Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аспирантов, всерьез помышляющих о защите диссертации, Сергей Николаевич привлекал в качестве подсобной рабочей силы для различных своих нужд: уничтожения (в печке, путем сжигания) устаревших документов, подготовке и дежурству на очередных заседаниях Ученого совета. Функции дежурного на заседании Ученого совета сводились к отметкам в специальном списке всех присутствующих и приглашенных, но, выполнив эти обязанности, дежурный затем получал возможность присутствовать на самом заседании и набираться там ума-разума, необходимого ему для подготовки к собственной защите. Несколько раз таким дежурным приходилось быть и мне, и одно дежурство было достаточно интересным.
Накануне Сергей Николаевич предупредил меня, что защищаться будет очень важный человек. Обычно на одном заседании совета рассматривают две кандидатские диссертации, а здесь – только одна. Тщательно проинструктировав, Сергей Николаевич еще раз подчеркнул особую важность завтрашнего заседания.
На следующий день, как и положено, в 8 утра, я уже был на своем боевом посту около аудитории, в которой проходили заседания совета. Почти сразу же в аудиторию зашел действительно большой человек с плакатами в руках, которые стал развешивать на доске, вместо того, чтобы, по традиции, исписывать ее мелом, дрожа от волнения. Интуитивно было ясно, что это и есть тот самый важный соискатель, я даже не просил его представиться.
Но примерно через полчаса к аудитории подошел еще один человек, почти такой же большой (нет, все же чуть поменьше), но уже безо всяких плакатов.
– Вы на защиту?
– Да.
– Разрешите, я отмечу Вас в списке.
– Да это я сам и защищаюсь!
– А кто же тогда плакаты развешивал?
– Это Васька Сернов.
Оглядев хозяйским взглядом доску с развешенными на ней плакатами, соискатель милостиво предложил своему подручному
– Ну что, пойдем, покурим!
Стоит ли говорить, что «черных шаров» на этой защите не было, а с мест раздавались только хвалебные замечания по адресу соискателя, возмущение его скромностью («это материалы для докторской диссертации, а не кандидатской»), предложения выдвинуть ее на Государственную премию. Лишь один оппонент, подойдя к развешенным плакатам, отважился на некоторую завуалированную критику:
– Здесь были приведены очень интересные и убедительные результаты. Я бы отметил только одно: результаты первой главы были получены в 50-х годах, второй – в 60-х, третьей – в 70-х. Но это не значит, что они устарели, наоборот, прошли хорошую практическую апробацию.
Соискатель был, насколько мне сейчас не изменяет память, одним из советников зампреда КГБ. Биография боевая – до конца 40-х годов – истинный чекист, оперативник, а затем подался в криптографию. И вот стал, наконец, долгожданным кандидатом технических наук!
Но перед своей собственной защитой я все же сильно волновался. Как отнесется Ученый совет к такому сравнительно молодому (28 лет) соискателю, когда многие другие соискатели годами мучаются с диссертацией? Как, наконец, отнесется ко мне такой член Ученого совета, как Вадим Евдокимович Степанов, который перед моим уходом в очную аспирантуру предсказывал, что мне вряд ли удастся там защититься? Что скажут оппоненты?
Но все страхи оказались напрасными. Защита диссертации прошла успешно, никто не мог ничего сказать против логарифмических подстановок и метода кратной транзитивности для анализа шифров типа «Ангстрем-3». Многие вопросы, связанные с шифрами на новой элементной базе, прояснились. Подстановку П в шифрах типа «Ангстрем-3» нужно ставить до, а не после операции сложения с ключевыми знаками входного слова – в этом случае не будет того катастрофического упрощения уравнений зашифрования/расшифрования, которое привело к краху «Ангстрема-3» при Т=16. Точек съема с основного регистра надо выбирать не три, а четыре, а функцию усложнения использовать не х1+х2+х8, а х1-х2-х7+х8. Длину же Т, при которой практически перестают работать методы, основанные на 2-транзитивности, следует выбирать порядка 40.
«После защиты диссертации устраивай банкет» – гласит одно из основных неписаных (хотя в нашей аспирантской стенгазете оно было прописано явно) правил. А как же начавшаяся недавно удалая антиалкогольная кампания, с ее «обществами трезвости» и «безалкогольными свадьбами»? Несколько слушателей 4 факультета, ради прикола, решили в общежитии «отметить» выход в свет антиалкогольного Указа Горбачева-Лигачева. Ребята явно не отдавали себе отчета в том, на какой риск они идут, ведь общежитие – общее, они жили там вместе с «истинными» чекистами. Их моментально заложили и уже на следующий день в 24 часа все были отчислены с факультета.
Этот Указ был опубликован в газетах сразу после 9 мая 1985 года и вступал в силу с 1 июня, т.е. с этого времени партия приказывала всем коммунистам «завязать». Но в мае, до 1 июня, этот партийный приказ еще не вступил в силу, хотя на желающих 30 мая, в день моей защиты, принять участие в «небезалкогольном» банкете по этому случаю уже тогда, заранее, могли посмотреть слишком трезвым взглядом. По крайней мере, примерно такие разъяснения я услышал от начальника кафедры криптографии. Но все же большинство моих аспирантских знакомых и друзей, с которыми довелось нести боевую службу все эти три аспирантских года, от вступления в общество трезвости воздержались. Доктора и кандидаты криптографических наук, как революционеры-подпольщики тайно собираются у меня на квартире в тесной комнатушке. На маевку. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Глава 6. IBM PC XT
Все, цель достигнута, пора осмотреться и подумать, что же дальше. Высшая школа КГБ мне нравилась, несмотря на все изменения, произошедшие в ней за последние годы. Ведь не начальники определяют ее лицо, а слушатели, те ребята, ради которых она и существует. Отбор идет очень строгий, поэтому коллектив подбирается, как правило, очень сильный. С такими ребятами интересно общаться, читать им лекции, спорить, состязаться в остроумии и смекалке, да и примеры прекрасных преподавателей перед глазами. Это не то, что в Теоретическом отделе, доказывай абстрактные теоремы с 9 до 6 вечера, быстро превращаясь в закостеневшего чинушу, думающего только о карьере. Возможность сравнивать была, почти по три года я пробыл в отделе у Степанова и в Высшей школе, и вывод однозначный: вся обстановка, отношения между людьми, характер преподавательской работы на 4 факультете для меня предпочтительнее, чем в 8 управлении КГБ. Кафедра криптографии готова была взять меня после окончания аспирантуры на преподавательскую работу…
– Назад!
Я был офицером, который безоговорочно обязан подчиняться приказам. Но можно приказать солдату рыть траншею, а как приказать математику придумывать и доказывать теоремы? Разве применим приказ, грубый нажим, граничащий с насилием, там, где речь идет о творческой работе, о поисках новых нетривиальных методов, о нестандартных подходах? Не будет ли в таком случае обратного результата?
И этот приказ исходил от Степанова, умнейшего человека, которого я очень уважал, как ученого. Но он был еще и жестким человеком. Хорошо это или плохо – вопрос спорный, может быть в каких-то ситуациях жесткость администратора и необходима, но в данном случае он затащил меня назад, к себе в отдел даже не спросив моего мнения, с помощью грубой силы приказа, как отступника от идеи «патриотизма к отделу», как диссидента, которого надо наказать, чтобы другим неповадно было. Это – стиль работы, на который наложила свои отпечатки вся история ВЧК-КГБ. Не хочешь – заставим: хоть канаву копать, хоть теоремы доказывать, при Сталине многие так работали. Была ли в таком приказе какая-то производственная необходимость? Вот уж вряд ли! Это, скорее, был результат каких-то внутриотдельских интриг, желание мелких начальничков, рангом пониже Степанова, не упустить случая и проучить строптивого молодого человека, не пожелавшего делать себе карьеру «как все», показать ему «истинные ценности», преподать наглядный урок на тему «Машина и винтики». Но Степанов был начальником отдела, командиром, администратором, без его собственного мнения такой приказ никогда бы не появился. И он поддерживал идею безоговорочного «патриотизма к отделу», помимо мелких начальничков он и сам приложил свою руку к тому, чтобы насильно затащить меня обратно и как следует проучить за строптивость. Не хочет винтик вворачиваться – советский слесарь по нему кувалдой!