Решение графини покинуть Эттерсберг после свадьбы сына было совершенно неожиданным. Она, правда, все время говорила об этом, но никто, а меньше всех она сама, не придавал серьезного значения ее словам, и она весьма охотно согласилась на страстные уговоры Эдмунда, не желавшего и слышать о разлуке. Но теперь, по-видимому, оба изменили свои взгляды. Однажды графиня заявила, что переселится в Шенфельд, оставленный ей покойным мужем, и Эдмунд ни слова не возразил на это. В Бруннеке, конечно, очень удивились такому внезапному решению, но охотно согласились с ним. Рюстов все время боялся совместной жизни дочери со свекровью, и неожиданный ход событий был слишком приятен для него, чтобы заставлять раздумывать над его причинами.
Вообще, за последние два месяца события разворачивались чрезвычайно быстро. Передача и устройство Дорнау, приготовления к блестящим свадебным торжествам, многочисленные приглашения и визиты со всех сторон не давали опомниться. Повсюду происходили большие охоты, которые чередовались с веселыми балами. С сентября все жили в каком-то чаду развлечений, и если выдавался день, когда приходилось сидеть дома и без гостей, то находилось столько тем для разговоров и советов, что о спокойном времяпрепровождении не было и речи. Рюстов уже не раз заявлял, что долго так не выдержит, и желал, чтобы свадьба состоялась поскорее, чтобы обрести себе наконец долгожданный покой. Срок был уже назначен, венчание должно было состояться в Бруннеке через три недели, и молодые планировали затем переселиться в свое будущее гнездышко.
Когда в салоне эттерсбергского замка, где обычно собиралась вся семья, никого не было, сюда приходила графиня с книгой и читала или, по крайней мере, делала вид, что читает. Гедвига, приехавшая, как это часто случалось, на несколько дней к свекрови, стоя у окна, смотрела на покрытый снегом ландшафт.
– Эдмунда все еще нет, – нарушила она царившее молчание. – Что за удовольствие кататься в такую погоду!
– Ты ведь знаешь, что он делает это ежедневно, – ответила графиня, не отрываясь от книги.
– Да, но только с недавних пор. Раньше он был очень чувствителен к непогоде, и дождь сразу же загонял его в дом. Теперь же, наоборот, он, кажется, больше всего любит скакать в бурю и непогоду и целыми часами носится по полям.
В этих словах слышалась нескрываемая тревога. Однако графиня ничего не ответила; она перевернула страницу, но если бы кто внимательно наблюдал за ней, то увидел бы, что она и не думала читать.
Гедвига отвернулась от окна и подошла к свекрови.
– Ты не находишь, мама, что за последнее время Эдмунд сильно изменился?
– Изменился? В чем же?
– Во всем.
Графиня оперлась головой на руку, промолчав и на этот раз. Она, видимо, хотела избежать объяснений, но девушка стояла на своем.
– Я уже давно хотела поговорить с тобой об этом, мама. Не могу не сказать, что поведение Эдмунда теперь часто беспокоит и даже пугает меня. Он стал совсем другим, чем раньше, таким импульсивным, изменчивым в настроении, даже в ласках. То он с лихорадочной поспешностью подгоняет приготовления к нашей свадьбе, то вдруг так равнодушен к ней, так безучастен, что у меня появляется мысль, не хочет ли он отказаться от всего.
– Успокойся, дитя мое! – сказала графиня участливым тоном, в котором звучала глубокая горечь. – Ты не утратила его любви, он по-прежнему нежен с тобой. Мне казалось, ты должна бы чувствовать это. Эдмунд немного утомился за последнее время, с этим я согласна. Он чересчур много сил тратит на развлечения, от которых, конечно, и мы не могли отказаться. От всех этих обедов, охот, празднеств голова идет кругом. В этом отношении ты слишком понадеялась на свои силы, и меня нисколько не удивляет, что ты тоже стала нервной от этой бурной жизни.
– Я с удовольствием отказалась бы от половины приглашений, – возразила Гедвига, – но ведь Эдмунд настаивал на том, чтобы мы их принимали. Начиная с сентября мы носимся с одного бала на другой, делаем визиты за визитами, а когда собираемся отдохнуть, Эдмунд является с новым предложением или приводит новых гостей. Создается такое впечатление, словно он часа не может остаться один здесь или в Бруннеке, будто одиночество для него – жестокая пытка.
Губы графини дрогнули, и, как будто случайно отвернувшись в сторону, она ответила, стараясь говорить спокойно:
– Глупости! Откуда у тебя такие мысли! Эдмунд всегда любил общество, и ты также раньше не знала большего наслаждения, чем оживленная светская жизнь. От тебя я меньше всего ждала жалоб на это. Неужели ты так быстро изменила свои привычки?
– Потому что боюсь за Эдмунда, – созналась будущая невестка, – потому что вижу, что и он не находит радости в этих удовольствиях, несмотря на то что неустанно ищет их. В его веселости есть теперь что-то такое дикое, лихорадочное, что мне до глубины души делается больно за него. Мама, не пытайся ничего отрицать! Невозможно, чтобы ты не заметила этой перемены. Боюсь, что втайне ты боишься не меньше меня.
– Чему может помочь мой страх? Эдмунд и не спрашивает об этом! – почти резко сказала графиня, но, словно спохватившись, что сказала слишком много, продолжала с деланым спокойствием: – Тебе следует приучиться, дитя мое, одной справляться с характером и настроениями твоего будущего мужа. Его не так легко укротить, как ты думала вначале. Но он любит тебя, следовательно, тебе нетрудно будет найти правильный подход. Я решила никогда не становиться между вами; ты видишь, что я даже отказалась от мысли жить вместе с вами.
От этих слов на Гедвигу повеяло холодом. Сколько раз она пыталась откровенно поговорить со свекровью и каждый раз встречала отпор. Со слов Освальда она знала, каким опасным противником для нее будет материнская ревность, но заметила, что этот отпор происходил не только от ревности. Между матерью и Эдмундом что-то произошло; Гедвига уже давно заметила это, как ни старались они сохранить видимость прежних отношений. В самом начале после помолвки сына графиня совсем не была склонна уступить невестке пальму первенства; откуда же вдруг такой поворот, вовсе не соответствовавший ее характеру?
За разговором дамы не услышали топота копыт скакавшей лошади. Они обернулись лишь тогда, когда открылась дверь и на пороге появился молодой граф. Он уже успел снять пальто и шляпу, но на его темных волосах оставалось еще несколько снежинок, а по разгоряченному лицу можно было догадаться, как быстро он скакал верхом. Эдмунд быстро вошел и стремительно, почти на ходу поцеловал невесту, поднявшуюся ему навстречу.
