Килиан молчал. Он по-прежнему не считал себя предателем. Но что… Что если он ошибался? Мог ведь он ошибаться?
Или же это Ильмадика могла ошибаться? Такое ведь тоже было возможно?..
Нет. Она богиня. Она богиня, а он святотатец. Она была единственной, кто принял его, кто показал ему, что такое любовь и уважение. И вот чем он ей отплатил? Предательством? Сомнением? Разочарованием? Стал требовать от нее доказательств, будто она обязана была что-то ему доказывать? Фактически, обвинять ее не пойми в чем?
Ученый вдруг понял, что если за его предательство она решит казнить его, он не будет возражать.
— Прости меня, Ильмадика, — несмотря на боль, на этот раз он говорил четко, — Я ошибался. Я глуп.
— Да, — подтвердила она, — Ты поступил как глупец. А я считала тебя умным.
— Прости меня, моя Владычица, — повторил юноша, — Я… я исправлю все, что натворил.
— Ты не сможешь исправить того, что сказал, — уже мягче ответила богиня, — Сказанное слово не загонишь обратно. Но ты можешь искупить свою вину. Когда-то ты был самым умным и верным из моих адептов. Может быть, что-то от того тебя еще осталось?.. Что-то от того тебя, что когда-то помогал Амброусу освободить меня? Но знай. Это последний раз, когда я прощаю тебе твою вину.
Боль постепенно утихала. Килиан почувствовал, что может двигаться. Вставать не хотелось. Хотелось лежать, пока боль в изломанных костях не пройдет.
Но он не мог себе этого позволить. Перед богиней нужно не просто стоять, а стоять на коленях. Благодаря ее за оказанное доверие. За то, что дала шанс недостойному слуге.
— Как я могу искупить свою вину?.. — спросил адепт, становясь на колени.
— Встань, — махнула рукой Ильмадика, — Я решила, что нам пора начинать боевые действия против Иллирии. Все то, что они сделали против нас, не должно быть прощено. Сегодня отдыхай. А завтра ты возьмешь два полка и отправишься на границу. Твоя задача — захватить крепость Неатир и удержать ее так долго, как потребуется.
«Как потребуется» было на взгляд Килиана крайне неконкретной формулировкой, но сейчас его волновало иное.
— Мы уже начинаем войну? Но как же Фирс и его ставленники?..
— Предатели — теперь не твоя забота, — отрезала Владычица, — Ими займется Эрвин.
Подтекст этих слов больно ранил его, но все же, ученый понимал, что это полностью заслужено. Он подвел ее. И не один раз за последнее время. Предельно глупо было бы претендовать на прежнее доверие после этого.
По крайней мере, пока он не искупит вину. Не искупит вину кровью. Своей и чужой.
— Если ты так решила, — поклонился юноша, стараясь сохранить какие-то остатки достоинства.
— Да. Я так решила. А теперь отправляйся домой.
— До свидания, Владычица.
Килиан направился к выходу, но на пороге задержался.
— Я лишь хочу сказать… Я готов на все ради тебя. Мои знания, мой ум, мое магическое мастерство — все это в твоем распоряжении. Я отдам за тебя жизнь, если потребуется. Но некоторые решения… Я не уверен, что правильно принимать их. Пойми, пожалуйста: я не подвергаю сомнения твою мудрость. Но то, что предлагают Йоргис и остальные, далеко не всегда так уж разумно. Восстанавливать рабство было ошибкой. Убивать Кравоса — тоже…
— Килиан, — прервала его Ильмадика, — Я не желаю слушать то, что говорит твоими устами твоя рабыня. Ты должен был подчинить ее мне, но пока что все, что я вижу, это как она подчиняет тебя себе. Вот это решение — было ошибкой. Я доверила тебе задание, которое тебе не по силам. Возможно, стоило поручить её Йоргису или Амброусу.
— Не надо, — хрипло ответил Килиан.
В тот момент он даже не задумался, что ранит его больнее — мысль, что Владычица считает его недостойным, не оправдывающим доверия, — или же образ того, что сделал бы Йоргис с Ланой, попади она в его лапы.
— Не надо. Я справлюсь. Рано или поздно ей откроется истина.
— В таком случае в ваших общих интересах, чтобы это случилось скорее рано, чем поздно.
— Я постараюсь, — кивнул ученый.
— Надеюсь на это.
Домой Кили вернулся в скверном настроении. О, нет, он не рычал, не кричал и не бил по чему ни попадя. Но все же, Лана почти физически ощущала окружавшую его ауру злобы и обиды. Казалось, это было своеобразное эмпатическое предупреждение всем вокруг: «Не подходи, а то огребешь».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Лана подошла.
— Кили, — сказала она, — Что-то случилось?
— Ничего особенного. Так, небольшие неприятности.
Что ж, Килиан умел поддерживать невозмутимый вид. Только сам по себе он никогда не был невозмутимым. Возможно, он считал себя таковым или стремился к этому. Но Лана знала его достаточно, чтобы понимать его эмоции.
И сейчас он очень старался не показать слабости. Черта, которая всегда раздражала ее в нем. Как символ страха и недоверия, которые ученый испытывал, казалось, перед всем миром.
— Я же чувствую, что ты врешь, — заметила девушка.
— А… — поморщился чародей, — Снова то заклинание…
— Да при чем тут заклинание! Ты себя в зеркало видел?! Ты выглядишь так, будто тебя час избивали в мясо, затем по-быстрому исцелили, и теперь ты пытаешься сделать вид, будто ничего не случилось! Ты меня совсем за дуру держишь?!
Ученый вздохнул:
— Я не держу тебя за дуру. Да, мне крупно влетело, но я сам в этом виноват и не желаю об этом говорить.
— А что ты сделал? — спросила девушка, намеренно проигнорировав последнюю часть.
Килиан закатил глаза:
— Какое из слов в слове «не желаю» вызывает у тебя затруднения в понимании?
Девушка даже не стала задумываться над тем, стоит ли считать частицу за отдельное слово. Забавно, но из них двоих педантично цепляться к словам куда больше любил сам Килиан.
— Ты снова врешь. И то, что ты сейчас злишься, доказывает это. Тебе ведь больно внутри. Так выплесни эту боль. Дай ей волю. Не загоняй внутрь.
Ученый прикрыл глаза и шепотом сосчитал до десяти.
— Нет. Слушай, того, что случилось, мне на сегодня более чем достаточно. Не хватало, чтобы я стал еще унижаться перед тобой. Этого не будет. Я сказал.
Лана дернулась, как от удара. Ну вот. Теперь он увидел в ней врага. Меньше всего она хотела чего-то подобного.
— Кили, я вовсе не собиралась тебя унижать. Я хотела помочь тебе.
— Лучший способ, каким ты можешь мне помочь, — это НЕ ЛЕЗТЬ!
Последние слова Килиан почти выкрикнул. Его глаза сверкнули фиолетовым. Но уже через секунды, увидев, как отшатнулась от него напуганная чародейка, ученый устыдился и опустил взгляд:
— Прости, Лана. Я не хотел тебя обижать. Просто я действительно очень устал и очень зол. Не надо сейчас лезть в это. Пожалуйста.
— Кили…
Иоланта старалась говорить успокаивающе и ласково, но голос ее дрожал. Слишком свежо было воспоминание о жутком, бешеном взгляде и голосе друга. Казалось, еще немного, и он бросится на нее, как дикий зверь.
Но все же, она продолжала говорить.
— Ты помнишь, что ты сказал мне, когда я переживала из-за тех разбойников? Ты сказал мне не сдерживать слезы. Сказал, что пусть выходит то, что накопилось.
Как наяву перед ее внутренним взором стояли картины того времени. Это было самое начало их знакомства. И сейчас, в первый раз с тех пор, когда раскрылась его связь с Орденом, Лана ни на йоту не сомневалась, что в тот момент Килиан не врал. Тогда он был искренен. Он заботился о ней. По-настоящему заботился.
Так почему же он не мог принять ее заботу о нем? Столь же искреннюю. Столь же светлую. Но почему-то не достигающую цели.
— Или тогда, когда я страдала от пренебрежения Амброуса. Ты помнишь, как я плакала у тебя на плече? Разве в тот день ты этим унижал меня? Разве унижала я этим сама себя?
— Это другое, — не глядя на нее, возразил юноша.
— Почему? — чародейка почувствовала, что это прозвучало с чрезмерным нажимом, и следующую фразу постаралась сказать помягче, — В чем разница? Почему для меня плакать нормально, а для тебя это унижение?
