за какие заслуги молодые люди попадают во Внутреннюю партию? – ехидно спросила миссис Робертс.
- По протекции, разумеется, - спокойно ответил Профессор Алан.
- Без протекции туда со времен Революции никто не попадал, - сказал мистер Робертс, - Вопрос в том, по чьей. Не так-то просто внедрить человека со стороны в наши черные ряды.
- К некоторым государственным наградам прикладывается право однократно дать безотводную рекомендацию кандидату, который соответствует минимальным формальным требованиям, - сказал Профессор, - У меня такое право лежит уже лет пятнадцать, и я подумал, что надо им когда-то воспользоваться, а то невежливо получается.
- Невежливо по отношению к кому? – спросил Робертс.
- К Большому Брату. Государственная награда такая вещь, что ее надо принять полностью, а не частично.
- И не поспоришь, - Робертс даже улыбнулся, - Обожаю толкования правил и традиций.
- Кстати, о правилах, - сказала миссис Робертс, строго глядя на Эдварда, - Некоторые их не особо соблюдают.
- Довольно часто бывает, что новичок случайно что-нибудь нарушает, - ответил за него Эллиот, - В том числе и товарищи более высокого положения.
- Но это опасно, - строго сказал мистер Робертс.
- Правила появились в том числе от необходимости минимизировать неизбежные риски. С пониманием, что полностью риски не устранить.
- Как уставы, написанные кровью?
- Скорее, слезами. Охотничий этикет предполагает, что кто-то из нас может ошибиться. Поэтому мы встаем в одну линию, а не в две шеренги, носим переломленное ружье на сгибе локтя, чтобы показать, что оно не заряжено, и все такое. В равной степени для старших и младших.
- Не припомните, охотничий этикет как-то сведен в книгу вроде устава?
- Увы, - пожал плечами генерал, - Скорее всего, к началу нашего века такие книги уже существовали, но сейчас их наверняка отменили из-за происхождения авторов.
- Разве охотничий этикет придумала не Партия? – мистер Робертс обожал задавать неудобные вопросы.
Эллиот замялся.
- Полагаю, в существующем на сегодня виде его придумала Партия, - ответил за него Мерфи, - Наверное, Партия не считает нужным переводить бумагу там, где достаточно устной передачи традиции.
- У Партии вообще неприязнь к бумаге, - сказала миссис Робертс, - Даже почитать последнее время нечего, кроме американцев. Но они так коверкают наш язык.
- У меня есть редкие издания классиков, - сказал Мерфи, - Но язык с тех пор сильно изменился. По-моему, легче читаются книги, изданные в нашем веке.
- Полностью согласен и с Вами, и с Вами, - сказал Петерсен.
- Я смотрю, стоит что-то запретить для пролов, как высшие слои общества с большим энтузиазмом этим займутся, - сказал профессор Алан, - Даже если оно никогда не было им интересно. Просто потому, что пролам это запретили.
- Уж чтение-то было интересно всем и всегда, – сказала миссис Робертс, - Или Вы намекаете на что-то другое? Например, на секс? Молодежая антисексуальная лига. Кто это вообще придумал? И, главное, зачем? Как Вы думаете, красавица?
- Я не красавица, - недовольно ответила мисс Эллиот, - И совершенно не задумываюсь, кто и зачем придумывает для нас занятия. Я просто вступила в эту лигу, потому что так принято.
- А Вы как считаете? - миссис Робертс повернулась к Бонни.
- Чтобы навязать людям чувство вины на ровном месте, - предположила Бонни, - Это очень сильное чувство, и можно с опорой на него заставить человека сделать много и не дать ничего взамен.
Миссис Петерсен смутилась, а ее муж посмотрел на нее. Бонни этого не заметила.
- Надо полагать, Вы этим пользуетесь? – спросила мисс Эллиот.
- Нет. Оно работает только в краткосрочной перспективе. Когда женщина хочет выжать мужчину до нитки и бросить.
- Разве? – спросила миссис Робертс.
- Да. Мужчины очень быстро учатся симулировать чувство вины, и это перестает работать, потому что они откупаются по мелочам, не отдавая всего, что могли бы. А если женщина все-таки переиграет мужчину, то мужчина становится несчастлив и приносит в дом меньше добычи, чем мог бы. С большой вероятностью, он заведет другую женщину.
Мистер Петерсен смутился и чуть не сполз под стол. Миссис Петерсен покраснела от гнева, но сдержалась. Эдвард и мисс Эллиот, глядя на них, не сговариваясь, хихикнули.
- И какую стратегию Вы бы предложили взамен? – спросила миссис Робертс, улыбаясь. Она отлично видела реакцию Петерсенов и понимала, что с места Бонни этого не видно.
- Мужчина должен быть счастлив, - спокойно ответила Бонни, - Тогда он сам принесет женщине больше, чем она бы выжала из него через чувство вины.
- Хорошая стратегия, - согласилась миссис Робертс. За этими словами угадывалось «садись, пять», - Ты счастлив, дорогой? - спросила она у мужа.
- Счастлив, дорогая, - удовлетворенно ответил мистер Робертс.
- Про что мы говорили? - попыталась вернуться к теме миссис Петерсен.
- Что-то о пролах, - ответила сидевшая напротив мисс Эллиот. Ее отлично устроило, что можно отметиться репликой и не сказать ничего, к чему бы могли привязаться.
- Пролы это просто грязь под ногами, - сказал Петерсен.
- Скорее, лед, - поправил Уинстон.
- Вот так? – поднял бровь мистер Робертс, - Вы намекаете, что мы все когда-нибудь поскользнемся и упадем?
Мерфи и Эллиот строго посмотрели на Уинстона.
- Метафоры хороши тем, что их можно развивать в обе стороны, - ответил он, - Тот, кто недооценивает лед, упадет. Тот, кто понимает лед, будет ходить медленно и осторожно. Но повелителями льда будут те, кто встанут на коньки. Они будут ездить по льду на острых лезвиях и лупить друг друга клюшками.
- Браво! – миссис Робертс изобразила аплодисменты.
Мерфи и Эллиот удовлетворенно кивнули.
- Вы болельщик? – спросил Профессор Алан.
- Только в футболе.
- За какой клуб?
- За нашу сборную.
- Да ладно Вам. Не скромничайте, думаете, мы тут шедвелл устроим? Я болею за «Кембридж Юнайтед», хотя у них и сложные времена последние годы.
- Я за «Эвертон», - скромно сказала мисс Эллиот.
- Мы с женой за «Арсенал», - сказал Петерсен.
- Я за «Миллуолл», - сказал Уинстон, убедившись, что не окажется среди фанатов какого-то одного клуба.
- А мы не болельщики, - сказал мистер Робертс, и на этом футбольная тема сама собой чуть не закрылась.
- Только не отменяйте футбол, - в шутку попросил профессор Алан.
- Разве можно отменить
