Вадим Николаев похож на удивленного дога: взгляд грустный, недоверчивый, смиренно принимающий клетчатую реальность, но отказывающийся к ней привыкать. Лысый, сутулый, с оттопыренным кадыком, резко похудевший в тюрьме, с добродушно растерянным лицом, он располагал к себе. Николаев — хозяин таможенного терминала — был уличен в контрабанде и после месячной «прожарки» в наркоманских и завшивленных хатах общей «Матроски» уже полгода отдыхал на «девятке».
Молдаванин со своей бандой специализировался на грабеже крутых квартир и особняков. Получить меньше «червонца» он не мечтал, и, особо не тяготясь, коротал время за игрой в кости, разгадыванием нехитрых кроссвордов.
Паша Гурин выглядел пассажиром странным. Вечно сморщенный лоб, злая улыбка и напряженный, скачкообразный, резко-судорожный взгляд. Нервы у Гурина ни к черту. Вместе с нервами Паша жег сигареты. Одну за другой, глубоко, со свистящим шипением затягиваясь.
Он проходил по делу кражи антиквариата из Третьяковки и оказался не первоход: к своим двадцати восьми уже оттянул пятилетку на общем режиме. Странность заключалась в том, что на «девятке» он сидел недавно и перевели его сюда с детскими по здешним меркам статьями на ознакомку с томами дела. Объяснить сию причуду следствия он толком не мог, лишь нагонял блатных понтов и тумана. Как-то Паша упомянул, что на ознакомке его держат в клетке. Какую угрозу следаку мог представлять желеобразный, физически безвредный крадун со своей травоядной статьей также оставалось загадкой.
Меня, уже привыкшего к голодной диете, камера впечатлила количеством еды и литературы. Два холодильника набиты бастурмой, дорогими колбасами, изысканными сырами и вареной бараниной. Все шкафчики ломятся от хлебобулочных и шоколадных деликатесов, пол вдоль стены в беспорядке завален овощами и фруктами. Запасы не успевали съедать. Сыр зеленел, хлеб черствел, фрукты гнили. Чистота и порядок в камере никого не заботили: кругом пыль, грязь и плесень. Даже зеркало на дальняке покрывала жирная пленка. Пол под слоем пыли потерял свой естественный цвет, а дубок[17] — алтарь арестантского бытия — был обильно замаран засохшими подтеками, отливавшими серебром табачного пепла.
Две верхних шконки, одна — над грузином, другая над молдаванином, заполонили стопки книг и журналов. Круг интересов сокамерников оказался на редкость разнообразным. Здесь тебе и жирный мужской глянец, и «Вокруг света», «Вопросы истории», «Родина». Рядом чернели потертые корешки казенных исторических романов и монографий, чуть поодаль россыпью пылились свежие «Эксперт», «Деньги», «Профиль»…
Заварили чай, зэки неспешно стали подтягиваться к столу.
— Вань, ты куришь? — первым делом осведомился Алексей.
— Бросил, — ответил я, утрясая в памяти имена новых соседей.
— Здорово! — обрадовался черноволосый. — Теперь нас здесь двое некурящих. Действительно, все остальные курили, курили много и везде. На столе и по шконкам разбросаны самодельные пепельницы.
— А спички у тебя есть? — с надеждой в голосе протараторил молдаванин.
— Вроде оставалось коробков пять. Дефицит?
— Угу, сигарет валом, а спичек нет, — почесал лысину Вадим. — В последний ларек не принесли. Осталось два коробка. Каждая спичка на счету, как патроны на передовой.
— Вань, не давай им, — подмигнул Алексей. — И так дышать нечем, пусть бросают. Замечание Шерстобитова встретили лишь очередными сигаретными всполохами. Неожиданно что-то пикнуло.
«Неужели в хате труба», — пронеслось в голове.
— Это чтобы сахар в крови мерить, — отозвался Бадри на мой недоуменный взгляд. — Диабет. Постоянно инсулин надо колоть.
Тут же прямо за столом он задрал свитер и вкатил в вывалившуюся бочину положенную дозу.
Как ни в чем ни бывало Паша Гурин достал из холодильника полпалки докторской колбасы. Я бы меньше удивился мобильнику, чем вареной колбасе.
— Откуда такая роскошь?
— Мне по диете заходит, — скривил рот Бадри.
— У нас вареной баранины килограмм пять, — похвастался Гурин.
— Неужели в сорок кило укладываешься?
— Еще центнер дополнительно разрешили, — хмыкнул грузин.
Диет на централе несколько. Все они формально утверждаются начальником изолятора по представлению начмеда. Однако единственная диета, которую предписывали по состоянию здоровья, сводилась к получению раз в неделю вареного яйца и ежедневной шленки манки или риса. Диета № 2 разрешала получать в передачах некоторые разносолы — от вареной телятины до жареной картошки с грибами. И, наконец, диета № 3 помимо неограниченного ассортимента дачек допускала неограниченный вес в две, а то и в три нормы. Чтобы получить вторую диету, требовалось совпадение следующих звезд: подорванное здоровье, прекрасные отношения с администрацией и отсутствие противодействия со стороны следствия. Третья диета называлась сучьей, поскольку предписывалась в качестве особого поощрения за сотрудничество с органами. Чтобы ее получить, подробного покаяния явно недостаточно, в лучшем случае надо загрузить подельников, в худшем — подписаться на оговор и лжесвидетельство.
«Значит, это тот самый грузин, насчет которого возмущалась матушка», — догадаться оказалось несложно.
Баранинка выходила с душком предательства и подлости, стоила чьей-то кровушки и волюшки.
— Иван, у тебя есть что почитать? — прервал мои умозаключения Алексей Шерстобитов.
— Полный баул. Архив русской революции, потом…
— Это который в двенадцати томах?
— Да, — удивленно протянул я. Подкованность нового собеседника произвела впечатление. — Еще трехтомник Троцкого «История русской революции», ну, и всякого разного по мелочам.
— Ух ты! — обрадовался Шерстобитов, потирая руки. — Если позволишь, начну с Троцкого.
— Конечно. Так это твоя библиотека? — кивнул я на залежи научно-популярной периодики.
— Моя. К сожалению, книги с воли больше не впускают, а здешнюю литературу всю проштудировал. Единственное, что осталось, — подписные журналы.
— Вань, ты сейчас откуда? — в разговор вмешался Вадим.
— С 507-й.
— Кто там?
— Шафрай, Паскаль, Лисагор, Заздравнов, Грибок…
— Вова Булочник! — перебил Шерстобитов. — И как он?
— Чердак сгнил, а так что с ним станется. Кстати, почему Булочник?
— У него по молодости мать в пекарне работала. Ну, он и бегал по району, всех булками угощал.
— Так ты тоже по Орехово-Медведковской теме? — Я безуспешно прокручивал в голове мелькавшие в прессе фамилии и лица группировки братьев Пылевых.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});