Иосиф замолчал, как бы задумавшись. Он искал простые слова, чтобы объяснить князю понятным ему языком, что пришла пора в корне изменить не только политику и поведение, но и вообще взгляды на устройство мира…
…Ну не могу же я ему рассказывать, как снизошло вдруг на меня некое озарение и понял я, что не все старое хорошо, ибо, когда бы так было, мир бы остановился — не росли б цветы, не завязывались плоды, не вырастали бы новые деревья. Не так Господь устроил этот мир, чтоб все было всегда по-старому, а так, чтобы все в нем постоянно изменялось и обновлялось. И в жизни природной, и в жизни человеческой, и равно в делах державных. Вот приезжают иноки из дальних стран, рассказывают, что где видели, что где слышали, а порой и книги привозят новые. И что же? По всем странам, хоть на запад погляди, хоть на восток, похожее деется. Старые державы распадаются, на их месте новые растут… Но там лишь они выживают, где есть мудрый и сильный государь, который один своею рукою всем управляет. Самодержавная власть — вот то, что приходит сейчас на смену старому многовластию… Как мне объяснить удельному князю, что скоро он перестанет быть удельным и, как бы это ни было плохо для него, придется с этим смириться, потому что так нужно для укрепления могущества державы… Потому что иначе — как она выстоит, когда тут Новгород бунтует, там ливонцы наступают, оттуда Казимир грозит, а с четвертой стороны полчища ордынцев идут… Да нет, пришли уже… Стоят на пороге… Конечно, укрепление самодержавия грозит ослаблением и притеснением церкви, но есть, есть возможности не допустить этого. Однако это потом, позже, когда можно будет все спокойно обдумать. А пока главное — сохранить и защитить державу…
— Не так это все, — повторил Иосиф, положив руку на плечо князя Бориса.
— А как? — робко спросил Борис.
И тут Иосиф нашел простые слова для князя. Он взял его за плечи и, глядя прямо в глаза, произнес своим чарующим, проникающим в самую душу голосом:
— Единое княжество, единый государь, единая вера! В этом — сила и спасение всех нас!
Иосиф смотрел прямо в глаза князя Бориса и увидел, как они наполняются слезами. Он перекрестил его и очень мягко, по-отечески добавил:
— А потому вам с Андреем следует помолиться искренне за здоровье и успехи старшего брата, по-христиански простить все его прегрешения перед вами, попросить у него прощения за ваши грехи, поблагодарить за доброе отношение, принять все его предложения и немедля вместе со всеми войсками двигаться ему на помощь, чтобы отразить страшное ордынское нашествие. На завтрашнем молебне я дам вам на то мое торжественное благословение…
Ни один мускул не дрогнул на лице князя Бориса, только одна слезинка выкатилась и потекла по щеке, растаяв в густых усах…
… — Ну что? — спросил Андрей брата.
— Все. Завтра игумен Волоцкий благословит нас на мир с Иваном…
— Значит, даем Иванову посольству согласие?
— Значит, даем.
— Ладно, брат, не горюй. Мы сделали все, что могли. Авось как-то и обойдется.
— Авось.
Они помолчали.
— Знаешь, я думаю, давай-ка пошлем гонца — он доскачет дня на три раньше, чем вернется посольство. Пусть Иван будет спокоен.
— Правильно. Картымазова.
— Давай.
Князь Борис вышел.
В соседней комнате дежурил Иван.
— Пойди отыщи Картымазова, пусть срочно явится.
— Уже сделано, — вскочил Иван.
— А Сидоров вернулся?
— Да он тут рядом.
— Давай Сидорова и беги за Картымазовым.
Вошел Сидоров.
— Ты дал людей иноку Феофану?
— Да. Они только что пришли.
— И что же они делали?
— Раскапывали могилу.
— Что-что? — поразился Борис. — Какую могилу?
— Отца Аркадия.
— Зачем?
— Чтобы гроб открыть.
— Господи, — перекрестился князь Борис, — и что?
— А ничего. Пустой гроб.
— Как — пустой? Не воскрес же он?
— А он и не помирал. Так сказал моим людям Феофан. Говорит, обманщик, мол, этот Аркадий, церковь обманул, а теперь скрывается.
— Ай-ай-ай, как нехорошо вышло… А мы тут его приняли, службы у нас служил…
— Ну а мы-то при чем, князь? Мы ж ничего не знали… Если б предупредили нас о том заранее, мы б его, обманщика, вмиг схватили!
— И то верно.
Вошел Иван с Картымазовым.
— Пойдем-ка, Федор Лукич, со мной, — пригласил его князь.
Они вошли, и Борис сразу перешел к делу.
— Завтра мы даем ответ посольству великого князя брата нашего Ивана. Мы принимаем все его условия, миримся, и послезавтра все наше войско выступает на Орду. Но мы хотим, чтобы наш брат узнал об этом раньше, чем придет посольство. Сейчас же садись на коня, скачи изо всех сил и передай великому князю нашу братскую любовь, скажи, что клянемся ему в верности и поспешаем на помощь. А если что не так мы сделали, пусть он нас простит, как Бог велел и как мы ему все прегрешения простили.
— Я с радостью выполню это поручение, — поклонился Картымазов.
— Я знаю. Потому тебя и посылаю. Оставайся при великом князе до нашего соединения с ним, если он не даст тебе других поручений.
— Слушаюсь.
Картымазов вышел.
— Ну что ж, — потер руки Андрей, — что ни делается — все к лучшему! Давно мы с тобой, брат, не воевали по-настоящему! У меня уже руки чешутся! Скорей бы на эту Угру! Ох и жарко там сейчас, наверное!
— Да уж, я думаю! — согласился Борис.
… На Угре было не просто жарко — на Угре все пылало.
Московские войска еще в июле начали занимать городки, поселения и деревни, расположенные вдоль берегов Оки и Угры, растянувшись извилистой полосой на шестьдесят верст. Но до самого конца августа в Медведевке, Бартеневке и Картымазовке все было тихо и спокойно. Только один раз по берегу Угры проехал в сопровождении небольшого отряда удалой и славный прошлыми победами князь Даниил Холмский. Вместе со старым воеводой Образцом, под командованием наследника престола, молодого великого князя Ивана Ивановича, он занимал рубеж в районе Медыни вдоль реки Лужи за полосой густых и почти непроходимых для больших отрядов конницы лесов, покрывающих берега Угры. Князь Холмский по приказу Ивана Молодого объезжал тогда, еще в августе, порубежный берег Угры, так, на всякий случай, просто чтобы познакомиться с местностью, потому что все были уверены, что сюда ордынцы не дойдут — будут атаковать на Оке, в районе Любутска, между Алексиным и Калугой, — там броды хорошие и лесов на берегу почти нет — конница может свободно передвигаться.
Князь Даниил заехал в каждое имение, в том числе и в Медведевку, где его принимали Анница и отец Мефодий. Князь подивился прекрасно обученным людям, охране, дисциплине и, назвав Медведевку «настоящей крепостью», поехал дальше.
