К тому же периоду настороженного сидения на берегах реки Селенги относиться рассказ ученого агронома В. К. Рериха, в котором освещается обстановка, сложившаяся в те дни в Монголии. В. К. Рерих покинул Ургу, как можно полагать, 6 июля по новому стилю. Утром 8 июля он был в дацане на реке Орхоне, где барон Унгерн назначил ему свидание. Но барона уже не оказалось в том пункте. Он ушел на реку Селенгу, оставив Рериху письменное приказание вывезти в новую базу интендантские грузы, все денежные средства, а также пригнать 1200 быков и 2000 лошадей. В записке барон указал идти вместе с дивизионом сотника Нечаева и соблюдать на походе осторожность «так как дорога пересекается красными».
Рерих привез на Селенгу 22 ящика билонного серебра, несколько ящиков банковского и ямбового серебра и 1 ящик с китайскими бумажными долларами. Барон имел встревоженный вид. Он приказал Рериху выспаться с тем, чтобы утром следующего дня скакать в Ургу, так как требовалось эвакуировать на запад интендантство и лазарет, а также уничтожить радиостанцию. «Если будете нажимать, успеете придти в Ургу до красных», — пояснил Роман Федорович. В тот же день Рерих получил от барона два пакета, первый из которых он должен вскрыть в Урге, а второй — вручить есаулу Жамболон-вану. Получил он также и зару, то есть предписание на монгольском языке, за печатью Богдо о том, что монголы обязаны оказывать подателю сего свое полное содействие, предоставлять лошадей и давать пропитание. Утром 13 июля Рерих выехал «ургой» (по табунам) в сопровождении вестового и монгола-ламы.
«Нажимал» он по семь уртонов в день, то есть скакал по двести с лишним верст, несмотря на то, что все броды и средства переправы через значительные реки уже были под контролем красных. За рекой Орхоном наши всадники наткнулись на колонну тысячи и в три красноармейцев, посаженных на коней. Они двигались из Троицкосавска в Ургу по старому тракту. Желая выиграть двое суток у встреченной им советской пехотной бригады, Рерих приказал проводнику вечером быть на уртоне Аргал, расположенном в 25–30 верстах к северу от Урги. Но улач (ямщик-проводник) умышленно уклонился к западу, объяснив впоследствии, что в тот вечер на уртоне Аргал стояли красные. Он привел Рериха к унгерновскому мосту на реке Толе — также, как оказалось, занятому противником.
Рерих ночевал в двух верстах от моста, в одной юрте со знакомым монгольским чиновником, который был командирован новой властью из Урги в Дзаин-шаби, к учителю Богдо. Этот чиновник сообщил Рериху о занятии города красными. О Богдо-гэгэне же он с грустью поведал, что старец на словах и на деле придерживается прежней политики непротивления злу.
Перед В. К. Рерихом таким образом захлопнулась дверь в Ургу. Он должен был или пробираться на восток, в Маньчжурию, или же возвращаться на Селенгу к барону. И он выбрал последнее. На р. Орхон, близ Ван-хурэ он встретился с комиссаром-бурятом и благополучно разъехался. Рерих прискакал к барону в ночь с 18 на 19 июля и тотчас же явился к нему. «Дедушка» крепко спал. Пришлось потрясти его за плечо. «Кто здесь?», — спросил он. «Я, Рерих». При этих словах барон вскочил, и вычеркнув спичку, внимательно всмотрелся в лицо визитера. «Это Вы? На самом деле Вы? Живой? А не Ваш дух?», — расспрашивал Унгерн, потому что едва ли рассчитывал увидеть Рериха живым и невредимым.
Глава XXIII
В ночь на 19 июля генерал Резухин выступил из лагеря вниз по Селенге, вдоль левого ее берега с 1-м, 2-м и 3-м полками, 30 пулеметами и всей артиллерией. К тому времени барон уже знал, что красноармейская пехота на этом направлении находиться в двух переходах от нас. Начальник дивизии задержался у Ергина с 4-м полком. На правом, покинутом строевыми частями берегу интендантские чиновники, совершенно готовые к выступлению, с понятным нетерпением ожидали последних распоряжений. Генерал Резухин решил дать встречный бой на отличной пасхальной позиции.
Около 9 часов 19 июля красноармейцы открыли огонь по нашим заставам и густыми цепями повалили вслед за отходившим охранением. Через полчаса после первого выстрела завязался горячий бой по всему фронту, то есть от скалистых гор до берега реки. На правом фланге, у реки, в лесу залег 1-й полк Парыгина. В центре разместилась артиллерия и пулеметные части. Левый фланг оборонял 2-й полк Хоботова. 3-й полк Янкова получил задачу охранять Баянгольскую падь и левый фланг позиции от обхода со стороны скалистых сопок. В первые часы боя красноармейцы вели наступление на участке 1-го полка. Мелкий лес и кустарники, разросшиеся у реки, позволили противнику подойти на 500 шагов к стрелковым цепям китайского дивизиона, но все дальнейшие атаки разбились о прекрасную позицию 1-го полка, и к полудню бой на правом фланге стал затихать. Около 14 часов красные ввели сильные резервы, вероятно, еще один, уже третий полк своей бригады[37], и принялись громить позицию левого фланга из 8 полевых орудий и одной гаубицы[38]. По счастью, красные не умели в ту пору хорошо стрелять шрапнельными снарядами. Очевидно, батареями у них командовали прежние унтер-офицеры, которые вели огонь меткий, но недостаточно грамотный.
В продолжение нескольких часов командная сопка, занятая одним из дивизионов 2-го полка, плавала в облаках черного дыма от бризантных снарядов, с грохотом рвавшихся среди камней. Под прикрытием артиллерийского огня, противник стал накапливаться против 2-го полка и затем продвигаться вперед с тем, чтобы вечером нанести нам сокрушительный удар.
Положение приняло здесь угрожающий характер: цепи красноармейцев окопались на дистанции прямого выстрела, а их артиллерия, разделенная на две батареи, безостановочно била и по нашей позиции, и по коноводам. По временам, правда, наблюдались довольно эффективные попадания гранат, но все же следует признать, что шрапнельный огонь был бы действительнее. В то же самое время наши горные пушечки, дававшие при почти беззвучном разрыве шрапнелей лишь легкое белое облачко, производили чувствительные опустошения в цепях противника. Часам к девятнадцати бой достиг степени высшего напряжения. Чувствовалось, что красные вот — вот бросятся вперед, в атаку, которую нам уже не отбить.
Но тут внезапно, как «Deus ex machina» греческой трагедии, появился на сцене барон. Он залетел на командную сопку, мгновенно оценил положение и поскакал по гребню гор вдоль всей позиции, по направлению к реке, на свой правый фланг. Темнело. «Ну, Корнелий Иванович, выручай!», — приказал барон командиру 1 — го полка — «Переходи в наступление». Через самый короткий промежуток времени этот полк, под предводительством барона и Парыгина, энергично ударил по левому флангу красной бригады, сбил стоявшую против него часть и погнал к перевалу Улин-даба. Хороша была и сама по себе мысль барона о контрударе, да и проведена она блестяще. В то время наш левый фланг переживал весьма тяжелые минуты. Под покровом сгустившейся темноты красные ворвались в падь, лежащую между позицией 2-го полка и скалистыми сопками. Они легко сбили монгольский дивизион, стоявший на левом фланге полка, и дорвались до коноводов. Лошади, подгоняемые криками бегущих вслед за ними перепуганных монголов, мчались вниз по баянгольской пади, создавая беспорядок среди сосредоточенных тут же, непосредственно за позициями, повозок артиллерийского парка, а также и полковых вьючных обозов, топча разложенных на земле раненых.
В тот критический момент генерал Резухин находился на круглой командной сопке. Возле него, в десяти шагах, лежала цепочка ординарцев штаба дивизии и стреляла в ту сторону, где еще недавно размещались цепи левого фланга 2-го полка, но откуда теперь гремели залпы красноармейцев. В двухстах шагах ниже генерала, за сопкой, укрывался единственный резерв — 5-я оренбуржско-забайкальская сотня. Генерал вызвал резерв и приказал командиру сотни, подъесаулу Слюсу: «В атаку, скорей, скорей!»… «Куда прикажете направить сотню?», — спросил Слюс. «Вот туда», — Резухин сделал жест рукой в том направлении, куда стреляли ординарцы.
«Скорей! На конях!», — добавил он вслед, но тут же переменил первоначальное решение и приказал наступать в пешем строю.
Когда эта сотня спускалась с сопки, ей прежде, чем дорваться до противника, следовало проскочить узенький перешеек. Нелегкая это была задача! Если пригнуться к земле, то можно было рассмотреть, что на противоположной стороне стояла шеренга красных и безостановочно стреляла в нашу сторону. Казаки замялись: ступят несколько шагов и опять назад. Появились убитые и раненые. Первым упал капитан Веселовский. Один из сраженных наповал тяжело покатился по склону…
Командиру сотни не оставалось иного выхода, как гнать людей ташуром. «Вперед, вперед!», — кричал он, перебегая от одного к другому. Когда казаки проскочили через перешеек, противник побежал, 5-я сотня спустилась с сопки и последовала за красноармейцами, не позволяя им остановиться. Генерал поддержал порыв 5-й сотни спешно собранными полковником Островским несколькими сотнями 2—го полка. Тогда создалась возможность перейти в наступление уже по всему фронту. К тому времени барон на нашем правом фланге оттеснил противника версты на три и захватил батарею из четырех полевых орудий.
