Слава богу, литературные жемчужины не погибнут. Живут, но в иной ювелирной оправе… Чтобы лучше понять это, как, впрочем, и итоги Великого переселения народов, перескажем одну такую сказку. Очень древнюю сказку – «Совет отца», называется она.
Отец, отправляя сына в далекие страны, учил: когда будешь пить воду на чужбине, поступай так, как там принято. И пояснил: в стране слепых живи с закрытыми глазами. На земле хромых прихрамывай на одну ногу. И еще запомни: скачи на тощей лошади, ешь самое жилистое мясо.
Потом, после похода, сын спросил, почему надо было поступать так. Оказывается, настоящие тюрки закрывали глаза и прихрамывали в чужой стране, чтобы не вызывать недовольство и зависть. Знали, что хорошей лошади не дадут зажиреть, поэтому выбирали сухую – самую лучшую. А жилистое мясо ели, потому что оно дольше лежит в желудке и человек дольше не чувствует голод.
Не этим ли советам отца и следовали кипчаки, придя в Европу? Среди лягушек стань лягушкой, было их правилом…
В Германии Э. Таубе (она ездила на Алтай за сказками) выпустила несколько книг. Но кто знает о них? Исследовательница указала на обилие сюжетов в германских сказках, родственных алтайским. Например, сказка «Старик Эндз Дендз» (в России «Волшебное кольцо») встречается практически у всех европейских народов, вышедших с Алтая, она «столь явственно совпадает с гриммовской сказкой «Верные животные», что можно допустить их общий источник», пишет Эрика Таубе и тем характеризует себя добросовестным исследователем. Она заметила то, что нельзя не заметить.
Железный Ганс, Мальчик-с-пальчик, Братец и Сестрица – и они имели на Алтае родственников, которые вместе с Великим переселением народов передали Европе шапку-невидимку, сапоги-скороходы, другие сказочные вещицы. Первые стихи, первые баллады, первые поэмы и сказки появились на Западе после Великого переселения народов. Это отметили едва ли все добросовестные исследователи, правда оставив свои наблюдения без комментариев.
Возможно, ученые просто не знали, что на планете было время, когда людская река, разлившись половодьем, несла в себе с Алтая все, что могла унести… Кажется невероятным, но ни греки, ни латиняне до прихода «варваров» не умели рифмовать литературные строки. На Западе просто не было поэтов! Современная поэзия с рифмой – это алтайское изобретение. Там рождались поэты.
С кипчаками связана и «Песнь о нибелунгах», так звали воинов, на гербе которых был дракон (на древнетюркском языке «нив» – «богатырь», «лунг» – «дракон»). Потрясающее сходство, но и о нем громко не говорят, хотя сюжет связан с гуннами, бургундами, готами, Аттилой. Пример этой песни интересен даже не сюжетом. Иным.
К XII веку смысл бесшабашных поступков героев поэмы был непонятен читателям, которые давно отошли от тюркских корней и стали европейцами. Они жили в другой жизни, с другой культурой, поэтому старинный текст с неслыханно героическим и даже ужасным поведением богатырей казался «выходящим за пределы всякой разумности». Но непонимание, как ни странно, лишь выше поднимало нибелунгов в глазах европейцев, до небесных высот, делало их национальными героями, потому что в нибелунгах иные видели свое «абсолютное прошлое».
К сожалению, в среде ученых не принято связывать «абсолютное прошлое» Запада с Алтаем. Причина – идеологическая.
Между тем не только поведение, но и имена героев германо-скандинавского эпоса указывают на тюрков. Достаточно обратиться к реальным событиям, в которых они участвовали. Например, «дева-воительница» Брунгильда, знаменитая королева Австразии, праправнучка Аттилы, родилась в 534 году. Ее казнил правитель франков Хлотарь II, привязав к хвосту дикого коня.
Брунгильда, точнее, Бурункильди была дочерью хана Атанагильда (тоже тюркское имя), первым его ребенком. Ее имя означает «пришла первой» или «пришла раньше». Сестра Брунгильды родилась через семь лет и получила имя-напутствие Галсвинта (точнее, Калсевинит) – «оставайся, будь радостной».
Имена многое расскажут о «чередовании ужасов и злодейств, которыми отмечена та эпоха». Так, отец Брунгильды возглавил католиков против ариан-вестготов, в 554 году убил правителя ариан Агила и занял его трон. Убитый носил тюркское имя, означающее «драгоценный»… Как видим, тюрки воевали с тюрками, называя себя католиками или арианами. Так им легче было убивать друг друга.
…Когда в ХIII веке мир узнал о готическом письме, преобразовавшем тюркские глаголицы в немецкие буквы, никто не спросил, зачем и кому понадобилась эта реформа? Промолчали. Промолчали, чтобы потом заявить, мол, появлению поэзии и рифмы мир обязан «германцам».
А почему им? Средний Восток и Индия узнали о поэзии и рифме еще до новой эры, то есть до появления германцев в Европе. Между прочим, слово «руна», которое европейцы теперь переводят как «тайна», в древнем тюркском языке означало «вырезанный знак» – «урун». Вырезанный на камне или на дереве. Было у них и другое слово того же смысла – «буккат» (тайна, скрытая сущность). Те письмена, оставленные Великим переселением народов, и встречаются в Европе, от Скандинавии до Испании.
Сколько же необъясненных «почему» таит история… Они всюду.
О католичестве, без латыни
В раннем Средневековье в Европе выделялись две страны, где творили политику, – Дешт-и-Кипчак и Восточная империя (Византия). Других не было, другие – вассалы.
Конечно, то разделение очень условно, ставить рядом их трудно. Ведь Византия платила дань Дешт-и-Кипчаку, едва ли не на половину состояла из тюрков, которые уверенно чувствовали себя в армейской, государственной, духовной ее жизни. Тем не менее эти две страны в IV веке начинали события, они диктовали условия в политике, определяли баланс сил на Евразийском континенте. Так повелось с 312 года, со дня сокрушительного поражения Рима и гибели его императора Максенция, тогда Восточная империя и вышла в лидеры.
Роковой год. Он подвел черту античной эпохе, а с ней и правлению всех римских императоров, которые тиранили античный мир. Теперь все становилось другим, не Рим произносил последнее слово в политике Запада – Константинополь, которого в 312 году еще не было и которому предстояло появиться как альтернативе античности.
Дешт-и-Кипчак и Византия между собой не конфликтовали, однако и надежного союза не получалось. В сущности, делить было нечего, а трения возникали, и не раз, что объяснялось только одним: к штурвалу политики и там, и там прикладывали руки тюрки, желавшие стать европейцами. Одни стояли на стороне Востока, другие – Запада, но цели и у тех, и у тех были одинаковые: поместья, подходы к ним. Вернее, «укоренение» в Европе, климат которой мягче и благоприятнее, чем в суровой азиатской степи.
Они желали стать европейцами и поступали так, как принято в Европе.
Ту, очень важную, особенность времени надо почувствовать и принять как еще одну грань Великого переселения народов. А приняв, открыть для себя неожиданное: в IV–V веках воевали не греки, «греческие» тюрки. Показывая себя в междоусобицах, возмущавших Византию, они боролись друг с другом за жизненное пространство на Западе. Отвоевывали себе, своему роду, своей орде место под солнцем нарождающейся страны – своей новой родины. Этим объяснялись и внимание Константинополя к Ближнему Востоку, и рост там «греческих» поселений, в которых говорили по-тюркски.
Византии важно было принять и расселить новых людей, закрепить их за собой. Она готова была идти на любые условия. Великое переселение народов как бы входило в свою заключительную фазу – континент был покорен, и волны людской реки, не находя иного применения, начали утверждение новой империи, Византийской… Одна волна словно гасила другую. Или, наоборот, усиливала ее?
Внешне казалось, что два геополитических партнера (Дешт-и-Кипчак и Византия) делили место рухнувшего Рима, его пространство, однако при детальном рассмотрении ситуация выглядела иначе – масштаб событий был куда шире. Без осознания того, что Византия – это сплав эллинского и тюркского, понять иные события, случившиеся тогда, вряд ли возможно. Влияние Востока на Запад там было сильно, его отмечают все специалисты по культуре Византии. Причем доля тюркского вклада ничем не уступала греческой, а может быть, была весомее, потому что армяне, албаны, сирийцы, копты и другие народы, входившие в состав Византии на правах подданных, стали союзниками тюрков.
Византия, выступающая от лица Запада, не считалась страной греков, хотя те и стояли у власти. В ее этническом массиве эллины составляли все-таки меньшинство и были в явной изоляции. Их позиция в «греческом» государстве оставляла желать много лучшего, хотя их руки действительно держали жезл власти. Однако император был безвластен, его действия в IV веке носили скорее показной, ритуальный характер.
