Я познакомился с главным смотрителем парка, Китом Харрисом, рассказал ему о своих планах и попросил разрешения проверить некоторые из моих теорий на местных волках. Ведь, несмотря на прекрасные условия проживания, у лонглитских волков была одна проблема. У них не рождались щенки. В те дни люди еще не понимали, что для эффективного размножения в стае должны быть представлены как минимум два поколения с разницей в четыре года. Лонглит же, как и все обычные зоопарки, одновременно приобрел нескольких животных приблизительно одного возраста. Они уже становились слишком стары, чтобы обзаводиться потомством.
В природе стая, как правило, включает в себя несколько поколений волков, и среди прочих непременно должна присутствовать молодая самка. Она производит на свет новых членов семьи, чтобы те защищали территорию, охотились и продолжали род. Но престарелые волки в зоопарке не нуждались в защитниках — ведь никто не покушался на их владения. Пища, причем отборная, поставлялась исправно, так что потребности в молодых охотниках тоже не возникало. То есть выходило, что щенки им просто ни к чему. У волков есть удивительная способность контролировать свои тела, и они могут сами решать, заводить детишек или нет. У самок часто бывают фантомные беременности, да и в случае беременности настоящей волчица способна сама прервать ее, когда сочтет нужным. Если она решит, что в данной ситуации появление щенков будет некстати, то может приостановить их внутриутробное развитие — зародыши растворяются в ее теле.
Я твердо верил, что мне удастся улучшить жизнь этих волков и — кто знает? — возможно, даже подтолкнуть их к размножению. Но было непросто убедить в этом администрацию парка. На что им сдался лишний работник? Животные и без того вовремя получали еду и тщательный уход, они благоденствовали и были довольны жизнью. Однако Кит Харрис с интересом выслушал мой рассказ о жизни у нез-персэ и разрешил мне поэкспериментировать с его волками, но только на добровольной основе. И я согласился, поскольку, во-первых, стоял на пороге исполнения своей мечты, а во-вторых, благодаря работе в армии не бедствовал. Все равно лучшего поля для экспериментов мне было не найти.
Посетители приезжали в парк на машинах — сотни тысяч авто каждый год. Когда Лонглит открылся в 1966 году, это был первый сафари-парк со сквозным маршрутом через всю территорию, созданный за пределами Африки. Только здесь животных вместо африканского буша окружали зеленые английские луга, а один вольер занимал всего-навсего пару гектаров, а не несколько сотен, так что все звери были хорошо видны и совершенно не боялись машин. Они подходили совсем близко, позволяя как следует рассмотреть себя через окно. Позже множество зоологических парков во всем мире брали Лонглит за образец.
«Волчий лес» занимал площадь примерно в гектар, за львами и тиграми. Посередине вольера раскинулась роща из древних, могучих дубов. Остальная территория представляла собой заросшую травой пустошь. В самом углу находился искусственный пруд с питьевой водой. Однажды я видел, как один молодой волк охотился на грача, которому вздумалось там искупаться. Вначале зверь лежал поодаль и наблюдал. И видимо, подметил, что, поплескавшись в воде, птица взлетает с некоторым трудом. Мокрые перья частично теряют свои аэродинамические свойства, и чтобы подняться в воздух, грачу требовалось больше времени, чем обычно. Улучив момент, волк, метров с пятидесяти, рванул с места. «Вот дурачок, — подумал я тогда, — грача ловить удумал». И что б вы думали — поймал ведь!
Единственной постройкой на территории вольера был невысокий кирпичный барак для ветеринарных нужд. Пользовались им только в случае необходимости. Как и все остальные вольеры, «Волчий лес» был обнесен надежной оградой с воротами. С утра до вечера, пока в парк пускали посетителей, смотрители сидели в джипах, раскрашенных, как зебры, в черно-белую полоску, и следили, чтобы никто из проезжающих не выходил из машины. Мне было искренне жаль волонтеров, надеявшихся поработать с животными, а в результате вынужденных безвылазно сидеть в душных кабинах.
Автомобили здесь были привычной частью пейзажа, а вот пешеходы — нет. Животные, такие милые, когда смотришь на них через ветровое стекло, вблизи могли оказаться опасными. Мне так и не разрешили входить в вольер — администрация парка не осмелилась пойти на такой риск, — поэтому я проводил все свободные от работы часы, наблюдая за волками из окон своей машины. В то время у меня был белый фургончик «ситроен». Волки вскоре привыкли к нему и всякий раз бежали мне навстречу и метили кузов и шины своим запахом. Я не имел ничего против, пока не выяснилось, что моя машина вызывает чересчур бурную реакцию у львов. По вечерам я покидал парк в компании нескольких смотрителей на автомобилях. Когда мы проезжали мимо львов, те, не обращая ровно никакого внимания на остальных, как по команде, мчались в мою сторону. Особенно нервничали львицы. Одна из них как-то раз так заехала своей огромной лапищей по бамперу моего «ситроена», что он аж весь затрясся. Я решил, что, ее скорее всего, возмутил волчий запах, и на следующий вечер, перед тем, как покинуть парк, полил фургончик водой из шланга. Это помогло. Львы при моем появлении даже головы не повернули.
Мне запретили соваться к волкам по ночам. Тогда я нашел себе наблюдательный пункт в небольшом лесочке по ту сторону долины. От волков меня отделяло по прямой метров пятьсот. Отсюда открывался отличный вид на происходящее в вольере, и я чудно проводил время в компании фонарика, бинокля, бутербродов и термоса с горячим чаем, устроившись в основании громадного старого дуба, полого внутри. Помимо меня, эти апартаменты облюбовало семейство сов. Окруженный тьмой и звуками ночного леса, я чувствовал себя уютно и комфортно, словно вернулся домой, в Норфолк, во времена моего детства, и засыпаю, лежа под черным одеялом, слушая уханье совы и возню всяких ночных зверюшек, спешащих по своим делам. Было в этом что-то сказочное, волшебное — сидеть посреди самого чудесного дикого уголка во всей Англии и перекликаться в ночи со стаей волков. Я выл, и — о чудо! — они мне отвечали.
Понаблюдав за поведением стаи несколько недель, я решился приступить ко второй части своего плана. Выбрав пару подходящих мест, одним из которых был тот самый полый дуб, я установил в них репродукторы. Теперь два раза в сутки оттуда раздавался волчий вой — на закате и на рассвете, в то время, когда волки особенно активны. Это были магнитофонные записи, сделанные мною в Айдахо. Мой замысел состоял в следующем: если волки поверят, что в долине появилась еще одна стая, представляющая угрозу для их территории, это может вынудить альфу задуматься о потомстве.
