Теперь Иосиф трясся в карете императрицы среди дикой степи и чувствовал нечто вроде умиротворения. Екатерина действовала на него благотворно, похоже, и на других тоже. Ее постоянные ровность, благожелательность и веселость посреди всех обстоятельств заражали и его. Он становился открытей. И на время забыл о неприятностях, поджидавших его в Вене.
Его империю называли лоскутной. Но ведь все империи состоят из эдаких лоскутов. Взять ту же Россию: сколько в ней чужеродных кусков и кусочков, отвоеванных то у Швеции, то у Турции, то у Персии. Другое дело, что те, у кого они взяты с боем, сами некогда отхватили их силою.
Прошел слух, что шведский король Густав III намерен воспользоваться очередной русско-турецкой войной, чтобы в свою очередь объявить войну России и отторгнуть от нее Курляндию, Эстляндию и Лифляндию, завоеванные Петром Великим. Иосиф сказал об этом Екатерине.
— Мальчишка, болтун, — фыркнула она. — Вот увидите, его скинут с престола весьма и весьма скоро. Мне доносят из Стокгольма, что аристократы возмущены его правлением и плетут заговоры.
— Но этому мальчишке, как вы говорите, пошел пятый десяток.
— Ну и что ж? — парировала Екатерина. — Коли Бог сотворил его сумасбродом, то он пребудет им до седых волос.
Иосиф внутренне усмехнулся. Этот сумасброд пришел к власти точно так же, как и Екатерина — устроив переворот на десять лет позднее ее.
— Не опасаетесь ли вы, ваше величество, войны на два фронта?
— У нас в России говорят: Бог не выдаст — свинья не съест, — легкомысленно отмахнулась Екатерина. — Я уже воевала на два фронта: против турок и против самозванца Пугачева. Поверьте мне, самозванец опасней короля шведов. Под его знамена стеклась оголтелая чернь, кипевшая ненавистью против своих господ. Она была готова воевать голыми руками, душить, давить, терзать старых и малых. И что же? Бунт был подавлен, турок поставлен на колени.
Иосиф откинулся на своем сиденье. «Поистине она неустрашима, — думал он. — Ничто не может поколебать ее уверенность в себе. Но, похоже, это не самоуверенность, а уверенность, прочно стоящая на двух ногах».
За окнами кареты потемнело. С юга наползли тучи. Они вскоре заволокли все небо, заглотив солнце с его победным сиянием. Где-то вдали проворчал гром, его раскаты приближались. И вот уже огненный пучок молний соединил небо и землю. По крыше карсты забарабанили крупные капли.
Бабах, бабах, бабах! — гремело и рокотало вокруг.
— Салют в вашу часть, государыня-матушка, — сказал Потемкин. — Херсон недалече. Пушки Ильи Пророка громогласней моих.
В самом деле, пора было завершать эту часть шествия — они ехали уже пятые сутки. И хотя никто не глядел утомленным, но все же то было не речное плавание, где версты радовали взор своим разнообразием.
Днепр, сопровождавший их справа во все время пути, потемнел и вздулся: видно, и в верховьях тоже разразился весенний ливень.
— Добрая примета, — подал голос Мамонов, — Старики сказывают, дождь в сию пору — к обильному урожаю.
— Вечная примета, — отозвался Потемкин.
Мало-помалу стало светлеть. Пальцы капели барабанили все реже и слабей. Сквозь темную пелену стремительно несшихся туч уже норовило пробиться солнце. И вот наконец оно выглянуло в прогалы и радостно заблистало, словно бы празднуя победу.
Екатерина приказала открыть окна, задвинутые на время ливня. И вовнутрь кареты ворвалась вешняя свежесть ликовавшей степи. Природа праздновала свой праздник, и он оказался общим праздником растений, зверей и людей.
— Эвон и Херсон показался, — кивнул Потемкин.
Вдали, пока еще смутно, забелели первые строения молодого города. Это был Херсон.
Сквозь магический кристалл…
Ветвь двенадцатая: апрель 1453 года
И шли дни. А город и не думал сдаваться.
Султан, да возлюбит его Аллах и да приветствует, выходил из себя. Видя, что пушки, отлитые его мастерами, несовершенней христианских, он повелел отливать новые, с тем чтобы улучшить их мощность. Литейщики старались под угрозой отсечения головы, и через несколько дней пушки были отлиты.
Их установили на высоте над мысом, так чтобы обстреливать корабли неверных, оберегавшие цепь. Второй же выстрел показал, что литейщики справились со своей задачей: ядро угодило прямо в центр галеры, потопив ее.
Султан был доволен: корабли неверных принуждены были отойти подалее, открыв таким образом возможность разрушить проклятую цепь.
Меж тем со стороны Дарданелл к осажденным держали курс суда генуэзцев с оружием и припасами. Сильный северный ветер долго препятствовал им продолжать плавание. Волнение на море перешло в шторм, и корабли христиан вынуждены были пережидать в одной из бухт острова Хиос. Но вскоре они смогли продолжить свой путь. Тем более что пролив был свободен: весь турецкий флот сосредоточился у Золотого Рога.
Вскоре корабли генуэзцев вошли в Мраморное море. Там их заметили осажденные. Заметили их и турки и тотчас донесли о том султану. Повелитель правоверных был так обеспокоен этой вестью, что, сев на коня, поскакал к капудан-паше Балтоглу с приказом во что бы то ни стало захватить или потопить суда неверных. Султан пригрозил Балтоглу: если корабли прорвутся в Золотой Рог, ему не сносить головы.
Капудан-паша велел трубить боевую тревогу. Не полагаясь на паруса, он приказал сотням гребцов сесть на весла. На большие транспортные суда погрузились гвардейцы султана, которым было приказано взять корабли неверных на абордаж.
Балтоглу был уверен в победе. Еще бы, против его боевого флота, насчитывавшего десятки больших и малых судов, дерзают выступить каких-то четыре корабля, чья маневренность вдобавок зависит от ветра.
Наконец они сблизились. Но все попытки поджечь христианские суда или взять их на абордаж не имели успеха. Турецкие суда были отличной мишенью для христиан: они низко сидели в воде, меж тем как корабли генуэзцев возвышались над ними подобно горам.
Но вот несчастье, попутный ветер стих, паруса христианских судов повисли, и уже казалось, что вот-вот они станут добычей флотилии турок.
Балтоглу приказал атаковать. Его матросы-кальонджу стали метать факелы с зажженной паклей, пускать стрелы и палить из пушек. Но каждый раз нападение отражалось командами христианских судов. Султан, сидя на коне, следил с берега за действиями своего флота. Он выходил из себя, видя, что они не достигают цели.
— На абордаж! — вскричал он. И казалось, крик повелителя правоверных был услышан. Десятки турецких судов облепили корабли христиан, цепляясь баграми и крючьями.
Но тут подул спасительный ветер. Паруса напряглись, и все четыре корабля вошли в Золотой Рог. Их не преследовали: над бухтой сгустилась тьма.
— Проклятие! — вскричал султан.
Глава двенадцатая
Чреда чрезмерностей
Ни к чему я не имею такого отвращения, как к конфискации имущества виновных, потому что кто на земле может отнять у детей и проч. таких людей наследство, какое получают они от самого Бога?
Екатерина IIГолоса
Мне еще кажется грезою то время, когда, сидя в шестиместной карете, подобной торжественной колеснице, в позолоте и в дорогих каменьях, меж двух царственных особ, и разморенный жарой, слышу сквозь дрему их разговор: «У меня 30 миллионов подданных только мужского пола». — «А у меня всего 22 миллиона», — отвечает другой. «Мне необходимо иметь под ружьем самое меньшее 600 тысяч от Камчатки до Риги». — «А мне и половины этого довольно», — отвечает другой.
Принц де Линь
Мы приехали в Херсон. Дитя сие еще не существовало 8 лет тому назад. Сначала проехали каменные казармы шести полков, потом въехали в крепость, которая за себя постоит; внутри крепости военные строения многие окончены… церковь каменная прекрасная. Выехав из крепости, повернули мы в адмиралтейство, в котором все магазины и строения каменные, крыты железом. На стапеле нашли мы готовый 80-пушечный корабль… наименован «Иосиф II».
Екатерина — Еропкину
Императрица пребывает в восторге от увиденного и от мысли о новой ступени славы и могущества, на которую она поднялась вместе с Россией. Князь Потемкин в настоящее время всемогущ, и его чествуют сверх всякой меры. Будь у меня возможность столь близко придвинуться к Берлину да будь пруссаки такие же олухи, как турки, я бы не устоял против желания избавиться от таких соседей.
Иосиф II — Кауницу
Допущен был к Ея Императорскому Величеству на приватную аудиенцию присланный от его величества короля обеих Сицилий маркиз де Галло для поздравления с благополучным прибытием к полуденным границам империи, орошаемым водами, простирающимися до королевства Неаполя… Граф Фалькенштейн подводил ко всем господина барона Герберта, римско-императорского интернунция при Порте Оттоманской… Потом, по вступлении Ее Величества в Дворцовую залу, уволенный от управления епархиею преосвященный архиепископ Евгений говорил речь на греческом языке…
