Лая такими вещами голову себе не морочила. Вечно в синяках, угловатая, с непропорционально огромными глазищами, она вздохнула, глядя на свое отражение, лишь раз, когда в отросшей после очередной стрижки темно-каштановой шевелюре обнаружилась широкая седая прядь. Эдан же этим неожиданным приобретением восхитился совершенно искренне. «Будто снежинки с твоих гор в волосах запутались!», — улыбнулся он, да так и прозвал ее с того дня Снежинкой.
Однако милая их детская дружба, замешанная на сбитых в кровь кулаках, разбитых носах, исполосованных спинах, голодных желудках и безудержном умении радоваться даже такой жизни, как-то сама по себе закончилась однажды. Просто одним прекрасным утром Эдан заметил вдруг, как неуловимо изменилась его четырнадцатилетняя подруга, какими легкими и грациозными стали ее движения, какая странная искорка зажглась в глазах. Заметил, что все чаще и чаще она чего-то недоговаривает, и подолгу шепчется с другими школьными девчонками, которых раньше на дух не переносила. И что негодяй Крес, еще не так давно забрасывающий их комьями грязи, ее встречает теперь с хамоватой благосклонностью и провожает ухмылочками ну совершенно отвратительными!
Открытия эти ошарашивали, выводили из себя, вызывали чувство неловкости и злости — сначала на эту свою неловкость, а потом и на саму Лаю: за красоту ее неожиданную, и загадочную недетскую полуулыбку, и… просто за то, что она теперь такая. Раздражительным, язвительным, порой и грубым Эдан сделался с ней. Вначале она терпела, потом начала огрызаться, и вылилось все это в нелепую яростную ссору, после которой даже говорить друг с другом они перестали.
Да вскоре и не до нее Эдану стало. С того самого дня, как наведалась к ним знакомая дама из попечительства, изрядно со времен его детства приувядшая, но все еще роскошная и ухоженная; в строю благодарных воспитанников его увидела, да так и замерла, глазами пожирая. Эдан же, лицу своему цену теперь уже отлично знающий, взгляд ее встретил с бесстыдным вызовом, да еще улыбочку подпустил эдакую… Словом, отправился он в тот же день с официального позволения старшего наставника в Таркхем, оной даме «в охрану да в услужение», где и провел почти месяц в роскоши и всевозможных неправедных увеселениях, коих за все пятнадцать лет своей убогой жизни и представить не мог. Но как-то проснулся утром, вещи собрал, ни одной подаренной безделушки не прихватив, в потрепанную свою форму облачился и, молча хныканье да причитания благодетельницы мимо ушей пропустив, вернулся в школу.
Первое, что он там увидел, были крайне самодовольные физиономии Креса и его приятелей. Они коротали свободное от занятий время, оседлав школьную изгородь, покуривая самодельные трубки с запрещенным зельем и сплевывая на пыльную Таркхемскую дорогу.
— Смотрите-ка, наш лорд вернулся! — нарочито громко прогудел Крес.
— Кто вернулся? — послышался девичий голосок, заставивший сердце сжаться, и из-за ограды показалась растрепанная и явно сердитая Лаина головка. — Чего вообще тут расселись? Мало я вас, идиотов, в учебное время наблюдаю…
Она осеклась, увидев Эдана, легко перемахнула изгородь и дернулась было к нему, но замерла, будто вспомнив что-то, почти зажегшуюся на лице радость поспешно погасила и отвернулась.
— Шел бы ты, Крес, — бросила глухо. — Я тебе вчера уже все сказала.
— Э нет! — зло ухмыльнулся тот, спрыгивая на землю. — Всякой дряни малолетней я себя на посмешище не дам! По-хорошему со мной не хочешь, так сама знаешь…
Последние слова он прошипел ей в самое ухо, ухватив за локоть.
— Руки убери! — яростно отрезала Лая, с опаской поглядывая на двоих Кресовых приятелей, явно пытающихся зайти со спины: трое крепких семнадцатилетних парней ей пока еще были не по силам.
Крес, конечно, руку убрать и не подумал, вместо этого запустил вторую пятерню Лае в шевелюру и больно потянул за волосы.
— Сволочь! — вскрикнула она, извернулась и заехала кулаком прямо в самодовольную Кресову физиономию. Тут же отскочила, готовясь принять на себя ярость его товарищей, но обнаружила, что те мирно лежат в дворовой пыли, а склонившийся над ними Эдан огорченно поправляет разорванный рукав школьной рубахи.
— А, защитничек! — процедил Крес, вытирая струящуюся из разбитого носа кровь. — Не боишься, что красоту твою подпорчу, пожилые вдовушки любить не будут?
— Ну, попробуй, — хищно усмехнулся Эдан, отстраняя пытающуюся было его утащить Лаю и чувствуя удивительную легкость и все нарастающее возбуждение.
Крес сплюнул и ринулся вперед, на ходу извлекая ржавый самодельный нож, однако Эдану хватило двух красивых отточенных движений, чтоб уложить противника на землю, а потом еще раз, и еще… Годы школьных тренировок, бесчисленное множество повторений одних и тех же, бесполезных и надоевших, прыжков, поворотов, наклонов, напоминающих больше танцевальные па, теперь обретали смысл, выливаясь в послушные грациозные выпады, способные при желании стать смертоносными, но сейчас только опрокидывающие неуклюжего соперника в грязный песок. Снова и снова. Пока обессиленный и злющий Крес не начал пятиться, отползать подальше, остановившись лишь у ног старшего наставника, который, оказывается, уже давно наблюдал за происходящей баталией.
— Господин наставник! — прохрипел Крес, кое-как вставая. — Наш красавчик совсем сдурел, на людей бросается!
— Сопли подотри, Крес! — невозмутимо проговорил наставник. — Дерешься, будто тебя тут не Высокому Поединку, а трактирному мордобою столько лет учили!
На Эдана же он глянул как-то по-новому, будто открытие сделал, и кивнул ему одобрительно:
— Отличная техника! Не ожидал! Ты правильно сделал, что к нам вернулся. Зайдешь вечером, составим график индивидуальной работы с инструктором.
На том все разбирательство и закончилось. Эдан, не дожидаясь, пока все зрители и пострадавшие покинут поле боя, направился к баракам. Лая догнала его, и какое-то время молча шла рядом.
— Спасибо за помощь, — наконец сказала она. — Ты молодец.
— Что, тоже не ожидала? — хмыкнул он с едва заметным вызовом.
— Почему же, ты всегда был хорош, просто с этой троицей нам раньше не везло…
Эдан остановился, заглянул Лае в лицо, желая понять, не издевается ли она. Затем нерешительно положил руку ей на плечо, удивляясь, как тяжело дался этот привычный с детства жест.
— Значит, мир? — очень серьезно спросила она, но в глазах заплясали знакомые смешливые искорки.
— Мир, — улыбнулся Эдан и, неожиданно для себя, легко коснулся губами ее губ.
Лая вздрогнула, порывисто обхватила руками его шею и ответила на его мимолетное касание длинным, отчаянным поцелуем. Потом вдруг отстранилась, взглянула эдаким бесенком и, пальцем погрозив, сказала:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
