– «О дурная Империя и близкая гибель»! – продекламировал насмешливо Бонарт. – Империя, в которой все крадут, должна развалиться. Ибо в своекорыстии и самолюбии слабость ее кроется.
– В этом кроется мощь ее и сила, – затряс щеками Хувенагель. – Ты, Бонарт, путаешь воровство с частным предпринимательством.
– И очень даже часто, – равнодушно признал охотник за наградами.
– Ну, так как там с нашей «компанией»?
– А не рановато ли делить северные территории? Может, для верности подождать, пока Нильфгаард выиграет войну?
– Для верности? Не шути. Результат войны предрешен. Войны выигрывают деньги. У Империи они есть, у нордлингов их нет.
Бонарт многозначительно кашлянул.
– Коли уж мы заговорили о деньгах…
– Все в порядке. – Хувенагель покопался в лежащих на столе бумагах. – Вот банковский чек на сто флоренов. Вот акт договора переадресовки обязательств, в силу которого я получу от Варнхагенов из Гесо награду за головы бандитов. Подпиши. Благодарю. Тебе полагается процент со сборов от представлений, но касса еще не закрыта. Большой интерес, Лео, к искусству. Право же, большой. Люди в моем городке ужасно страдают от тоски и хандры.
Он осекся, взглянул на Цири.
– Искренне надеюсь, что ты не ошибся и эта… особа доставит нам заслуженное развлечение… Пожелает сотрудничать с нами ради общего блага… и выгоды.
– Для нее, – Бонарт окинул Цири холодным рыбьим взглядом, – никакого блага не будет. И она об этом знает.
Хувенагель поморщился.
– Это скверно, черт побери, скверно, что она об этом знает. А не должна бы. Что с тобой, Лео? А если она не пожелает быть увеселением, если окажется злостно ненадежной? Что тогда?
У Бонарта не изменилось выражение лица.
– Ну, тогда, – сказал он, – мы выпустим на арену твою братву. Они, помнится, всегда были надежны. В смысле увеселений.
***
Цири молчала долго, потирая покалеченную щеку, наконец сказала:
– Я начинала понимать. Начинала понимать, что они намерены со мной сделать. Я вся собралась, была готова бежать при первой же возможности. Готова была на любой риск. Но они не предоставили мне такой возможности. Присматривали за мной хорошо.
Высогота молчал.
– Они стащили меня вниз. Там ждали гости толстого Хувенагеля. Такие же уникумы! Откуда на свете берется столько поразительных чучел, Высогота?
– Размножаются. Естественный отбор.
***
Первый из мужчин был невысокий и толстенький, напоминал скорее низушка, чем человека, даже держал себя как низушек – скромно, порядочно, опрятно и… пастельно. Другой, хоть и немолодой, был в одежде и при выправке солдата с мечом, а на плече его черной куртки горело серебряное шитье, изображающее дракона с крыльями летучей мыши. Третьей была светловолосая и тощая женщина, лицо ее украшал слегка крючковатый нос и тонкие губы. Ее фисташкового цвета платье было чрезмерно декольтировано. Нельзя сказать, что это было удачное портновское решение. Декольте почти ничего не демонстрировало, если не считать малопривлекательной морщинистой и пергаментно сухой кожи, покрытой толстым слоем белил.
– Высокородная маркиза де Нэменс-Уйвар, – представил Хувенагель. – Господин Деклан Рос аэп Маэлылыд, ротмистр тыла конных войск его императорского величества владыки Нильфгаарда. Господин Пенницвик, бургомистр Клармона. А это господин Лео Бонарт, мой родственник и давний соратник.
Бонарт слегка поклонился.
– Ну а это – та маленькая разбойница, которой сегодня предстоит нас развлекать, – отметила факт тощая маркиза, впиваясь в Цири блекло-голубыми глазами. Голос у нее был хриплый, сексапильно вибрирующий и донельзя пропитой. – Не очень красива, сказала б я. Но неплохо сложена… Вполне приятное… тельце.
Цири дернулась, оттолкнула назойливую руку, побледнев от ярости и шипя как змея.
– Прошу руками не трогать, – холодно проговорил Бонарт. – Не подкармливать, не дразнить. За последствия не отвечаю.
– Тельце, – маркиза облизнула губы, не обращая внимания на его слова, – всегда можно привязать к кровати, тогда оно становится более доступно. Может, продадите, господин Бонарт? Мы с маркизом любим такие тельца, а господин Хувенагель журит нас, когда мы используем местных пастушек и кметских ребятишек. Впрочем, маркиз теперь уже не тот, что раньше! Детвора не для него. Бегать не может из-за всяческих шанкров и кондилом, которые у него в промежности пооткрывались…
– Довольно. Довольно, Матильда, – мягко, но быстро сказал Хувенагель, видя на лице Бонарта растущее отвращение. – Пора уже в цирк. Господину бургомистру только что сообщили, что в город въехал Виндсор Имбра с подразделением кнехтов барона Касадея. Значит – нам пора.
Бонарт достал флакончик, протер рукавом ониксовую крышку столика, высыпал на нее маленькую горку белого порошка. Притянул Цири за цепь от ошейника.
– Знаешь, как этим пользоваться?
Цири стиснула зубы.
– Втяни носом. Или возьми на послюнявленный палец и вотри в десну.
– Нет.
Бонарт даже не повернул головы.
– Сделаешь сама, – тихо сказал он, – или это сделаю я, но тогда уж потешатся все присутствующие. Слизистые оболочки у тебя ведь не только во рту и в носу, Крысица. В некоторых других забавных местах тоже. Я кликну слуг, велю тебя раздеть, придержать и использую для забавы эти места.
Маркиза де Нэменс-Уйвар гортанно засмеялась, глядя, как Цири дрожащей рукой тянется к наркотику.
– Забавные места, – проговорила она, облизнув губы. – Любопытная мысль. Надо будет как-нибудь попробовать! Эй, эй, девушка, осторожнее, не транжирь хороший порошок. Оставь немного мне!
***
Наркотик был гораздо сильнее, чем тот, которым пользовались Крысы. Уже через несколько минут Цири охватила слепящая эйфория, все вокруг стало резким, свет и краски резали глаза, запахи свербили в носу, звуки стали невыносимо громкими, все сделалось нереальным, воздушным, эфемерным. Были ступени, были угнетающие тяжелой пылью гобелены и драпри, был хриплый смех маркизы де Нэменс-Уйвар. Был двор, быстрые капли дождя на лице, рывки ошейника, который все еще не был с нее снят. Огромное здание с деревянным куполом и большой отвратительно безвкусной картиной на фасаде – не то дракон, не то грифон, не то выворотень. Перед входом в здание толпились люди. Один кричал и жестикулировал.
– Это мерзко! Мерзко и грешно, господин Хувенагель! Дом, бывший некогда храмом, использовать для столь нечестного, бесчеловечного и отвратительного зрелища! Животные тоже чувствуют, господин Хувенагель! У них тоже есть свое достоинство! Преступно ради выгоды натравливать одних на других к утехе черни!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
