И когда все с этим соглашаются на деле, он, тепло провожаемый почти всем составом части, летит домой. Всю дорогу он по обыкновению молчит, будто не о чем говорить, будто ничего особенного не произошло.
Тайна одного корабля
Как-то раз в небольшой компании, на одном юбилейном торжестве, известный полярный деятель Ш. с полусерьезным видом бросил Краснокутневу упрек:
— Что-то неважно стал ваш брат летчик-испытатель самолеты испытывать!
— Как так? — искренне удивился летчик, которому не часто приходилось слышать подобное.
— Не доводите работу до конца.
— Ну, знаете, — ответил летчик, которого задело это замечание, — такие заявления полагается подкреплять фактами!
— Фактами? — переспросил полярник. — Пожалуйста! Самолет «N» вы, кажется, испытывали?
— Да, — подтвердил летчик. — Я с ним больше года возился.
— Так вот послушайте, что произошло с одной из таких машин, — интригующим тоном сказал полярник, и все присутствующие на вечере сдвинули стулья поближе.
— Это случилось около двух месяцев назад. В тот день я вернулся с работы домой в обычное время, то есть довольно поздно. Поужинав, я просмотрел газеты, лег спать и сразу же уснул. Но очень скоро проснулся. Телефонный звонок трещал не переставая. Я снял трубку и услышал голос дежурного. Он сообщил мне, что случилось нечто из ряда вон выходящее и мое немедленное присутствие на службе необходимо. Через пятнадцать минут я был уже в своем кабинете, и дежурный подал мне взволновавшую его радиограмму. Пост ПВО сообщал в ней, что над пунктом «А» (условно назовем его так) пролетел четырехмоторный корабль такого типа, который пока что имеется только в нашем соединении. Самолет не был заявлен по этому маршруту, и его неожиданное появление над пунктом «А» вызвало соответствующее внимание точек ПВО, которые просили меня дать по этому поводу срочное разъяснение. Для большей уверенности я навел справки и установил, что корабль, действительно, наш и накануне вечером вылетел в специальный полет по дальнему маршруту. Над пунктом «А» самолет мог оказаться только в том случае, если он заблудился. Я приказал немедленно связаться по радио с экипажем и дать ему нужные указания. Однако все попытки установить связь ни к чему не привели: экипаж не отвечал.
Двадцать минут спустя поступила радиограмма из пункта «Б», а еще через несколько минут — из пункта «В». В них сообщалась разная высота полета нашего корабля, и я заключил, что он летит с небольшим снижением. Кроме того, найдя все три пункта на карте, я обнаружил, что самолет описывает дугу весьма большого радиуса. Прошло еще немного времени, и на этот раз поступило сообщение из пункта «Г». Оттуда доносили, что самолет был освещен прожекторами, в воздух поднялись ночные истребители и летчики, очень близко подлетев к нему, сигналили всевозможными средствами, предлагая произвести посадку. Но корабль продолжал лететь своим курсом, ина нем не было заметно никаких признаков жизни.
Последнее сообщение совершенно сбило меня с толку. Я вызвал двух своих помощников, и мы вместе ломали, что называется, головы над разными догадками. Немного прошло времени, и мы получили новую радиограмму, уже из пункта «Д». В ней коротко говорилось, что около села «К» на большой поляне приземлился четырехмоторный самолет такой-то.
Я бросился к карте, нашел село «К», которое оказалось не так далеко от нас, потому что, как я говорил раньше, самолет описывал дугу, в которой местонахождение наше как бы являлось центром.
Я распорядился подготовить самолет, и, едва рассвело, мы вылетели к месту посадки нашего блудного корабля. Мы увидели его сверху, издалека. Он лежал на животе посреди большой заснеженной поляны. Возле него копошились люди. Мы приземлились рядом, и представители местных властей сообщили нам, что, примчавшись к месту посадки, они были очень обеспокоены тем, что на снегу вокруг самолета не было никаких человеческих следов. Тогда они решили, что экипаж находится без сознания и никто из его состава не в состоянии выйти наружу. Но каково было их удивление, когда в самолете не оказалось ни единой души. Все это походило на кадры из фильма «Человек-невидимка». Мы тоже удивились не меньше рассказчиков, молча обошли и осмотрели самолет. Он был цел, если не считать некоторой помятости моторных гондол и погнутых лопастей винтов, которые неизбежно страдают при посадке с убранными шасси. Кроме того, мы заметили, что один из моторов и значительный участок крыла за ним несколько обгорели. В моей голове зашевелились кое-какие смутные догадки. Так как со мной прилетела ремонтная бригада и запасный экипаж, то мы исправили повреждения, выпустили шасси, поставив машину на ноги, и через несколько дней оба самолета благополучно перелетели на свою базу. Здесь мы застали в полном составе исчезнувший было экипаж таинственного корабля. И моя догадка подтвердилась.
Командир экипажа рассказал, что у него в полете начался пожар: загорелся один из моторов. Все меры, принятые летчиком, чтобы сбить огонь, не помогли, пламя распространялось все дальше, приближаясь к бензобакам и угрожая взорвать их. Тогда командир отдал экипажу приказание выброситься на парашютах. Убедившись в том, что все семь человек выпрыгнули, командир корабля включил автопилот и, передав ему управление машиной, сам влез на сиденье, последний раз взглянул на самолет и кинулся головой вниз, в темноту, в холод. Экипаж разбросало на несколько километров, и им пришлось посигналить друг другу из пистолетов, чтобы собраться вместе. Потом они посмотрели на карту и двинулись на юг. Шагали остаток ночи и весь следующий день, пока не добрались до железной дороги. Они добрели до станции и дали о себе знать, сообщив, что самолет погиб, а весь экипаж спасся. За ними прислали самолет и отвезли домой. В действительности, как вы уже знаете, самолет не погиб. Пламя погасло, и самолет сам почти благополучно приземлился. Вот видите, какие у вас бывают недоработки! — неожиданно оборвал рассказ полярник.
— Из вашего рассказа следует как раз обратное, — сказал Краснокутнев. — Машина сделана такой устойчивой, что почти полтораста километров без экипажа пролетела, а вы еще жалуетесь!
— Я ведь не говорил, что машина плохо сделана. Я в самом начале сказал — не доведена до конца.
— Опять-таки непонятно — чем? — спросил летчик.
— А тем, что сама шасси не выпустила, идя на посадку! — под общий смех присутствующих закончил рассказчик.
На посту
Морозное утро. Из окон пункта управления полетами виден бескрайний заснеженный аэродром. Его гладко укатанная поверхность отсвечивает тусклыми, матовым блеском, и порой кажется, что вы где-то в Арктике, среди бесконечных просторов ледяных полей.
Вдруг грозный клекот разрывает воздух. Дребезжат стекла в оконных рамах. Над аэродромом поднимается снежный буран, из которого возникают два истребителя и уносятся в небо.
Один — «Фокке-Вульф-190», последнего выпуска, другой — новейший «Яковлев». Первый ведет Антипов, второй — Прошаков.
Состязаясь, они испытывают качества этих машин. Вначале они устраивают гонки на горизонталях, и Прошаков намного обгоняет «немца».
Потом они пробуют скороподъемность. Самолеты почти по вертикали вздымаются вверх, некоторое время идут рядом, но «немец» вскоре начинает отставать, и разрыв между ним и «Яком» все больше увеличивается.
«Яковлев», превратившись в едва видимую в небе точку, пропадает из виду.
Затем летчики завязывают «воздушный бой», за которым десятки людей с захватывающим интересом наблюдают с земли.
«Як» навязывает «немцу» свою инициативу и почти беспрерывно «висит» у него на хвосте. Если бы это был настоящий бой, «фриц» давно горел бы на земле.
Но, может быть, здесь свойства машины ни при чем? Может быть, все дело в мастерстве летчика? Оценка летчика-испытателя должна быть точна и объективна. Чтобы отбросить сомнение, летчики в другом полете меняются местами. Однако «Як» опять доказывает свое преимущество.
Новая пара самолетов взвивается в небо.
Голофастов ведет трофейный, последнего выпуска «Ме-109», Кубышкин летит на «Ла-5».
Самолеты проделывают то же, что и предыдущая пара. И эти летчики меняются местами, и «Лавочкин», подобно «Яку», доказывает свое преимущество над «немцем».
Летчики-испытатели знали эти преимущества и по настоящим боям. Каждый из них вогнал в землю не один немецкий самолет и носит на груди не одну боевую награду. Но этого мало. Летчики тщательно, до мелочей изучают возможности машин, наших и вражеских, выясняют наилучшие способы применения нашей техники в борьбе с немецкой и свой опыт несут в действующие части.
Немцы выбиваются из сил, совершенствуя свои машины, и все же наши оказываются впереди в этой гонке. Здесь немалая заслуга принадлежит летчикам-испытателям.
