– Куда супротивиться? Еле живая! – отрезала старуха.
В толпе начали согласно кивать головами, и все заговорили о том, что, судя по всему, сейчас, пару минут назад, на их глазах произошло крупное государственное преступление: диверсант воспользовался тем, что у людей праздник, они потеряли обычную бдительность, наелись до холода в брюхе мороженым, и странный субъект из-под носа у них выкрал женщину.
– А может, она заодно с ним? Тогда что? – высказал кто-то осторожное предположение, и тут же все глаза обратились на говорившего, который сурово задвигал бровями, желая придать себе смысла и важности.
Празднично одетые люди начали поспешно расходиться, и вскоре зеленая светлая зелень и воздух, сквозящий сквозь кожу березок, впитали в себя всех тревожных свидетелей.
В машине такси, мчавшейся по направлению к улице Веснина, Анна по-прежнему лежала на руках у Микеля Позолини и громко, тяжело дышала. На лбу ее блестели крупные капли пота, губы запеклись.
– Быстрее, пожалуйста! – просил Позолини шофера, который старался даже и не оглядываться на то, что происходит сзади: сам понял, что сдуру схватил иностранца, к тому же и с бабой, а что теперь делать?
– Микель, куда мы едем? – прошептала Анна.
– Скажи мне, amore, тебе хоть чуть лучше?
– Ты знаешь, мне словно бы нечем дышать, – ответила она с таким выражением в глазах, как будто ей стыдно того, что он волнуется, но она не хочет притворяться. – Совсем нету воздуха.
– Сейчас тебя посмотрит доктор Черутти, – сквозь зубы пробормотал он. – Ваши больницы не годятся ни к черту, а кроме того, сегодня вообще никуда не пробиться, все пьяные.
– Ты хочешь привезти его ко мне домой? – испугалась она.
– Нет, мы едем в посольство. Черутти живет при посольстве. Быстрее же, Боже мой, Дева Мария!
Перед строением под номером пять такси остановилось, Позолини сунул шоферу деньги и на руках вынес Анну из машины. Два рослых милиционера, стоявшие у будки, в которой сидел третий милиционер, вытянули шеи.
– Вы же меня знаете, черт возьми! – выругался Позолини.
– Документы, пожалуйста, – попросили милиционеры.
Он достал из кармана документы.
– Пройдите, пожалуйста, только без женщины. На женщину пропуска нету, – сказал один из милиционеров.
– Женщина нуждается в помощи врача! – заорал Позолини на всю улицу. – Vattene![4]
Милиционеры переглянулись, и тот, который сидел в будке, еле заметно кивнул. Как только Позолини с Анной скрылись в дверях, он начал поспешно звонить по телефону, а двое других помрачнели так сильно, как будто в их жизни случилось несчастье.
Доктор Черутти был толстым, коротким и мягким, – казалось, что если дотронуться пальцем до любого места на этом теле, то палец уйдет целиком, будто в тесто. Он тут же попросил Анну принять какую-то таблетку и только дождавшись, когда ей станет лучше, приступил к осмотру. Он долго выслушивал и выстукивал грудную клетку, заставил Анну сделать несколько приседаний, покрутить головой, оттягивал ей веки короткими мягкими пальцами, опять очень долго выслушивал. Потом сообщил, что закончил осмотр, согнулся в кресле и закрыл лицо руками, как будто хотел, чтобы его оставили наедине с его мыслями. Анна одевалась в соседней комнате. Микель Позолини с тем отупением, которое иногда наступает после слишком сильного волнения, смотрел на образовавшую мягкий холмик спину доктора и молчал. Вдруг он заметил, что Черутти подглядывает за ним в щелочку, специально оставленную между пальцами, как будто желая убедиться в том, что Позолини, приведший к нему эту русскую женщину, готов ко всему, что он скажет.
– Ogni medaglia ha il suo rovescio[5], – сказал наконец доктор Черутти.
Анна вошла в комнату и остановилась на пороге:
– Можно?
– Входи, Анна, – по-русски сказал Позолини.
Доктор Черутти произнес несколько длинных итальянских фраз.
– Микель, переведи мне, – попросила она.
– Может быть, это и совсем ничего, ты просто находишься в сильном волнении. – Позолини говорил так старательно, как будто читал по бумажке. – А может быть, у тебя действительно есть болезнь сердца, и нужно лечить ее, или...
– Что или? – улыбаясь доктору Черутти для того, чтобы показать, что она ничуть не обеспокоена, спросила Анна.
– Или, если лекарство не поможет, то сделать одну операцию.
– Все? – прошептала она.
– Еще он сказал, что в России таких операций не делают.
Она побледнела.
– Но это ведь все только предположение?
– Сейчас он тебе даст лекарство.
– Он даст мне лекарство?
– И через неделю посмотрит опять...
– Меня ни за что не пропустят сюда.
Позолини с удивлением взглянул на нее, словно то, что она сказала, никогда не приходило ему в голову.
– Ну, значит...
И он замолчал.
Доктор Черутти слушал их разговор так внимательно, как будто он понимал его. Теперь он поднялся.
– Arrivederci, seniorа, – ласково сказал доктор Черутти.
Как только дверь за этим коротеньким и мягким человеком закрылась, Микель Позолини притянул Анну к себе, посадил ее на колени и уткнулся лицом в ее плечо.
– Сюда не войдут? – испугалась она.
– А, к черту!
– Ты что-то хотел мне сказать?
– Да, хотел.
Позолини оторвался от ее плеча и поднял глаза. Она ответила ему испуганным и влюбленным взглядом.
– Мы станем жениться, – сказал Позолини. – Согласна?
Анна вдруг покрыла его лицо быстрыми и сильными поцелуями.
– Микель!
– Это то, что мы сделаем, – громко, словно желая, чтобы его услышали, сказал Позолини.
Они вышли из посольства, где благодаря празднику было тихо и пусто, спокойно прошли мимо милиционеров, которые взяли под козырек, как будто досадное недоразуменье давно позабыли. Перед подъездом ее дома в Ащеуловом переулке Позолини тихо привлек ее к себе и тихо поцеловал в лоб и в брови.
– Тебе нужно выпить лекарство. Ты помнишь?
– Я помню. Мы встретимся завтра, Микель?
– Но ты же хотела поехать на дачу.
– Нет, я не поеду.
– Послезавтра посол возвращается из Рима. И я буду с ним говорить. Он должен советовать. – Позолини щелкнул пальцами, стараясь правильно подобрать слова. – Я тоже не смею его подводить. И нужно продумать, как с этим все сделать...
– Жениться? – шепнула она.
– Да. В Риме мы будем венчаться. Я завтра приду, но не в сквер, а... – Он замялся.
– Не в сквер? Почему?
– Там за нами следят. Ты видела серую шляпу?
– Я? Серую шляпу? Да, видела!
– Нам нужно жениться и сразу уехать.
– А как же... О Господи! Что ты! А как же мои? Мама с папой?
