бросил взгляд на качающиеся ветки боярышника.
— Сегодня точно милая.
Крис проводил Славку до маслобойни, дальше по Солнечной улице до самого дома она бежала в одиночестве. Всё вспоминала звуки поцелуев и признания в любви. Ветер разметал облака, луна провожала её, высвечивая дорогу. Славка хотела петь, бродить по кустам среди ночи и быть чьей-то милой. В её груди уже разбухало и теснилось незнакомое пузырящееся чувство, похожее на взлёт качелей, румяный предрассветный сон и таинственное журчание Капиляпы. Всеобщая Любовь уже отколола кусочек для Славки и поселила этого новорожденного ёжика в её мысли и сны. Он пока не оброс иголками, был трогательным, беззащитным и очень милым.
В эту ночь Славка не ходила в чужие сны, задержалась в собственном. Она сплела Крису крапивную рубашку и крапивные штаны. А потом долго расчёсывала его светлые, почему-то очень длинные волосы деревянным гребнем, пропускала сквозь пальцы и незаметно целовала его в висок и в затылок. А он морщился, втягивал голову в плечи и удивлённо оглядывался:
— Словно щекочет кто? Ты?
— Не я. — И снова его целовала.
Проснулась Славка за минуту до рассвета, долго рассматривала пластилиновых кошмариков в мутно-розовых лучах солнца и вспоминала сон, оставивший приятную разнеженность: сладостное замирание в животе и беспричинную радость. Ещё не любовь, но уже предощущение любви. О встрече с Крисом они не договаривались, но Славка ждала его.
После завтрака Зофья отправила её собирать зонтики аниса, пока они не осыпались, а сама ушла в лес. Обе любили бродить вдоль реки в одиночестве, иногда Зофья брала Славку с собой и рассказывала ей древние легенды о лесных феях, которые раньше жили в лесу. Они были рыжими и прекрасными, знали язык птиц и в полнолуние вплетали в косы молочный свет звёзд.
О приворотах и зельях Зофья нарочно не рассказывала. Как-то ещё в детстве отрезала:
— Ты не ведьма. Ты другая. Не лезь в колдовство.
Славка и не лезла, но время от времени её одолевало любопытство, она подслушивала разговоры с приезжими, пыталась гадать на кофейной гуще или зеркалах. Часто Славка видела тех, кто приходил к Зофье, но никогда не вмешивалась. Порой заглядывала в их сны и пыталась понять, зачем им понадобилась помощь Зофьи. Взрослые сны ей казались скучными и порой непонятными, у многих они вообще были чёрно-белыми, чаще она бродила в кошмарах сверстников или детей: сочных, ярких и до смешного жутких.
Развесив пучки аниса на веранде, Славка вышла на крыльцо и широко улыбнулась. Вдалеке она увидела силуэт и сразу же опознала в нем Криса. За лето он заметно похудел, но все ещё оставался пухлячком и жутко обижался, если кто-то намекал на его вес. А Славке нравилась его мягкость, белая кожа, светлые кончики ресниц, будто присыпанные пеплом, и пупок, закрученный спиралью, словно ракушка.
Крис принёс ей пучок зелёных перламутровых перьев. Взмахнул им, словно веером.
— Надрал у Витькиного петуха. На.
Славка взяла перья, схватила Криса за руку и потащила в свою комнату.
Подтянув длинный сарафан, бухнулась на колени перед кроватью и вытащила большую плоскую коробку.
— Смотри, чуть-чуть осталось. С петушачьими уже завтра закончу.
Она открыла крышку и благоговейно замолчала, ожидая реакции Криса. Он тоже сел на колени и заглянул в коробку. На дне лежал классический головной убор индейцев, и, если бы Славка не сказала, что он ещё не готов, он бы и не заметил. Перьев там точно хватало. Самых разных. Такие же перья появлялись в шевелюре самой Славки, сегодня она снова носила в косах пятнистые и золотисто-бежевые.
Он посмотрел на её застывшее лицо и дёрнул подбородком в сторону коробки, Славка кивнула в ответ, словно разрешая.
Крис аккуратно вытащил венец с перьями, оглядел обшитые цветными нитками кусочки меха вдоль тесьмы, судя по всему, кроличьего, позвякивающие бусины на тонких косичках и восхищённо выдохнул.
— Ого, самая настоящая индейская… корона. Не знаю, как она называется.
— Я называю его роуч. Хотя мама сказала, что роуч — это немного другое. Слово красивое, как точка и тучка. Но тут тоже есть мех, так что пусть будет роуч.
Крис приложил венец к лицу Славки и удивлённо ойкнул.
— Надо же! Как тебе идёт! Будто ты и правда индейка, — он замялся, — или как правильно? Индуска?
— Индианка.
— А это разве не те, что в Индии?
— И они тоже. Мне мама объяснила: Колумб перепутал Индию с Америкой и назвал местных индейцами. — Славка аккуратно опустила роуч в коробку и сверху положила новые перья. — Я она и есть, по папе.
— Ты шутишь? — удивился Крис.
Славка пожала плечом, отчего завязанная узлом бретелька большого на неё сарафана, сползла вниз.
— Нет. Мне мама рассказывала, что познакомилась с папой в Краснодаре на фестивале индейской культуры. Он там играл на тарке, это такая флейта. Она распознала в его музыке настоящее заклинание на призыв дождя.
— Ого, — только и смог произнести изумлённый Крис. — Он, наверное, был её милым?
Славка выбрала самое короткое зелёное перо и воткнула в косу и закрепила тонкой резинкой. С недетской рассудительностью повторила слова мамы:
— Нет, она говорит, что не любила его, просто знала, что от него получусь я.
— И ты его никогда не видела?
— Нет, — она поднялась и протянула руку Крису. — Пойдём есть орехи.
Крис закрыл коробку и задвинул под кровать, только потом взял руку Славки.
Вместе они вышли за двор и по тропинке добрались до шаткой пристани, оставшейся от Седьмого моста. Вдоль берега росли раскидистые высокие орехи, чуть ниже обильно плодоносила лещина. Пока светло-зелёные орешки выглядывали из кудрявых домиков и не осыпались, Славка не обращала на них внимания.
Она выбрала самое высокое дерево и обхватила нижнюю ветку руками, закинув ногу, подтянулась, перевернулась и оседлала её, как коня. Крис поднял с травы сдвоенный грецкий орех в плотной зелёной кожуре с коричневатыми пятнышками.
— Они же неспелые ещё.
Славка свесилась с ветки, хлестнув по воздуху толстыми косами.
— Ну да. Зелёные. Самые вкусные.
Крис забрался на соседнее дерево, там ствол раздваивался на удобной высоте и он мог залезть с наименьшими для своего самолюбия потерями. На фоне гибкой звонкой Славки он чувствовал себя особенно неуклюжим и толстым. Хотя она вела себя так, будто не видит, с каким трудом он её догоняет в лесу или гребёт в лодке.
Первый орех он расколупал с большим трудом, весь забрызгался зелёно-коричневым соком. Со вторым дело пошло быстрее, он подглядел, что Славка разбивает крепкую кожуру о ствол и давит орехи друг о дружку.
Мякоть оказалась непривычно жёлтого цвета и сидела
