Тем временем монашки, которые из уважения к настоятельнице застыли в молчании, налетели на него, как стайка птиц, и принялись трещать, болтать и осыпать Теодора множеством вопросов. Пока они суетились, растерянный Теодор старался отыскать какой-нибудь просвет среди трепетания белых чепцов, все еще надеясь разглядеть несчастную Агнес. Наконец, устав его выспрашивать, монашки заметили его гитару и спросили, играет ли он; он ответил скромно, что не ему себя хвалить, но он просит их соблаговолить стать его судьями, на что они с готовностью согласились. И тогда, настроив свой инструмент, он спел куплеты голосом, способным разбудить мертвых.
КОРОЛЬ ВОД
датская баллада
Шагами, что легче, чем шепот ручья,Девица шагала ко храму Марии,Ко храму Марии девица шагалаИ демона вод она вдруг повстречала.А демон, лишь только девицу узрел,Как тут же ее соблазнить захотел.Он к маме-колдунье в пещеру спешит,Пусть мама скорее ему пособит.Колдунья свершила свой тайный обрядИ демона в белый одела наряд,И жестом одним превратила онаПрозрачный поток для него в скакуна,Который, казалось, спустился сюдаИз райских садов, не оставив следа.Как молния, демон врывается в храм,О Боже, как много их молится там,Мужей и хозяек, больших и детей…
Таким образом, исполняя куплет за куплетом, он продолжал развивать историю, полную намеков на ту, что его сюда привела. Монашки слушали его, явно очарованные. Но, хоть Теодор и придавал некоторое значение их одобрению, оно в его глазах ничего не значило, поскольку его уловка не удалась. Напрасно медлил он между строфами, ни один голос не ответил ему. Он начал отчаиваться.
Вскоре звон монастырского колокола стал созывать монашек в трапезную, но они не оставили Теодора, пока не одарили его ладанками, вареньем и освященными крестиками. Он принял все эти подарки, выражая искреннюю признательность, но заметил, что без корзинки он просто не знает, как их унести. Они уже поспешили было за какой-нибудь корзинкой, но были остановлены немолодой женщиной, которую Теодор раньше не замечал.
— А вот, — сказала привратница, — матушка Урсула с корзинкой.
— Вот мой подарок, — сказала ему старая монахиня, отдавая корзинку прямо ему в руки и сопровождая эти слова таким выразительным взглядом, что Теодор почувствовал что-то новенькое. Он подошел к решетке как можно ближе.
— «Агнес», — прошептала старуха едва-едва слышно. Но Теодор тут же это уловил и почуял какую-то тайну, к которой корзинка явно имела отношение. Его сердце подпрыгнуло от радости. Он попытался что-то сказать, но вернулась настоятельница. Увидев ее, мать Урсула стала белой, как ее воротник.
— Мне нужно с вами поговорить, мать Урсула, — сказала аббатиса голосом, полным угрозы.
— Со мной? — ответила та, не в состоянии скрыть свою растерянность.
По знаку настоятельницы она вышла.
Поскольку колокол монастыря прозвонил второй раз, монашки наконец разошлись, и Теодор смог унести свой трофей.
Он не бежал, а летел в особняк Лас Систернас и через несколько минут был у постели своего хозяина.
Тот, задыхаясь, вскочил на своем ложе. Он выхватил корзинку из рук пажа и опрокинул содержимое на постель, надеясь найти на дне письмо, но ничего похожего там не было. Поиски начали снова, и снова безуспешно. Наконец дон Раймонд заметил, что уголок голубой шелковой подкладки распорот. Он поспешно надорвал его дальше и вытащил тоненький листок бумаги, который не был даже свернут. На нем был адрес маркиза де Лас Систернас, и он смог прочесть то, что следовало дальше:
На всякий случай посылаю вам эти несколько строк. Вам их передаст Теодор, ваш паж, которого я узнала. Достаньте у кардинала-герцога приказ арестовать и меня, и настоятельницу, но пусть этот приказ будет исполнен только в пятницу, в полночь. Это время выбрано для празднования дня Святой Клары. Будет процессия при свете факелов, я на ней буду, но, умоляю, пусть никто не подозревает о ваших намерениях, так как стоит только настоятельнице уловить малейший намек — и вы обо мне никогда больше не услышите. Будьте осторожны, если вам дорога память об Агнес и если вы хотите покарать убийц. Я должна вам рассказать такое, что у вас от ужаса кровь застынет в жилах.
Сестра УрсулаЭта записка как громом поразила маркиза, и он упал на подушки без сознания. Было нелегко привести его в чувство, и, как только он снова обрел дар речи, он разразился проклятиями и богохульствами и поклялся отомстить настоятельнице Святой Клары страшной местью. Но сначала надо было ее арестовать. Лоренцо, который давно уже не сомневался в том, какая участь была уготована его несчастной сестре, взял это на себя. Доверив Раймонда заботам лучшего врача в городе, он побежал во дворец кардинала-герцога, но тот уехал в отдаленную провинцию по каким-то важным делам. До пятницы оставалось пять дней, но, приложив все усилия и не останавливаясь для ночлега, Лоренцо надеялся вернуться вовремя, чтобы совершить паломничество в монастырь Святой Клары. Его усилия увенчались успехом, он смог догнать кардинала-герцога, рассказал ему о предполагаемом преступлении аббатисы и описал состояние, в котором он оставил Раймонда. Этот последний аргумент оказался убедительнее всего, и Лоренцо без труда добился ордера на арест. Кроме того, кардинал-герцог дал ему письмо к главному судебному исполнителю Инквизиции, которому предписывалось проследить за исполнением предписания. С этими бумагами в кармане Медина вернулся в Мадрид в пятницу незадолго до полуночи. Он нашел, что маркизу стало несколько лучше, но все-таки тот был еще слишком слаб, чтобы двигаться или разговаривать. Проведя около него чуть больше часа, Лоренцо ушел, чтобы сообщить свой план дядюшке и передать дону Рамиресу де Мелло письмо кардинала. Дядюшка был так возмущен открывшимися ему мерзостями, что немедленно предложил племяннику сопровождать его ночью в монастырь Святой Клары. Дон Рамирес не стал уклоняться от своего долга и призвал некоторое количество солдат, достаточное, чтобы в случае необходимости противостоять сопротивлению народа. Но в то время как Лоренцо не терпелось разоблачить лицемерную монахиню, он даже не подозревал, что замышлялось против него самого.
Заручившись поддержкой дьявольских слуг Матильды, Амбросио решился погубить Антонию. Роковой момент наступил. Когда Антония в этот вечер прощалась на ночь с матерью и поцеловала ее, она вдруг почувствовала себя такой подавленной, что не могла удержаться и заплакала.
Эльвира сразу же заметила эти слезы и ласково пожурила ее за это, но никакого ответа, кроме еще более обильных слез, от нее не добилась.
Наконец Антония вышла из комнаты матери, все время оглядываясь и стараясь поймать ее взгляд до тех пор, пока дверь не закрылась окончательно, как будто у нее было чувство, что она ее никогда больше не увидит. Вернувшись к себе, она без сил опустилась на стул и, облокотившись головой на руки, устремила взгляд в потолок. Ее обуревали зловещие предчувствия. В таком состоянии полусна, который предшествует сну настоящему, она и пребывала, пока совершенно неожиданно звуки музыки не зазвучали на улице под ее окнами. Она встала, открыла окошко и, накинув на лицо вуаль, осмелилась выглянуть наружу.
Множество теней, среди которых, как ей показалось, она узнала Лоренцо, двигались при свете луны, размахивая гитарами, словно ружьями или мушкетами. Это действительно был Лоренцо, который, связанный обещанием не приходить к Антонии без согласия дядюшки, пытался такой уловкой показать ей, что он ее не забыл. Но его попытка была истолкована самым худшим образом: Антония была слишком скромна, чтобы счесть себя объектом этой ночной серенады, и, предполагая, что она предназначена какой-нибудь красотке по соседству, почувствовала боль оттого, что Лоренцо играл там главную роль.
Однако мелодия была красива, исполнение — великолепно, и это так прекрасно отвечало грустному расположению духа Антонии, что она стала слушать не без удовольствия. А серенада была такой:
Хор:
О лира моя, пусть звучит твой напев,И я ему сам подпою,Чтоб знала о тайных страданиях та,Что душу тревожит мою.
Припев:
Словно ветер, что плачет и стонетПод сводами диких пещер,Словно бешеный зверь у подножьяБезжизненной статуи —От любви мне досталось — всего —Сожаленье потерь,Ты ж и ласки, и клятвы своиБережешь для кого?
Антония не задумывалась о глупых словах, она была убаюкана мелодией. Потом музыка кончилась, и участники концерта разошлись. Еще несколько минут она слушала, как удалялись их шаги, затем легла в постель, прочитала свои привычные молитвы, и сон, сошедший на нее, разом прогнал все страхи.
