— Уф, ну и народец, — стряхнув наконец с себя простолюдина и нагнав Марвина, передёрнул плечами Петер. — Ну давай хоть решим, что будем делать. Эля, может, выпьем? Разливного? Тут, бывает, на ярмарки такого привозят… из южной доли. Эй, человек!
Он уже махал торговцу с белом переднике с розоватыми потёками, благо они как раз проходили мимо телеги, груженной огромной бочкой. В стенке бочки была проделана дыра, закупоренная толстой пробкой, и когда торговец выдернул её, густой эль полился в кружку сильными крепкими толчками. Марвин подумал, что так же льётся кровь, если руку перерубить.
— Славно! — отхлебнув, крикнул Петер, перекрывая гул толпы. — Попробуй-ка! Ты такого эля ещё не пил. Хозяин, откуда?
— Из Лорроса, благородный мессер.
— Ну, говорю же, в южной доле лучший эль!
Марвин пил, скользя взглядом по мешанине из лиц и красок. Кровь гулко стучала у него в висках, горели воспалённые веки. В последнее время он очень плохо спал, его мучили дурные сны. Точнее, один и тот же дурной сон.
Петер положил руку ему на плечо. Его лохматая голова оказалась прямо напротив лица Марвина — совсем близко.
— Слушай, ты ведь поговорить хотел, да? Ты поэтому предложил из замка уйти? Там ей могут донести?
Марвин смотрел на него несколько мгновений, ничего не понимая, потом растерянно покачал головой:
— Чего? Ей? Кому — ей?
— Я предупреждал тебя, — тихонько сказал Петер, отворачиваясь и поднося кружку к губам, но по-прежнему не убирая руки с его плеча. — С ней легко не бывает. Конечно, её внимание тебе льстит, но только плата…
— Да что ты несёшь, Ледоруб тебя раздери?
— Марвин, перестань. Все знают, что ты спишь с королевой. Ты что, не замечаешь, как на тебя смотреть стали?
Конечно, он ничего не замечал. Делать ему больше нечего — следить, кто там и как на него глаз скосил. Впрочем, они с первого же дня так на него таращились, будто он ярмарочный урод какой-то.
— Ну сплю, — сказал он. — И что?
— Да то, что нельзя же быть таким… таким…
— Каким? — хмуро спросил Марвин.
— Таким… недальновидным! — выпалил Петер. «Интересно, — подумал Марвин, — а что он на самом деле хотел сказать — таким дураком?» — Кто она и кто ты! У вас всё равно никакого будущего вместе — никакого, понимаешь?
— Петер, я ещё раз спрашиваю, что ты несёшь? — начиная терять терпение, перебил Марвин.
— Да брось уже, тут никто не услышит. Но я как друг тебя прошу: спи с ней, Единого ради, но влюбляться-то в неё зачем?
Марвин какое-то время смотрел на него, а потом расхохотался. От смеха его сморило настолько, что он едва не выронил кружку и вынужден был прислониться спиной к бочке с элем, у которой они стояли. Петер смотрел на него непонимающе.
— Что я смешного сказал?
— Ох, Петер, а ты ещё меня дураком называешь, — с трудом успокоившись, выдавил Марвин.
— Я тебя дураком не называл, — насупился тот.
— Называл, раз решил, что я втрескался в эту бабёнку. Она, конечно, прыткая, но когда это считалось романтичным?
— Так ты… в неё не влюблён?
— Да ты с ума сошёл, если впрямь так решил.
— Тогда… — Петер запнулся. — Тогда почему ты ходишь… такой?
Весёлость Марвина как рукой сняло. Видно, его взгляд разом потяжелел, потому что Петер быстро отвернулся. Марвин вспомнил, как там, на стоянке у Плешивого поля, он одёргивал парня, лезшего Марвину в душу. И сейчас себе не изменил — почти. По крайней мере, давно уже видел, что с Марвином что-то не так, но только теперь спросил. И то — потому лишь, что решил, будто знает причину… и поможет её устранить.
И ещё он так странно сказал — «как друг тебя прошу». У Марвина никогда не было друзей. Впрочем, если таковыми считать всех, с кем он воевал и пьянствовал — тогда были. Сотни. Потребности в ином он как-то не ощущал.
— Ольвен тут ни при чём, — проговорил он наконец. — Хотя ты прав, с ней тоже пора что-то решать. Надоела она мне.
Петер поперхнулся элем.
— Надоела?! Ты таки точно не в своём уме! И что, ты думаешь бросить её, как портовую шлюху?!
— Ну, что ты так… некуртуазно, — укоризненно сказал Марвин. — Почему сразу как шлюху? Как знатную месстрес. С печальными речами и клятвами в любви до гроба.
— Марвин, брось дурачиться. Лучше дождись, пока она сама к тебе охладеет. Но не до конца, потому что тогда сам Ледоруб не знает, что она может выкинуть. Некоторых своих любовников она потом казнила. Так что подожди, пока страсти чуть поутихнут, и дёру давай…
— Да как я могу дать дёру, когда мой сэйр тут сиднем засел! — взорвался Марвин. — Ты что же, думаешь, я ради прелестей венценосной сучонки здесь торчу?! Не могу я уехать без его позволения! Чтоб его бесы разодрали… — Марвин перевёл дыхание и быстро осенил себя святым знамением. — Прости меня, Единый, за богохульство.
Петер мертвой хваткой вцепился в его локоть и решительно поволок в сторону. Марвин запоздало перехватил донельзя заинтересованный взгляд торговца элем.
— Так, ты что, уже пьян? От кружки эля?
— Да отвяжись ты! — огрызнулся Марвин, вырываясь. — Что ты вообще пристал ко мне? Чего в друзья набиваешься? Думаешь, коль уж я бока грею в королевской койке, и тебе что перепадёт? Это ты зря. Подачек от её величества я не беру, а в постели она так, средней паршивости. Даже и говорить-то не о чем. Всё, удовлетворил своё любопытство? Теперь вспомни Плешивое поле и своё тогдашнее благоразумие.
— Это всё Балендор. Ты раньше не был таким. А после него как с цепи…
Марвин круто развернулся, отшвырнул кружку, заехав кому-то промеж глаз, схватил Петера за грудки и припёр его к стене.
— Вот что, мой новый друг, — очень тихо проговорил он, — ты, видно, всё же забыл Плешивое поле. Я тебе попозже болтливый язык обрежу, а пока запомни, что ни Балендор, ни сука Ольвен, ни тот ублюдок из Джейдри меня не волнуют, ясно тебе? Иди девкам своим из весёлого квартала мозги врачуй. Или хоть Ледорубу, плевать, только мне в душу чтоб больше не лез.
Не дожидаясь ответа, он разжал руки, повернулся к стене спиной и зашагал в толпу, распихивая встречных и пробираясь к центру площади. Петер звал его и просил подождать, но он только прибавил шагу. Вот настырный парень, и впрямь придётся ему в замке объяснить, что к чему… но в замке, а не здесь и не сейчас. Потому что Марвин знал: если начнёт здесь, то может не суметь остановиться. А Петер, как ни крути, неплохой мужик, Марвину не хотелось его убивать.
Поэтому ему нужен был кто-то другой.
— Пять монет на Уриса!
— Семь монет на Враггля!
«О-о, — подумал Марвин, — то, что надо». В самом центре площади сгрудилась особенно плотная толпа, в основном состоящая из мужчин, потных и возбуждённых, азартно топтавшихся и выкрикивавших что-то подбадривающее. Локтей тут было недостаточно, Марвин пустил в ход каблуки сапог и с трудом, но всё же пробрался к верёвочному ограждению, определявшему границы маленького — пять на пять шагов — поля, где оживлённо метелили друг друга два по пояс голых мужика. Вернее, оживлённо метелил только один, другой лишь вяло отмахивался. Пар валил от обнажённых тел, раскрасневшихся на морозе, пот блестел на застывших лицах. На снегу виднелось несколько алых пятен. Марвину нечасто приходилось наблюдать кулачные бои, но сейчас при виде пьяного ожесточения, блуждавшего по лицам противников, у него загудело в ушах. Гам окружающего балагана сделался глухим и далёким.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
