справляется со своими прямыми обязанностями — обеспечивает научную и учебную работу биостанции. Но тот, кто знает недавнюю историю биостанции, поймет, чем так гордится ее заведующий.
Рачки на палочке
В прошлом году Беломорской биостанции исполнилось 70 лет. По случаю юбилея на станции прошла боль шая междисциплинарная научная конференция. Приехало множество людей, чья жизнь в разные годы оказалась связанной со станцией. И конечно, было много-много воспоминаний: о том, как станция была создана, как расцвела за долгие годы директорства Николая Перцова (чье имя она теперь носит) и как чуть не умерла в 90-е — 2000-е — без денег, без флота, без света…
Сидя в компьютерной комнате у входа в конференц-зал (здесь его по морской традиции называют кают-компанией) и привычно пользуясь беспроводным выходом в Интернет, трудно было поверить, что только в прошлом году на станции вновь появилось электричество. А до того предметные столики микроскопов больше десятилетия освещали лишь лучи неяркого полярного солнышка либо, как в романтическом XIX веке, свечки и керосиновые лампы…
— Моя роль скромна, — говорит нынешний директор биостанции профессор Александр Цетлин. — Все получилось потому, что все захотели, чтобы получилось.
Александр Борисович был назначен директором ББС в 2005 году. Сегодня эта должность означает несколько иной круг обязанностей, нежели во времена Перцова: материальным обеспечением, строительством и так далее занимается заведующий, а директор — это скорее научный руководитель. И хотя его слово — решающее, отдельной зарплаты за директорство не платят.
Выбор пал на Цетлина не только потому, что вся его научная карьера, начиная со студенческих лет, была связана с биостанцией (то же самое можно сказать о многих сотрудниках кафедры зоологии беспозвоночных). Возможно, решающим оказалось то, что к этому времени под руководством Цетлина на кафедре сформировалась группа зоологов-подводников, освоивших водолазное дело. В отсутствие кораблей аквалангисты, ныряющие с надувной лодочки с подвесным мотором, были единственным шансом сохранить смысл существования морского стационара: они могли и работать сами, и снабжать живым материалом студенческую практику. Водолазная группа и поныне именуется в документах «группой обеспечения биоматериалом», но главной ее добычей оказалась информация — качественно отличающаяся от той, которую можно получить с поверхности моря.
— Вот эти рачки, — руководитель водолазной группы, старший научный сотрудник Анна Жадан протягивает мне большую фотографию полупрозрачного существа, вцепившегося многочисленными ногами в палочку из непонятного материала, — были давно известны, но считались редкими. Когда мы начали нырять, оказалось, что их полным-полно, просто они маленькие, нежные и при промывках взятой пробы почти все разрушаются. Эти палочки они делают сами, склеивая все, что подвернется, своими выделениями.
— А зачем они им?
— Это увеличивает площадь, на которой можно сидеть. Для таких фильтраторов, как они, это очень важно — скажем, для других рачков, морских козочек, уже показано, что их численность может определяться именно площадью пригодной поверхности. А эти вот сами создают себе поверхность. Иногда они дерутся за палочку, в других случаях мы находили по несколько рачков, мирно сидящих на одной палочке. От чего это зависит, мы пока не знаем. Мы не знаем, постоянно ли рачок наращивает свою палочку — хотя уже знаем, что он создает ее не в один прием, палочки многослойные. Ну и, конечно, их неожиданно высокая численность заставляет пересмотреть их роль в жизни моря, в распределении потоков вещества… Все это невозможно было узнать, просто закидывая драгу или донный трал и разбирая потом его содержимое.
Классическая морская зоология — наука об элементах, «буквах» жизни. Ее интересовало, какие существа живут в море, как устроены они и их личинки, чем они отличаются друг от друга, в каких акваториях обитают и тому подобное. Эта работа еще далеко не закончена: Анна с гордостью говорит, что их группа нашла в изученных, казалось бы, вдоль и поперек водах вокруг биостанции четыре новых для Белого моря вида, причем два из них могут оказаться вообще неизвестными науке. Но зоологи уже решают задачу следующего уровня: а как все это взаимодействует между собой? Как сцепляются все эти бесчисленные детальки в удивительный механизм — экосистему моря?
«Пришел невод с одною тиной…»
Зоолог с аквалангом может очень многое, но нормального научного корабля он все-таки не заменяет. Когда после окончания юбилейных торжеств оргкомитет собрался в доме у директора на неформальные посиделки, по рукам ходил выкачанный откуда-то чертеж. Оказывается, судно, которое нужно станции, уже существует. И стоит не так уж дорого — всего-навсего 15 миллионов.
— Можно было бы даже попытаться попросить эти деньги у спонсоров, — говорит профессор Цетлин. — Столько могут и дать. Но надо же не просто купить судно и пригнать его сюда. Оно потребует регулярных затрат — на обслуживание, на горючее, на зарплату команде. Эти расходы может нести только владелец станции — университет. И пока он на них не решился, приобретать судно нет смысла.
Вообще-то свой флот у ББС есть. Два кораблика побольше — «Научный» и «Николай Перцов» — гордо именуются «научно-исследовательскими судами», рядом с ними качаются у пирса рыболовные боты «Стриж» и «Нерпа». Все они возят прибывающих и убывающих студентов и сотрудников, оборудование, продукты и вообще все грузы: сухопутной дороги между ней и Большой землей нет. Но как раз для научных и учебных целей они пригодны весьма ограниченно. Белое море в районе биостанции — это прихотливая сеть островов, заливов («губ») и проливов («салм») с порогами, каменными отмелями, косами. Плюс высокие приливы, из-за которых непрерывно меняются глубины, плюс ветра и частые туманы. Плавать в таких местах на «ручьевых баржах» — кое-как переоборудованных речных суденышках с их весьма невысокой мореходностью и управляемостью весьма непросто. Да и работать с них не очень удобно: ни на одном из них нет даже механической лебедки, не говоря уж о более продвинутом оснащении. Забрасывать и тянуть трал приходится вручную.
Именно этим предстояло заняться участникам небольшой морской экскурсии на «Стриже» — студентам-биофизикам под руководством профессора Цетлина и сотрудника Института океанологии РАН Константина Табачника. Меня взяли неохотно: небольшая группа и так еле помещалась на палубе суденышка. Бодро тарахтя дизелем, «Стриж» отвалил от пирса и направился по Великой салме (проливу, отделяющему полуостров Киндо, на котором стоит биостанция, от острова Великий) на восток — в сторону моря.
Когда впереди появился просвет, в котором до горизонта видна была только вода, директор приказал подойти поближе к Великому и остановиться. Первым в воду пошел не трал, а рабочая часть гидролокатора. Маленький монохромный монитор, лежащий на крыше машинного отделения, принялся рисовать рельеф дна, одновременно показывая глубину и температуру
