века, а также всей истории человеческого общества, диалектика должна отказаться от самой идеи развития, идеи истории как обусловленного какими-то законами прогресса. «Негативной диалектике», по заявлению ее создателей, присуще такое «критическое мышление, которое не останавливается перед критикой по адресу прогресса». Противопоставляя «разум» «рассудку», Маркузе изображает «разум» в качестве иррациональной критической силы, которая ломает преграды и противостоит давлению действительности. При этом он утверждает, что «ни Гегелева, ни Марксова идея разума не приблизились к реализации: ни у духа, ни у революции развитие не приняло формы, предусмотренной диалектической теорией». Диалектика не является ни объективным познанием, ни мировоззрением, «в схему которого попытались бы втиснуть реальность». Ни найти разум в мире, по Гегелю, ни перестроить мир на разумных основаниях, по Марксу, люди не в состоянии.
Можно ли найти более удачную позицию для того, чтобы недовольство молодежи не переросло в протест как «начало всякой премудрости», чтобы культивировать пассивность и аполитичность среди молодого поколения современности? И ревизионизм, не расходуя на такие поиски излишних усилий, сокрушается вслед за идеологами Франкфуртской школы над «трагизмом» диалектики, над ее бессилием решить назревшие проблемы современности, объясняет марксистско-ленинское понимание диалектики отходом от аутентичного марксизма. «Спасение» диалектики ревизионизм видит в антропологизации и крайней субъективизации ее, в освобождении от всего материального, в дополнении марксизма иррационалистическими концепциями антропологии и фрейдизма.
В качестве второго аргумента, свидетельствующего против научного характера материалистической диалектики и материалистической теории развития, выдвигается то положение, что принципы и категории диалектики «не подлежат модифицированию или отмене», их будто бы нельзя ни проверить, ни опровергнуть, а это, дескать, и развенчивает диалектику как науку, ибо принципы науки доказываются и проверяются. «Парадоксально, но факт, — пишет югославский ревизионист Б. Павлович, — что именно теория и метод, которые в основу своего главного принципа кладут принцип изменения, сами не изменяются, не совершенствуются». Разумеется, здесь же предлагается «обогатить» материалистическую диалектику принципами и категориями буржуазной философии. П. Враницкий, в частности, настоятельно рекомендует включить в категориальный аппарат материалистической диалектики понятие «проект» и другие понятия, используемые Ж. П. Сартром.
Лучшим доказательством несостоятельности ревизионистских аргументов против научного характера материалистической диалектики и теории развития служит «модификация» диалектических принципов, осуществленная Марксом и Энгельсом на материалистической основе, обогащение категориального аппарата марксистской философии В. И. Лениным, а также постоянно осуществляющееся современными марксистами совершенствование материалистической диалектики на основе новых достижений науки и опыта международного рабочего и коммунистического движения. Но эти же доказательства свидетельствуют и о том, что открытие каждой новой логической категории, призванной служить познанию объективной реальности на том уровне всеобщности, который присущ только философии, может быть вызвано только открытием какой-то совершенно новой, доселе неизвестной закономерности объективного мира. Новые понятия и категории материалистической диалектики должны обладать онтолого-логико-гносеологической универсальностью, способностью отражать сущностную содержательно-качественную всеобщность. Они должны сразу определиться как необходимый компонент общечеловеческого познания, без которого невозможно приумножение наших философских сведений об объективно существующей реальности, в частности, о развитии этой реальности. Этого не понимают или не хотят понять ревизионисты и это непонимание навязывают своим молодым последователям.
Таким образом, ревизионизм неопозитивистского толка в своем нигилистическом отношении к материалистической диалектике идет дальше своих учителей — представителей буржуазной философии[97] и, поскольку выступает от имени марксизма, наносит теоретическому образованию молодежи куда больший вред, нежели идеологи буржуазии. В рамках философского ревизионизма, направленного на фальсификацию диалектики как общей теории развития, псевдоматериализм антропологического толка тесно сомкнулся с неопозитивистским эмпиризмом, что укрепило их позиции и усилия в борьбе за умы молодежи под флагом «творческого развития марксизма». Оба ревизионистских течения в изобилии снабжают друг друга софизмами в пользу извращения учения о развитии и в итоге, несмотря на различные исходные позиции, приходят в толковании проблемы развития к одним и тем же в высшей степени реакционным выводам, которые и навязывают тянущемуся к теории молодому поколению.
2. Отрицание всеобщности развития
Для неискушенной в идеологических битвах молодежи ревизионистское наступление на диалектику представляет особую опасность еще и потому, что ни одно направление ревизионизма не отвергает принцип развития открыто. Не в его правилах открыто «рассчитываться» с покинутыми взглядами. Не однажды обращая внимание на эту особенность ревизионизма, В. И. Ленин особо подчеркивал манеру противников марксизма декларативно соглашаться с принципом развития. «С „принципом развития“ в XX веке (да и в конце XIX века) „согласны все“, — писал В. И. Ленин. — Да, но это поверхностное, непродуманное, случайное, филистерское „согласие“ есть того рода согласие, которым душат и опошляют истину».[98]
«Согласие» современных ревизионистов с принципом развития есть именно того рода согласие, которое выхолащивает материалистическое и диалектическое содержание этого принципа, лишая его таким образом философского смысла и значения. Вопрос поэтому не в том, «согласны» ли современные ревизионисты с принципом развития, а в том, во-первых, понимают ли они материалистически субъект развития, во-вторых, рассматривают ли они развитие диалектически, и, в-третьих, берут ли они принцип развития в его универсальности, то есть с точки зрения его философского смысла и значения?
Трудно привести в систему ревизионистскую позицию в вопросе развития, поскольку здесь системы как таковой вообще нет. Тем не менее совершенно очевидно, что современные ревизионисты субъект развития понимают не материалистически, а идеалистически, развитие истолковывают не диалектически, а метафизически. К тому же они не вычленяют аспекта философского рассмотрения развития, никогда не поднимаются до собственного философского уровня постановки и решения вопросов общей теории развития, а, как правило, остаются на уровне позитивистского аналитизма, ползучего эмпиризма или же запутываются в эклектическом наборе беспочвенных и бессодержательных метафизических абстракций. Они никогда не связывают принципа развития с другими общими принципами философского материализма, которые имеют существенное значение для раскрытия философского смысла и содержания этого принципа. Там же, где субъект развития не понимается материалистически, где развитие не истолковывается диалектически, где не вычленяется философский аспект развития, не может быть и речи об истинно научной постановке и решении вопроса о развитии.
Уровень понимания развития и принципов диалектики в их истинной всеобщности зависит прежде всего от того, насколько последовательно проводится материализм. А тем главным, чем отличается ревизионистская «концепция» развития, как раз и является отрицание способности материи к развитию и самого принципа материального единства мира, материалистического монизма, который, как мы уже видели, подменяется монизмом практики. Современные ревизионисты готовы признать любую концепцию развития, кроме той, которую обосновывает материалистическая диалектика, и любой вариант «марксистской философии», кроме диалектического материализма.
Спору нет, современные ревизионисты признают, что в мире существуют и такие явления, которые развиваются. Однако основной общий порок ревизионистских рассуждений о развитии состоит в том, что они не считают развитие всеобщим свойством материи. Отрицание диалектики как учения о всеобщем развитии
