– Интересно, сколько ему лет? Тридцать?
– Наверное, около. Или двадцать шесть – двадцать семь.
– О-о!
Два сердца взволнованно прыгали, их стук сливался в барабанную дробь. Это волнение было знакомо Катерине. Точно такие же чувства она когда-то испытывала, услышав шаги Олега Кирилловича, поднимающегося на второй этаж, где она, скромная домработница, пылесосила ковер. В Орысиной жизни такие моменты становились все более и более редкими. Она уже познала убедительное количество мужчин, и надо было быть Черным принцем, чтобы заставить ее сердце стучать в такт с сердцем неопытной Катерины.
На столе замигала лампочка вызова. Раздался голос Виктора Сергеевича:
– Катенька, пожалуйста, один кофе. Без сахара, без сливок, без лимона.
Катя рванулась к аппарату.
– Катюша, не теряйся, – подбодрила ее Орыся. – Вылей на него кофе. Это станет блестящим поводом для знакомства.
Виктор Сергеевич привычно обнял Катерину взглядом, но гость даже не оторвался от бумаг, которые изучал. Он только кивнул Катерине, когда она поставила перед ним чашку. Пальцы дрожали от волнения, горячая жидкость едва не выплеснулась на блюдце. Катя неровной походкой направилась к двери, чувствуя на себе теплый, дружеский взгляд шефа.
Орыся в приемной терпеливо дожидалась второго появления Ника Пламенского.
– Ну как он?
– Даже не посмотрел, – разочарованно пожаловалась Катя. – Что со мною? Так волнуюсь! Совсем недавно плакала из-за Олега, а теперь сердце колотится как ненормальное.
– А, – махнула рукой Орыся, – все женщины такие. На горизонте сверкнул доспехами новый всадник, и снова заиграла в жилах кровь. Интересно, он женат? Кольца нет. Хорошо было б, если бы тебе удалось с ним подружиться. Мы бы вчетвером скитались по ресторанам, это очень весело. Потом бы ты мне его уступила. Как подруга подруге. На время командировки Леонида.
– Что ты говоришь?
– Вот где мои любимые крысенки! – В кабинет шумно ввалился Леня. – Орыська, Кира Васильевна добровольно распяла себя на двери твоей комнатушки. Не издевайся так над женщиной, хоть эпизодически появляйся на своем рабочем месте.
– Леня, какого мы мальчика сейчас видели! Сплошной «Милки вэй», ложись и умирай! Кудри черные как смоль, каскадом до земли, ореховые глаза, а губы, губы! Я представила себе поцелуй этих губ под своей левой лопаткой и едва не лишилась чувств!
– Хм... – вмиг стал серьезным Леонид. – Кто такой? Кстати, основное достоинство мужчины при первом знакомстве выявить невозможно. Я имею в виду, например, смелость, или преданность, или честность...
– Совсем не это ты имеешь в виду. Но думаю, и с этим достоинством, неразличимым в одежде, все в порядке.
Тут дверь президентского кабинета распахнулась, и появился Ник Пламенский. В ту же секунду Леонид оставил талию Орыси и переместился на грудь композитора.
– Николаша! – воскликнул он. – Ты в Москве! Николаша застыл. Его лицо не выражало никакой радости по поводу встречи с другом.
– Девочки, позвольте вам представить! – Леонид по-хозяйски развернул индифферентного музыканта в сторону девушек. – Николай, пианист-виртуоз, мой старинный друг. Прошу любить и жаловать. Это Орыся, моя девушка, это Катерина, не моя девушка – этот факт я горячо оплакиваю ночами, вонзая коренные зубы в подушку.
– Негодяй! – прошипела Леониду Орыся, одаривая композитора ослепительной улыбкой.
Николай кивнул, щелкнул каблуками, взял руку Катерины и склонился в галантном поцелуе. Затем он проделал подобную операцию с Орысей.
– Пойдем, Николаша, побеседуем. – Леонид увлек друга к двери.
Девушки молча смотрели им вслед, и каждая держала на весу поцелованную руку.
– Что же теперь делать? – задумчиво спросила Орыся, разглядывая свою правую кисть, как инородный предмет. – Наверное, не буду мыть неделю. Или загипсую. Губы! Теплые, мягкие, как у теленка. Вот это местечко, Катя, смотри, здесь, около родинки – моя самая смертельная эрогенная зона. А он сюда и залепил. Чувствую, я уже немного крейзи, в смысле схожу с ума.
– И я, – прошептала Катерина.
В кабинет вплыла Кира Васильевна, безукоризненная, как шляпка английской королевы, и скучная, как овсянка.
– Сейчас начнется, – выдохнула Орыся.
– Девочки, я не понимаю вашего поведения, – начала Кира Васильевна. – Орыся, разве тебе нечем заняться? Ты должна находиться на своем рабочем месте и переводить, переводить, переводить.
– Мало того, что ты каждый раз опаздываешь с обеда, постоянно отлучаешься, грубишь клиентам...
– Никому я не грублю! – огрызнулась Орыся.
– А вчера? Уже забыла?
– Он ущипнул меня за ляжку! – возмущенно отбивалась переводчица.
– Не за ляжку, а за ногу, – сухо поправила Кира Васильевна. – Это не повод, чтобы бить клиента...
– Я его не била, я только оттолкнула.
– Да, он ударился о дверь семнадцатого кабинета, дверь распахнулась, он влетел внутрь, где в этот момент стояла Инга Петровна с графином воды. Мужчина упал на пол, сверху – Инга Петровна, и оба оказались совершенно мокрыми. А человек ведь хотел заключить с нами контракт на страхование жизни, собирался заплатить приличные деньги, – нудно бубнила Кира Васильевна.
– Человек, способный на такие необдуманные поступки, не может быть клиентом «Шелтера»! В следующий раз он схватит за ногу более нервную и менее хрупкую девушку, чем я, и заработает себе перелом черепа. А мы должны будем выплачивать этому озабоченному кретину страховку!
– Прекратим бесплодную дискуссию.
– Да! – возмущалась Орыся. – Разве я не права? Схватил за окорочок, хотел бесплатно покайфовать! И получил по заслугам!
– Иди в свой кабинет, пожалуйста. А с тобой, Катерина, я еще поговорю. К тебе у меня тоже целый ряд претензий.
Лена Волчкова вертелась перед зеркалом. Она уже надела рыжую лисью шубу, ярко-красные сапоги и сейчас пыталась обмотать голову шарфом так, чтобы и уши закрыть, и волосы оставить снаружи, и при этом не превратиться в африканскую принцессу с тюрбаном на голове.
В прихожую вышла мама Елены.
– Куда это ты собралась? – с подозрением спросила она. – Уже темно!
Лена недовольно хмыкнула. Надо же, как не повезло. Сейчас прицепится. Не удалось тихонько улизнуть.
– Мама, сейчас только восемь часов! Мы договорились с ребятами.
– Шапку надень, простудишься! Нечего выпендриваться!
Удивительное сочетание заботы и ненависти. Когда Лариса Николаевна разговаривала со своей дочерью, она использовала всю мощь голосовых связок и легких. Ее речь была щедро усеяна восклицательными знаками. Разговаривать в другом тоне с упрямой и взбалмошной девицей, какой считала свою дочь Лариса Николаевна, не представлялось возможным.
– Я кому сказала! Иди надевай шапку, или вообще никуда не пойдешь!
Лена метнула в сторону матери пригоршню шрапнели, сдвинула шарф на шею, надела песцовую шапку с дурацкими детскими помпонами – ну как же можно, ведь она совсем не подходит к шубе! – и выскочила из квартиры.
Лариса Николаевна раздраженно пнула ногой Ленины тапочки. Никогда не уберет их на место! Бывают же у других нормальные дети – сидят вечерами дома, играют на пианино. Четырнадцать лет – и не удержать! Каждую неделю Лариса Николаевна сгоняет с дивана в комнате дочери нового прыщавого поклонника.
Лена остановилась в подъезде, вытащила из кармана шубы разноцветный пакет, на котором были изображены три щенка в корзине, сунула в него шапку, обмотала вокруг головы шарф, взбила руками густые рыжие волосы и побежала вниз. Ребята ее не ждали, она просто хотела прогуляться по зимнему проспекту. Чтобы сверкали фонари, проносились мимо иномарки, бросали взгляды незнакомые мужчины. Теперь вот пакет в руке мешает. Мама ничего не понимает. Она просто невыносима в своем неверии. Каждого мальчика, украдкой сорвавшего у Лены невинный поцелуй, дорогая мамаша вносит в бесконечный реестр мужчин, с которыми спала ее дочь. По этому поводу у них упоительные скандалы каждую неделю. Как объяснить матери, что почти все девчонки в классе поглядывают на Лену свысока, словно умудренные жизнью женщины. Они уже успели. Недавно в школе по рукам ходила книга Натальи Медведевой «Мама, я жулика люблю». Она спровоцировала всплеск «неуставных отношений»: наэлектризованные девочки почувствовали себя безнадежно отставшими от юной героини произведения и бросились наверстывать упущенное. Всеми овладела внезапная страсть к табуированной лексике, курению и безоглядному сексу. Смерч краткосрочных любовных связей прокатился по средним и старшим классам, через месяц обнаружились первые результаты: три беременности, одна свадьба, пятнадцать случаев венерических заболеваний. Елена вышла из побоища целой и невредимой. Она затравленно вздрагивала при слове «невинность» и ощущала себя «девственницей, которую никто не возжелал». Но почему ее никто не возжелал? Лена не могла понять. Зеркало отражало симпатичную мордашку с хитрыми глазами и острым носиком. Ее пышным огненно-рыжим волосам завидовали все девочки...
