вы при такой раскладке наращиваете сальные валы на подбородке генбатюшки? Год от года ж одеваете его в новёхонькую сальную шубу всё толще!
Женевская международная конвенция предписывает так кормить военнопленных, чтоб не было какого-то снижения веса. Глядя на батюшку, можно не волноваться. Женевская конвенция у вас не нарушается!
Зато мой Колотилкин за месяц высох на пять кило. Вроде и в плен не западал. Если не считать перестроечного плена. Был мужик. А что осталось? На диван ко мне с отдыхом взберётся — уже вспотел. Голова от высоты кружится. Слабость. Чуркой мёртвой валится. Уползает к себе на раскладуху. И вся любовь. Морген фри, нос утри!
Алле не понравилось, что генеральная секретарша была в американском ресторане. Не понравилось, наверное, и потому, что сама никогда и нигде не была в ресторане.
А под утро, на первом нежном свету дня её рождения, ей приснилось, что из Америки вернулся Борис Николаевич.
Все номенклатурные труженички Старой площади и Кремля наперегонки — сердцу не откажешь! — прилетели на бронированных мерседесах в аэропорт. Встречали у трапа. Поясно кланялись.
А волшебный великанище их не видел, ступал через.
Как через червей.
Подошёл к Алле и говорит:
— В мире не было капитализма, о котором писали классики, и не было социализма, о котором они говорили… Я за тот социализм, чтоб народу жилось хорошо.
Велик телом, велик он и делом.
Привёз не только одноразовые шприцы для бедных, но и горы, горы губнушек. Целый огорок подарил Алле, пригласил в ресторан.
Нe без кокетства он поправил у зеркала свою роскошную причёску, золотой омуток, при взгляде на который воском плавятся влюбчивые души.
Заказал, чего сам никогда не ел.
Первое. Филе тюрбо в муссе из лососины. Второе. Рябчики в мускатном вине. Третье. Овощное ассорти «Осень». Четвёртое. Сыры. Десерт — ванильное мороженое. И шампанское «Мумм де Гранан».
Ну как же без шампанского?
Невесть с чего Колотлкин заговорил о свадьбе.
— Нам надо узаконить наши отношения. Распишемся. Хватит с нас гражданского собачьего брака. На неделю-другую вернусь сейчас в нашу область, оформлю расчёт с райкомом и назад к тебе сюда… Поженимся. Всё должно быть как у людей. Мы хорошо знаем друг дружку. И у нас уж наверняка не будет мединского перепляса.[76]
21
Услышав «Да здравствует прогресс!», всегда спрашивай: «Прогресс чего?»
С.Е.Лец
Московский обвал так придавил Колотилкина, что он совсем отошёл за воспоминаниями, потерял из виду военкома.
Был он, Колотилкин, там, в Москве.
Военком Дыроколов вопросительно взглядывал на него, но напоминать о себе не насмеливался. Потревожь персика, ещё неизвестно, какие пустит бзыки. Уж высижу. Досмотрит воспоминания, сам скажется.
Так оно и свертелось.
Проскочили перед Колотилкиным проводины Аллы.
Непонимающе уставился на Дыроколова. Тебе чего?
— Ты пел про первомайскую демонстрацию. Распиши поподробней, как они задали е м у пфейферу. Тёмную устроили?.. О н не просто сбежал зайцем с крыши мавзолея — с политической арены слетел. Живой труп… Ты всё это видел? Детали докладывай давай!
— А чего давать? И так наверняка всё знаешь по газетам, по телевидению. Звону сколько было!
Дыроколов всполошился.
А ну эта непредсказуемая колотушка надумал какую подлянку соорудить из страданий моего доблестного мундира? А я про живой труп вякни. Ещё политическую близорукость приварит. Для надёжности ярлычок капитулянта-пораженца навесит. Сам ты живой трупарь, ободай тя коршун!
— А я так скажу, — отступно заюжил Дыроколов. — Всё это плоды вседозволянса… От баловства свободой. Ну распустил вожжи сам. Что хочу молочу! А толпа сегодня молотит слова на митингах. Завтра молотит тебя. Всё-таки хамла у нас навалом. Вольно на владыку всякой авоське-блошке брехать. А вольку-то не грех и обкорнать, подкоротить. Без авторитета владыке ни дохнуть, ни пэрднутъ. Как скоро хамлюги забыли, что о н архитектор, отец перестройки! Отец социалистической демократии! Отец гласности! Отец плюрализма! Отец гуманного социализма с человеческим лицом!
— Фа! Фа!.. Семейка большая. Да толку-то? Ни одного ж нормального, здорового ребёнка. Всё уродцы!
— Враки!
— Да возьми хоть твой плюйрализм. Батяня это сам сознаёт. Смотри… — Колотилкин достал из пиджака газету. Развернул. Газета вся была исполосована красным карандашом. Читал, пока ехал. — Смотри. Вот что во вторник девятнадцатого июня, естественно, этого, девяностого, года он выворотил российской партконференции. «Мы находимся, по сути, на пороге настоящего политического плюрализма». Каково? Выходит, тот сладенький плюрализм, вокруг которого мы все пять лет водили хороводы, нам примерещился? Его не было? А если и был, то понарошковый, такой, что, по мнению самого родителя, лучше б его и не было. Батяня открещивается от рожёного дитяти? Сулится породить настоящего? Наверно, уже беременный?.. Чует…
— Хм… хм…
— И зачем было подбирать искалеченных, замордованных до смерти чужих уродцев и с пенкой у рта выдавать за своих? К чему умыкание чужих трупов? Я про перестройку…
— Так не он её отец?
— Увы. Джугашвили. В двадцатые, в тридцатые, в сороковые какую газету ни раскинь — перестроечная канонада! Заголовки какие! «Программа большевистской перестройки». Уловил? Лови дальше. «Вскроем язвы комсомола!» «Наши задачи в борьбе с троцкистскими и иными вредителями, диверсантами и шпионами». «Продуманно, тактично и упорно — в наступление на религию!» «Балалайку в руки комсомольца!» «Пролетарский молодняк — в советский аппарат!» «Привет советской разведке!» «Заботливо растить женские кадры». «Сталинская забота о благе народа». «Партийное руководство — залог успешной перестройки». «Сотрём с лица земли всех врагов народа!»… В перестроечном угаре «великий полководец, победитель» стёр с лица земли полстраны и упокоился… Мамоньки мои, у нас же не могут без кампаний века. Хрущ изгалялся над целиной. Сколько земли угробил! А кукурузная его эпопия?!.. «Бровеносцу» моча стукнула в башку — пошёл бам-м! Наш пятнистый отыскал в архивах вечную великомученицу, забытую сталинскую перестройку, смахнул пыль, надёрнул свеженькое цветастое платьишко и толкнул в жизнь. Пляши! Возрадуй меня! Кремлёвская дудочка сипит, дуренькая на месте скачет. Непроглядная пылюга до небес. А где прок? Нема! Один грохот и пыль. Стопроцентное «круженье в действии пустом»… А как не скажешь про его любимых дочечек? Про ту же Трепотню? Брехучку? Клевентину? Шокотерапию? Танкотерапию?
— Всех упомнил…
— Трепотня всем трещоткам трещотка. Ненаглядное дитятко. Вся в папашку. Ты глянь… «Если нет своих побед, будем гордиться чужими поражениями». — Колотилкин щелкнул пальцем в красно подчёркнутые строчки газетные. — Что молотит, что молотит!»… за пять лет в идейно-политической сфере совершено то, чего добивались и не могли добиться целые поколения»! Громко и неясно. Чего же добивались целые поколения? Уж в чём, в чём, а в болтовне на
