начать скучать, когда Диего, наконец, проснулся. Сначала устроил дуэль — она давно так не развлекалась. В какой-то момент даже слегка испугалась, что мальчишку убьют, очень уж матерый ему попался противник, но обошлось. Повезло. Зато сколько ужаса и осознания неизбежной смерти от остальных участников! Просто извержение вулкана, и они достались ей все, чистый не получил ни капельки. Потом, всего через несколько дней, знакомство с иными, обосновавшимися, — кто бы мог подумать! — прямо под боком у чистых. Очень перспективная находка, да и нравились ей эти смертные. Когда-то у нее среди них даже были пусть не друзья, но хорошие приятели: нелюди к богам относятся гораздо спокойнее. И наконец, это великолепное приключение с убийством чистого в финале. Мальчишка превзошел сам себя. Она видела — тот чистый совсем чуть-чуть не дотягивал по мощи до иерарха, убитого возле сломанного поезда. Тогда они едва смогли справиться, прошли по самой грани, и это при наличии тех железок и придумки Диего. А сейчас он справился почти исключительно своими силами, с небольшой помощью богини. Матереет мальчишка. И ухитряется до сих пор гореть местью, вот что важно! Нет, этот не успокоится. Сделает все возможное, чтобы уничтожить пришельца, присосавшегося к их миру. Выйдет за пределы сил человеческих, но своего добьется, и, может, даже не помрет в процессе. Последнее, впрочем, не так уж важно.
Возвращение тоже оказалось донельзя веселым. Ортесы так всполошились! Особенно ее рассмешил разговор патриарха с начальником охраны. Она смеялась в голос, сидя у себя в комнате.
Первую часть разговора она пропустила. Это были какие-то скучные обсуждения, куда направить людей, как устроить встречу с какими-то «нужными людьми», расписание и маршруты движения тех, на кого нужно в ближайшее время напасть… скучно. А потом они заговорили о патроне.
— Ладно. Хорошо, что все обошлось. — Подытожил предыдущее обсуждение доминус Флавий. — Не понимаю, почему ты такой мрачный. Повезло, что Диего с доминой Улиссой были рядом.
— Вот он-то меня и беспокоит, — ответил глава семьи. — Мальчик только что прикончил кучу народа, и переживает только о том, что об этом могут узнать.
— А о чем он должен переживать? — удивился начальник охраны.
— О чем? О том, что убил людей! Живых людей, понимаешь?! Мне плевать на этих тварей, и слава богам, что они перестанут топтать землю, но это не нормально, когда двадцатилетний парень, ребенок почти что, так спокоен после стольких смертей. Я за него боюсь, понимаешь? И ведь специально ему мирные занятия придумывал, развлечения, чтобы не возвращался мыслями к этому всему. А у него то дуэль, то вот такое. Будто проклятие какое-то.
Доминус Флавий тихо рассмеялся.
— Все время забываю, что ты не воевал. — Пояснил он свой смех. — Пока ты не поймешь и не примешь, что этот парень — давно не мальчишка, будешь себя жрать. Ты хоть на подругу его посмотри. А ему с ней хорошо и комфортно. Он в ней родственную душу чует. И зря ты надеешься его причесать и обратно в детские пеленки запихать. Не будет такого — только поссоришься с ним, так и знай.
— Не хочу я его никуда пихать. Я хочу парню нормальную, мирную жизнь. Чтобы семья была, дети. Чтобы занятие себе нашел по душе. Что тут такого?
— А то, что парень кипит от ненависти ты не замечаешь? Смотри, взорвется. Ты, к слову, на себя-то посмотри. Как у тебя жизнь, мирная? И дочку у тебя не пытались только что похитить и дара лишить, и на тебя никогда не покушались. Мы все под дамокловым мечом ходим, причем что до чистых, что теперь. И что, ты думаешь по-другому когда-нибудь будет? По мне так пусть парень будет к войне готов. К слову я не думаю, что она ему сейчас нужна, мирная жизнь. Надеюсь, когда-нибудь захочется, но пока ему даром твои пасторальные картинки не сдались.
Кера в течение всего разговора смеялась как сумасшедшая. Ее донельзя веселила судьба, которую доминус Маркус прочил племяннику. «Да уж», — думала богиня. — «Смертным почему-то кажется, что счастье и смертная скука — это одно и то же. Причем сколько раз от такого счастья они мерли или становились ярыми поклонниками Бахуса, а все никак не передумают».
Впрочем, попытки доминуса Флавия объяснить характер Диего ее тоже смешили. «Войны ему хочется. Как бы не так! Неужели они не видят — мой патрон мечтает о смерти. Смерти для всех своих врагов, да и для себя тоже — но только после того, как увидит их трупы».
* * *
С тех пор, как я поселился в доме Ортесов, так уж повелось, что время побыть в одиночестве и поразмыслить у меня остается только поздним вечером. Все остальное время я провожу либо в учебе, либо в тренировках, либо в общении с родственниками. Однако и перед сном не всегда удается побыть наедине с собой. Впрочем, на Акулине я совсем не обижаюсь — девчонке сегодня действительно досталось.
— Я теперь буду бояться выходить на улицу, — мрачно сообщила девчонка, как всегда бесцеремонно ворвавшись в мою комнату и плюхаясь на кровать. — Вдруг меня опять захотят лишить дара?! И как вот теперь жить?
— За мной охотится целая религиозная секта, разросшаяся до единственного культа в государстве. Во главе со своим божеством, собственно. Я же не боюсь выходить на улицу?
— Да ты вообще безумец, — отмахнулась девушка. — Ты не обижайся только, я же не говорю, что это плохо. Просто только сумасшедшие станут нападать на чистых. Всем известно, они никогда такого не прощают, и рано или поздно уничтожают дерзнувших. К слову домина Улисса тоже как-то чересчур эксцентрична. Когда она вывела меня из подвала, там было тело… — Акулине тяжело сглотнула, видимо при воспоминаниях ее снова затошнило. — Ну ты сам видел. И знаешь, что она ответила, когда я спросила, что это?
— Догадываюсь, — пожал я плечами.
— Она сказала, что он был жив до последнего момента. И что она очень старалась. И спросила, правда ли у нее красиво получилось.
— Чистые убили всех ее родных, а саму насколько дней избивали и насиловали, — я решил, что немного подробностей сестре не помешает. — Конечно, после такого она слегка повредилась разумом. Улиссе доставляет удовольствие причинять боль. Зато она верный товарищ и надежный друг, и не раз спасала мне жизнь.
— Да. Я, получается, тоже обязана ей жизнью, — кивнула Акулине. — И все-таки домина Улисса скрывает гораздо больше, чем любовь к чужой боли. Однако я никак не могу ее разгадать! Эта ее невероятная сила, скорость. И еще, мне кажется, она как-то заставила меня забыть все — по крайней мере на время. Я теперь вспоминаю, что когда вы меня освободили, я не хотела уходить,
