ну, быстро надевай пальто и марш наверх, в ванную комнату!
Варя рассмеялась и накинула на плечи брошенное им на заднее сиденье пальто.
Кулагин надел куртку, быстро покинул машину и распахнул дверцу с ее стороны.
– Давай, выходи, – скомандовал он, и Варя выбралась наружу.
Герман закрыл за ней дверцу, нажал на сигнализацию и вдруг резко подхватил Варю на руки.
Она вскрикнула, вцепилась пальцами в его сильные плечи и тут же рассмеялась.
– Давай, держись крепче, – говорил ей он, на ощупь набирая код входной двери. С третьего раза ему удалось справиться с кодом и он, победоносно крикнув «Ес!», двинулся вперед с Варей на руках.
Верхняя одежда слетала и падала на пол в прихожей. Герман прижимал Варю к стене и снова целовал – то нежно, едва касаясь губами её рта, то дерзко и властно, заставляя терзаться от сладкой муки. Она растворялась в этих поцелуях и мечтала поскорее оказаться с ним под горячими струями душа, а потом в постели, где можно будет любить друг друга до самого утра.
И вот он – прохладный кафель, и все в точности так, как она мечтала. Горячие струи, его прикосновения, вызывающие мурашки на коже. Их прерывистое дыхание, кажется, одно на двоих, и вот они уже сливаются в едином порыве, от которого у нее подгибаются и дрожат колени, и это резкое, саднящее и одновременно желанное ощущение, когда он внутри. Она вскрикивает, уже не контролируя чувства, бьющие через край, и куда-то проваливается, окончательно теряя разум от вспыхнувшего наслаждения, но его сильные руки крепко держат ее. И где-то глубоко внутри зарождается мысль о том, что это самое потрясающее чувство на свете, когда его руки вот так крепко держат её, не давая упасть.
Глава 22
Герман… Он рядом, такой горячий и большой, и от ощущения его силы немного у Вари кружится голова.
Она приподняла голову, улыбнулась – нет, корпоративный диван совершенно не подходит им по размеру, но это такое счастье – прижиматься к нему во сне, что она готова терпеть неудобство сколько угодно.
Варя взяла с тумбочки телефон, взглянула на время – только шесть часов утра. Герман отвернулся к стене и крепко спал. Варя осторожно укрыла его одеялом, спустила на пол босые ноги и отправилась в душ.
Ей было хорошо от того, что он остался. Сразу же захотелось приготовить завтрак. Нормальный, человеческий завтрак – с яичницей, беконом и свежевыжатым апельсиновым соком.
Накануне из-за Алика она даже толком купить ничего не успела. А ей так хотелось приготовить что-нибудь вкусное. Раньше Варя любила готовить. Ей нравилось радовать мужа, которому тогда еще верила. Потом все ее кулинарные способности куда-то исчезли. А сейчас в душе все снова пело.
Варя приняла душ, замотала полотенцем непослушные длинные волосы и надела красивый черный халатик из шелка – один из тех, что купила перед поездкой в Сочи. Улыбнулась своему отражению в зеркале – черное белье было ей к лицу – и пошла на кухню, обследовать холодильник.
Какое счастье, что бекон и яйца, купленные накануне, оказались на месте! Нашелся даже кетчуп, и свежий огурец, и листья салата. И она принялась колдовать у плиты.
Герман не заставил себя ждать и высунулся из комнаты спустя десять минут.
– Как аппетитно пахнет бекон! Невозможно спать, когда так вкусно пахнет на кухне!
В одних джинсах, заспанный, он улыбался и от этого выглядел настолько родным, что ее сердце дрогнуло. Взглянешь на него, и даже в голову не придет, что этот образец мужской привлекательности командует отрядом головорезов, которые «благородно» раскрошили Алику роскошную машину.
– Должно получиться очень вкусно. – Варя зарделась и улыбнулась в ответ. – Уверена, тебе понравится то, что я готовлю.
– Через пять минут буду за столом! – пообещал он и скрылся за дверью ванной комнаты.
Варя счастливо выдохнула, поставила на стол тарелки, достала столовые приборы и разложила салфетки. Быстро сделала им с Германом эспрессо в кофемашине и подошла к окну. Серое, промозглое утро. Конец октября, а у нее в душе весна.
Кулагин выбрался из ванной комнаты и тоже подошел к окну. Его глаза с интересом пробежались по Варе. Прошло мгновение, и он тут же заключил ее в свои объятия.
– Какой красивый у тебя халатик! – выдохнул ей в шею он, и его горячие руки уверенно легли ей на живот. – Обожаю черное женское белье!
Его руки скользнули под шелковую ткань и нащупали тонкую резинку ажурных трусиков. Варя не противилась. Она чуть не задохнулась от вихря, мгновенно поднявшегося в ее теле. Это было потрясающе – его горячие руки, дерзко и уверенно скользящие под халатиком, и прохладные, чувственные губы, со страстью впивающиеся в ее нежную кожу у основания шеи.
– Какая ты теплая и приятная… я хочу тебя снова… – сорвалось с его губ хриплое признание.
Он уже не спрашивал у нее разрешения. Просто подтолкнул к окну и дернул вверх шелковую ткань.
Варя вцепилась пальцами в подоконник и прикрыла глаза. Горячие ладони Кулагина поглаживали ее обнаженные бедра и спину. Они ласкали, дразнили, заставляли ее кусать губы и прогибаться ему навстречу. Ажурные трусики упали к ее ногам, и она снова почувствовала его внутри, такого твердого и сладкого одновременно. Низ живота наполнился тяжестью, по коже побежали мурашки, и вот она уже была на грани, почти готовая взорваться горячим наслаждением. Инстинктивно подавшись ему навстречу, она задвигалась с ним в одном ритме и, ощутив, как ее накрывает темной волной, беспомощно обмякла в его руках. Он прижал ее к себе, теперь бережно и осторожно, словно она хрупкая вещь, и поцеловал в макушку.
– Кто-то обещал завтрак, – все еще сбивающимся голосом проговорил у нее над ухом Кулагин. – Только трусики не забудь надеть, иначе мы не отлипнем от этого окна до самого обеда.
– Завтрак, да… совсем остынет… – одергивая черный халатик, словно эхо, повторила за ним Варя, у которой в голове стало совсем пусто.
– В пятницу отвезу тебя к себе домой, – пообещал Герман. Он как ни в чем не бывало уминал яичницу с беконом и при этом умудрялся говорить. – Там просторно, тебе понравится. Правда, совсем не обжито, но в ближайшее время я это исправлю.
– Хорошо, – улыбнулась Варя, глотнула остывший кофе и тут же поймала себя на мысли, что не знает, где он живет.
Потом он вез ее на работу, и это тоже было непривычно, как и то, как хихикнул Журавлев у входа, заставив ее покраснеть до кончиков ушей,
