– Она достанется тому ребенку, на которого ты укажешь.
Эти слова застали Кузнеца врасплох, и ответил он не сразу.
– Ну… – нерешительно произнес он наконец. – Не знаю, что ты подумаешь о моем выборе… Полагаю, у тебя мало причин любить семейство Ноксов, но я бы выбрал его правнука, Тима, из тех Ноксов, которые живут в Таунсенде. Он как раз приглашен на праздник. Ноксы из Таунсенда – они совсем другие.
– Я заметил это, – согласился Альв. – У мальчика мудрая мать.
– Да, сестра моей Нелли. Но я люблю маленького Тима не только потому, что он мой родственник. Хотя я бы не смог объяснить, почему выбрал именно его.
– С тобою было то же самое, – улыбнулся Альв. – Но я согласен. На самом деле я и сам выбрал Тима.
– Тогда почему ты спрашивал о моем выборе?
– Так хотела Королева. Если бы ты выбрал другого малыша, я уступил бы тебе.
Кузнец пристально посмотрел на Альва. Потом вдруг низко поклонился.
– Наконец-то я все понял, государь, – сказал он. – Вы оказали нам огромную честь.
– И вознагражден сполна, – ответил Альв. – А теперь ступай с миром.
Когда Кузнец добрался до своего дома, что находился на западной окраине селения, то увидел своего сына на пороге кузни. Он только что запер кузню, завершив дневную работу, и теперь стоял, глядя на белую дорогу, по которой его отец обычно возвращался из странствий. Заслышав знакомые шаги, сын удивленно обернулся и увидел, что отец подходит со стороны селения. Нед бросился навстречу отцу и с любовью обнял его.
– Я ждал тебя еще со вчерашнего дня, папа, – сказал он. Потом Нед взглянул в лицо отцу и встревоженно воскликнул: – Какой у тебя усталый вид! Должно быть, ты проделал долгий путь?
– Да, сынок, очень долгий. От Восхода до Заката.
Они вместе вошли в дом. Там было темно, если не считать огня, пляшущего в очаге. Нед зажег свечи, и некоторое время они молча сидели у камина. Кузнецом овладели усталость и чувство тяжелой утраты. В конце концов он огляделся по сторонам, словно приходя в себя, и спросил:
– А почему мы одни?
Сын недоуменно посмотрел на него.
– Как почему? Мама сейчас в Малом Вуттоне, у Нэн. Ее парнишке исполняется два года. Они надеялись, что ты тоже там будешь.
– Ах, да… Я должен был туда попасть. Я и хотел, Нед, но меня задержали. А потом мне нужно было подумать об очень серьезных вещах, и все остальное на время вылетело у меня из головы. Но я не забыл о маленьком Тиме.
Кузнец запустил руку за пазуху и вытащил оттуда маленький футлярчик из мягкой кожи.
– Я принес ему подарок. Старый Нокс, наверное, назвал бы его безделушкой – но это пришло из Волшебной Страны, Нед.
Он достал из футляра небольшую серебряную вещичку. Это была крохотная лилия. Ее стебель венчали три изящных цветка в форме колокольчиков. Это и были колокольчики, и когда Кузнец легонько встряхнул лилию, они зазвенели, и каждый из них издавал собственный звук – а вместе они сливались в нежную, чистую мелодию. Когда раздался этот мелодичный звон, свечи затрепетали и на мгновение вспыхнули белым пламенем.
Глаза Неда расширились от изумления.
– Можно посмотреть поближе, па? – спросил он. Нед осторожно взял лилию и принялся рассматривать. – Какая чудесная работа! – воскликнул он. – И, папа, эти колокольчики пахнут! Их запах напоминает мне… напоминает что-то забытое…
– Да, запах появляется на некоторое время после того, как прозвенят колокольчики. Не бойся, Нед, она не сломается. Ее ведь сделали специально для малыша – чтобы он не мог ни сломать ее, ни пораниться.
Потом Кузнец спрятал игрушку в чехол и убрал ее.
– Я завтра же сам отнесу ее в Малый Вуттон, – сказал он. – Может, Нэн, ее Том и Нелли простят меня. Что же касается малыша Тома, для него еще не настало время считать дни… равно как недели, месяцы или годы.
– Да, верно. Сходи, папа. Я бы с удовольствием пошел вместе с тобой, но я, пожалуй, в ближайшее время не смогу добраться до Малого Вуттона. Я бы не попал туда сегодня, даже если бы не ждал тебя. Слишком уж много было работы, а будет еще больше.
– Э, нет, сын Кузнеца! Тебе тоже нужно отдыхать. Если я стал дедушкой, это еще не значит, что в моих руках не осталось силы! Говоришь, работы будет еще больше? Пускай! Теперь за нее возьмутся две пары рук. Я уже не буду уходить в странствия: во всяком случае, в длительные, если ты понимаешь, о чем я.
– Ах, вот оно что… А я как раз хотел спросить, что сталось со звездой. Тебе, должно быть, тяжело, папа… – Нед взял отца за руку. – Мне очень жаль. Но в этом есть и своя хорошая сторона – во всяком случае, для нашего дома. Знаешь, Мастер Кузнец, ты еще многому сможешь научить меня, если у тебя появится время. И я имею в виду не только работу с железом.
Они поужинали вместе и долго после этого сидели за столом. Кузнец рассказывал сыну о своем последнем путешествии в Волшебную Страну и о других вещах, которые приходили ему на ум, – но умолчал о том, что уже выбрал, к кому должна будет перейти звезда.
Наконец Нед посмотрел на него и произнес:
– Отец, помнишь тот день, когда ты вернулся, принеся с собой Живой Цветок? Я тогда еще сказал, что у тебя тень, как у великана. Тень не лгала. Так значит, ты танцевал с самой Королевой… И все же ты должен был передать звезду. Надеюсь, она перейдет к достойному. Этот ребенок обязан тебе вечной признательностью.
– Малыш ничего не узнает, – отозвался кузнец. – С такими дарами иначе нельзя. Ну что ж, так тому и быть. Я передал ее дальше, а сам вернулся к своему молоту и наковальне.
Как ни странно, старый Нокс, насмехавшийся над своим Учеником, так и не смог забыть о звездочке, которая исчезла из праздничного Пирога, хоть это и случилось много лет назад. Нокс растолстел и обленился. Он удалился на покой, когда ему исполнилось шестьдесят – по меркам Большого Вуттона, это был не такой уж преклонный возраст. Теперь Ноксу было под девяносто. Он и поныне любил плотно покушать и был до чрезвычайности падок на сладкое, а потому сделался неимоверно толстым. То время, когда он не сидел за столом, Нокс проводил в большом кресле, которое стояло либо у окна, либо, если погода была хорошая, на крылечке. Он любил поболтать на самые разные темы, но в последнее время сводил разговор главным образом к своему Большому Пирогу (теперь Нокс был искренне убежден, что испек его совершенно самостоятельно), и всякий раз, когда Нокс засыпал, ему снился Пирог. Ученик, проходя мимо, иногда останавливался, чтобы перекинуться с Ноксом парой слов. Старый Повар по-прежнему называл Альва Учеником и считал, что тот должен величать его Мастером. И Ученик так и делал. Это, конечно, говорило в его пользу, хотя вообще-то Нокс его недолюбливал.
Однажды днем Нокс пообедал и вышел на крыльцо, подремать в кресле. Проснувшись, он обнаружил, что рядом стоит Ученик и смотрит на него сверху вниз.
– Здорово! – сказал Нокс. – Рад тебя видеть. Мне как раз снова вспомнился Пирог, и я о нем думал. Это был лучший из моих пирогов, а это что-то да значит. Но ты, может быть, уже забыл его.
– Нет, Мастер. Я его отлично помню. Но что вас беспокоит? Это был хороший Пирог; он понравился людям, и его хвалили.
– Еще бы! Это ведь я его испек. Но меня не это беспокоит. Я о той маленькой безделушке, звезде. Ума не приложу, что с ней сталось. Конечно же, растаять она не могла. Я это сказал лишь затем, чтобы не пугать детей. Может, ее кто-нибудь проглотил? Но как? Можно проглотить мелкую монетку и не заметить, но не звезду же! Она была маленькая, но с острыми лучами.
– Да, Мастер. Но ведь вы же на самом деле не знаете, из чего была сделана та звезда? Не стоит об этом беспокоиться. Я вас уверяю, ее просто кто-то проглотил.
– Но тогда кто? На память я не жалуюсь, а тот день мне запомнился особенно хорошо. Я могу назвать поименно всех детей, что были на празднике. Дай-ка подумать… Должно быть, это Молли, дочка мельника. Она всегда была жадной и все глотала не разжевывая. Вот и сделалась теперь толстой, как куль с мукой.
– Да, Мастер, с некоторыми это бывает. Но Молли ела осторожно. Она нашла в своем куске целых две безделушки.
– Что, правда? Ну, значит, это Гарри, сын бондаря. Не мальчишка был, а бочонок, и рот, как у лягушки.
– Я бы сказал, Мастер, что Гарри был очень славным мальчиком. Он всегда широко и дружелюбно улыбался. Но так или иначе, Гарри был настолько осторожен, что разрезал свою порцию на маленькие кусочки, прежде чем начать есть. Но он ничего не нашел.
– Тогда это, должно быть, та маленькая бледная худышка, Лили из семьи торговца. Она еще во младенчестве глотала булавки, и хоть бы хны.
– Нет, Мастер, это не Лили. Она съела только крем и глазурь, а остальное отдала мальчику, который сидел рядом с ней.
– Тогда я сдаюсь. Кто же это был? Ты, похоже, очень внимательно за ними наблюдал. Если, конечно, ты не сочиняешь.
– Это был сын Кузнеца, Мастер. И я думаю, это пошло ему на пользу.
– Да брось! – рассмеялся старый Нокс. – Я должен был догадаться, что ты меня разыгрываешь. Не мели чепухи! Кузнец тогда был тихоней и копушей. Теперь от него куда больше шума – вечно всякие песенки распевает. Но он осторожен и рисковать не любит. Он тщательно прожевывает еду, прежде чем проглотить, и всегда так делал, – если, конечно, ты понимаешь, о чем я.
