Лучшим охотниками среди бедуинов Аравии, европейские путешественники-первооткрыватели «Острова арабов» называли сулейбов, самое загадочное и закрытое, пожалуй, племя аравийских кочевников. Отличались они от коренных арабов во всем: в одеждах и привычках, в обычаях и нравах, а главное — в вере. Женщины их выделялись красотой, мужчины — мастерством лучников и следопытов, охотников на дроф и газелей. Славились сулейбы и своими кузнецами, и медниками-лудильщиками. Одевались в одежды, скроенные из шкур газелей и других диких животных.
Некоторые исследователи полагают, что сулейбы (их еще называли слейбами) являлись потомками первых христиан Аравии. Тех, кто некогда проживал в Наджране и не захотел во время их вынужденного исхода из страны в Месопотамию оставить родные земли. Храня свою веру и не желая раздражать мусульман, они укрылись в песках. Обид и вреда никому не чинили. И их никто не трогал. Существует, правда, и другое мнение насчет корней сулейбов. Говорят, что они, дескать, — потомки не возвратившихся на родину крестоносцев. Разбитые Салахом ад-Дином и изгнанные из Иерусалима и других городов Арабского Востока, откатываясь по Сирийской пустыне все дальше и дальше на Восток, они мигрировали в Аравию. Как бы то ни было, но на древках своих копий сулей- бы крепили кресты, а название их племени в переводе с арабского означает — «люди креста» (59).
Поскольку лошадь и Аравия — понятия неразделимые, то уместным представляется сказать несколько слов и об этом животном. Лошадь у арабов Аравии вообще, притом во все времена, являлась атрибутом знатности и богатства, а у бедуинов в частности — символом свободы. По существовавшей в Аравии традиции, рабам и евреям передвигаться на лошадях в землях «Острова арабов» строго-настрого запрещалось.
В племенах Аравии, испокон веков занимающихся разведением лошадей, на каждую из них ведется родословная. Ее вручают покупателю вместе с приобретенной им лошадью. «Беспаспортных» лошадей чистой арабской породы на полуострове нет.
Самой желанной военной добычей у арабов Аравии считались в прошлом кобылицы (за ними шли верблюдицы). В глазах бедуинов они имели такую ценность, что если племя, окруженное сильным противником, добровольно отдавало ему своих кобылиц, то, согласно обычаю тех лет, оно нападению и разграблению не подвергалось (60). Только на лошади направлялся в стан «несоюзного племени» гонец, заблаговременно, в былые времена, извещавший его о разрыве «отношений мира» и вступлении на «тропу войны».
В арабском языке слово «лошадь» («хайль») имеет тот же корень, что и слова, значения которых связаны с воображением и фантазией, очарованием и гордостью.
В Аравии традиционно разводили две породы лошадей: для тяжелых работ (кадиши) и для верховой езды (кохлани). Обеими породами занимались, например, в Джабаль Шаммаре. Лошадей породы кадиши торговцы вывозили для продажи в Месопотамию, Индию и Персию, где они пользовались повышенным спросом. В знаменитых конюшнях Джабаль Шаммара ездовых лошадей чистой арабской породы кормили пустынными травами и финиками, а поили, особенно в раннем возрасте, верблюжьим молоком (61). Закупали лошадей в Джабаль Шаммаре (как правило, зимой) и для конюшен королевских дворов Франции, Англии и Испании, а также для знатных семейств Российской империи.
Упомянув о княжестве Джабаль Шаммар, следует отметить, что своего расцвета и могущества оно добилось при правлении в нем рода Рашидитов (1834–1921). Династию Рашидитов заложил ’Абдаллах ибн ’Али Аль Рашид, потеснивший от власти в тех землях (1834) род Аль ’Али. Принадлежали Рашидиты к племени бану таййа’, переселившемуся в земли Неджда еще во II в. до н. э.
По одному из преданий, прародительницей лошадей чистокровной арабской породы была лошадь, дарованная арабам Аравии царем Соломоном по случаю его договора о дружбе и торговле с царицей Савской (62).
Араб, вспоминали путешественники, обращался со своим конем как с родным братом. Лошадь обучал терпеливо, не говоря ей ни одного сердитого слова. Делясь своими соображениями по вопросу о воспитании лошадей с чужестранцем, повторял присказку предков о том, что «молодая ветка гнется как угодно, а вот крепкого сука не согнешь». Заявляя, что лошадь после человека — самое лучшее создание Бога на земле, бедуин добавлял, что это животное, как человек, понимает все. И не достает ему, дескать, только одного — языка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В племенах Южной Аравии бытует легенда о том, что первая лошадь, спустившись с небес, явила себя роду людскому именно на «Острове арабов». Когда Аллах задумал создать коня, говорится в ней, он будто бы сказал ветру, что хочет, чтобы от него, от ветра, родилось существо, с которым не в силах было бы справиться ни одно другое животное, чтобы оно «умело летать без крыльев и побеждать без меча». И взял Аллах горсть южного аравийского ветра, и сотворил из него лошадь. И сказал: «Имя тебе — арабская. Предназначение твое — носить на себе верных Мне людей, и топтать врагов их!». Отсюда — и непоколебимая убежденность аравийца в том, что лошадь может быть счастлива только в руках араба, более того, только на его прародине — в Аравии.
Купить лошадь у аравийца непросто, рассказывали работавшие в Джидде дипломаты Российской империи. Продавая породистого скакуна, бедуин торговался часами. И все потому, что заранее завидовал покупателю, который хотел «увести его сокровище». Особенно дорожили аравийцы кобылицами, ибо считали, что чистота крови лошадиной аристократии передается именно через них. Если дарили лошадей «могущественным государям-магометанам, тому же турецкому султану, шаху персидскому или хедиву Египта», то посылали им жеребцов, никак не кобылиц.
Скачки на лошадях в Аравии проходят только в зимний период времени. Лучшие ипподромы на полуострове — в эмиратах Дубай и Умм-эль-Кайвайн (ОАЭ).
Бич аравийской пустыни, по общему мнению пересекавших ее путешественников, — это самум, ветер с песком, раскаленный и обжигающий, как огонь. В переводе с арабского языка слово «самум» значит «отравляющий», «убивающий все живое». Бедуины Аравии называют его «ядом пустыни». Особенность самума в том, что он проносится над землей, передвигая с собой в воздухе горы песка. Между поверхностью земли и покрывалом самума над ней остается нетронутым небольшое пространство. Оно-то и становится убежищем и для человека, и для животного. Бедуин, заметив надвигающийся на него самум, ложится на землю, лицом вниз, и, с головой укрывшись биштом, шерстяной мужской накидкой, прячется за тело укладывающегося рядом с ним верблюда. Если верблюд бредет по пустыне один, то, будучи застигнутым самумом, порой, и не ложится вовсе, а, широко расставив лапы, опускает морду на землю, закрывает глаза и приводит в действие имеющиеся у него на такой случай, созданные природой, специальные защитные ушные и ноздревые перепонки.
Двойной портрет: бедуин и Аравия. Каждый бедуин — араб, утверждал в своей увлекательной книге «Приключения среди арабов» американский миссионер Арчибальд Фордер, но не всякий араб — бедуин. А. Фордер знал, о чем говорил. Много лет он прожил в Палестине. Дважды (1899, 1900) пытался попасть в Неджд, побывать в Хаиле и Хиджазе, повстречаться с Ибн Рашидом и Ибн Саудом, лидерами двух враждовавших за власть в Неджде знатных семейно-родовых кланов.
Время в Аравии, отмечал он, арабы не ставят ни в грош. Дни там — долгие и жаркие, жизнь — простая и размеренная. Никто никуда не торопится. «Бог дал, Бог взял, — часто приговаривают аравийцы. — Спеши, не спиши, что предначертано судьбой, то и сбудется». Предотвратить того, что предначертано судьбой невозможно, полагают они; Волю Аллаха изменить нельзя! Отсюда, по-видимому, и популярная среди них присказка-поговорка, сообщал своим читателям А. Фордер, гласящая: «Не спеши сразу браться за то, что можно сделать завтра». Наслаждайся дарованным тебе беззаботным днем.
