «кука-кулааа…». Они постепенно вытесняют с улиц египетских продавцов местного лимонада и пива, получая за целый день труда лишь несколько жалких пиастров. Между тем американские акционеры вместе с крупными промышленниками удовлетворенно потирают руки, ибо Египет был первой страной на африканском континенте, куда проникла их «кока-колонизация», после того как она прочно обосновалась на четырех остальных материках земного шара.
Облик Александрии напоминает Нептуна, владыку морей. Порт живет шумной, вечно беспокойной и торопливой жизнью, составляющей несколько странный контраст с невозмутимым спокойствием, царящим за его воротами. Александрия — это самый оживленный порт Африки. У его причалов можно увидеть пеструю картину: флаги всех стран мира, представителей всех рас и самые разнообразные товары. Высокая плата за хранение грузов на складах и еще более высокие неустойки за задержку и простой — вот та невидимая дирижерская палочка, которая регулирует быстрый ритм портового муравейника.
Днем и ночью прибывают сюда все новые и новые суда: американские — с грузом машинного оборудования, чилийские — с селитрой, польские — за хлопком. Гигантские подъемные краны разгружают из трюма одного из судов сорокатонные пассажирские вагоны, которые всего за несколько недель до этого отбивали монотонный ритм по рельсам, увозившим их от родного завода к какому-нибудь из английских портов. Стенки их еще пахнут свежей краской. А рядом портовые рабочие осторожно освобождают из объятий крановых цепей огромные плиты итальянского мрамора, которые через некоторое время заблестят на одном из александрийских или каирских бульваров.
