заключалась суть его работы — стараясь не вызывать подозрений, искать информацию.
Но Бог с ними, подумал Гэлбрайт о подростках, обзывающих его. Хотя всё же ему не стоило так кричать, нужно держать себя в руках на публике... С этой мыслью инспектор скрестил ноги и уставился в противоположный угол вагона. Стараясь не обращать внимания на слова подростков, Гэлбрайт внезапно почувствовал, как по его кровеносным сосудам начало распространяться беспокойство. Его подсознание, казалось, кричало своему владельцу «Случилось несчастье!». Непонятно, что именно и непонятно когда, но произошло что-то недоброе и неизбежное...
Не отрывая взгляда от противоположной стороны вагона, инспектор понял, что в поле его зрения появилось знакомое лицо. Оглядев своих попутчиков, он, наконец, остановился на мужчине, который, откинув голову на перегородку, спал на своем месте. Гэлбрайт прищурился. Тело этого человека ритмично раскачивалось в такт движению поезда. Левая рука, которая до этого лежала на коленях спящего, внезапно повисла в момент очередного поворота вагона и начала раскачиваться, как сухой лист дерева на ветру, в то время как нижняя челюсть постепенно медленно опускалась вниз.
Гэлбрайт, не упуская из виду этого человека, привлекшего его внимание, подумал о том, что тот спит как убитый. Вместе с этой мыслью чувство беспокойства в его венах постепенно перешло в жгучий ужас. Инспектор начал прокручивать в голове моменты сегодняшнего дня, как его вдруг осенило — лицо этого человека, который в этот самый момент спал в том конце вагона, ему уже довелось увидеть этим утром в палате Портлендского адвентистского медицинского центра...
Инспектору показалось, что чей-то высокий, видимо, детский голос, прошептал ему прямо на ухо «Смотри на него, смотри хорошенько». Гэлбрайт испуганно помотал головой по сторона — нет, всё в порядке, никого рядом с ним нету. Но в его сознании, как навязчивая идея, возникло сильное желание подойти к этому спящему, разбудить его и в случае, если тот испугается и убежит от него, броситься за ним в погоню...
— Похоже, кто-то развлекается надо мной, — тихо пробормотал инспектор.
В то же время в нем проснулся здравый смысл, и постепенно он смог подавить в себе это дурацкое желание. И в это время вагон остановился на нужной остановке. Гэлбрайт встал и, дождавшись, когда матери и дети выйдут, посмотрел на спящего мужчину. Тот, не открывая глаз, продолжал сидеть с открытым ртом. Инспектор вышел наружу и, поднявшись на поверхность, начал обсуждать сам с собой это происшествие. Что бы он получил, если бы подбежал к этому человеку? Неужто спросил бы его «Как вы тут оказались, мистер Йонс?», или же взял бы его под наблюдение? Ни то, ни другое не имело абсолютно никакого смысла. Инспектор успокоил себя тем, что, возможно, на его подавленное настроение после встречи повлияла сегодняшняя поездка в больницу.
Гэлбрайт, погруженный в свои мысли, даже не заметил, как оказался на Эббаутс-стрит. Вот дом, где он живёт. Трехэтажное здание, выполненное в английском стиле. На втором этаже этого дома располагалась его уютная двухкомнатная квартира — а что еще нужно инспектору полиции, который большую часть своего времени проводит вне её стен? Войдя в дом, он поднялся к себе на лестничную клетку и, переступив порог, закрыл дверь на ключ, после чего не преминул разуться. Сунув ноги в тапочки, Гэлбрайт решил, что вместо новых лакированных туфель, которые он купил пару дней назад, было бы лучше пойти завтра на работу в старых добрых кожаных лоферах. Да, подобная обувь не особенно сочетается с его строгим серым костюмом, но это совершенно не важно — он ведь собирается не на выставку мод, а просто в полицейский участок...
После насыщенного событиями дня Гэлбрайту не особенно хотелось приступать к изучению материалов, которые его друг раздавал в кабинете главного инспектора. Он просто хотел расслабиться, поэтому, оказавшись в знакомой домашней обстановке, не стал терять времени на то, что ему не хотелось. Гэлбрайт пошел на кухню и, наполнив небольшую эмалированную кастрюлю водой, поставил её на плиту. Взяв открытую упаковку макарон со вкусом сыра, он с некоторым раздражением вспомнил сегодняшний инцидент в продуктовом магазине. Что ж, ему нужно было искать не какой-то жалкий бутерброд, а вот это вот творение рук Макинерни и Рика... Ладно, успокоил себя инспектор, он может немного подкрепиться оставшимся количеством макарон, а новые продукты он купит рядом с домом завтра утром. Главное, чтобы ему вновь не «повезло» снова столкнулся с воришкой, чтобы они сквозь землю провалились...
Прежде чем бросить макароны в воду, ему пришлось подождать около девяти минут, дабы та закипела. Чтобы не стоять столбом у плиты, Гэлбрайт пошёл в спальню и, усевшись прямо на покрытый ковром пол, включил телевизор. Инспектора на самом деле не волновало содержание каналов вещания — всё, чего ему хотелось, это заполнить тишину в своей квартире. Голоса людей и музыка были не таким уж и плохим фоном для его одиноких посиделок дома. Было уже темно, но в спальне, которая была наполовину освещена экраном телевизора, Гэлбрайт не стал включать свет — с детства у него была любовь к темноте. В его памяти были свежи воспоминания о том, как по ночам он вылезал из окна и бежал во двор, чтобы забраться на стремянку и сидеть там, глядя на улицу, до тех пор, пока отец, разбуженный скрипом ставней, не прогонял его обратно.
Что получал малыш Гэлбрайт от таких ночных вылазок? Возможно, осознание того, что по обыкновению многолюдные улицы, казалось, вымирали с наступлением темноты? Или же приятное ощущение дующего со всех сторон ночного ветерка, который, как казалось мальчику, ночью становился вполне осязаемым и похожим на влагу, висящую в воздухе? Увы, ребёнка, который мог бы ответить на этот вопрос, больше не существовало в этом мире — на его место пришёл взрослый, неверующий в чудеса человек. Точнее, вера в них сама по себе никуда не делась, но с возрастом она заметно притупилась и теперь лишь изредка давала о себе знать.
Не выключая телевизора, Гэлбрайт поднялся с пола и пошел на кухню, где в кастрюле, которую он поставил на плиту десять минут назад, уже вовсю булькала горячая вода. Бросив в неё все содержимое упаковки от макарон, он уставился на их синюю картонную упаковку. Ему вдруг вспомнилось рекламное описание этого продукта — «Комфортное питание». Ну да, для типичного американца эти макароны со вкусом сыра — нечто приятное, вызывающее ностальгию, то, что знакомо американцам с
