Однако Франц фон Папен пренебрег некоторыми важными деталями, а именно: консервативные министры нового правительства были чисто техническими фигурами, не считая Гугенберга, за ними не стояли никакие партии, и они не могли сопротивляться Гитлеру, тем более что штурмовики СА и молодчики из СС оказывали устрашающее воздействие на министров, депутатов, партии, профсоюзы и на все общество. Кроме того, Гитлер добился роспуска рейхстага в надежде получить большинство в результате новых выборов, и никто не имел возможности преградить ему дорогу. За исключением разве что президента Гинденбурга, возраст которого явно повлиял на ясность ума. И потом, благодаря щедрым обещаниям, которые дал бедным, безработным, рабочим, крестьянам, промышленникам, юнкерам, монархистам и военным, фюрер стал чрезвычайно популярен в стране, а его методы кардинально отличались от традиционного поведения немецких политиков. «Мы недооценили неуемную жажду власти Гитлера, – признался позже фон Папен, – и не учли того, что ее можно было победить только его же оружием. Кроме того, наше воспитание и наш ум помешали нам предвидеть последствия его действий». Другими словами, фон Папен даже не подозревал, что Гитлер не окажется джентльменом. Да тот и не намеревался действовать по-джентльменски! Наконец, вице-канцлер в своих расчетах упустил очень важный фактор в лице министра внутренних дел Пруссии Германа Геринга. Потому что, каким бы ни было действующее законодательство, тот не собирался признавать власть над собой премьер-министра Франца фон Папена…
Было очевидно, что министр внутренних дел Пруссии оказался на ключевом посту: эта должность позволяла контролировать силы полиции самой крупной земли государства, включая Берлин, что было основным козырем в свете захвата абсолютной власти. Ведь Геринг, верный соратник Гитлера, только об этом и думал… Именно поэтому сразу же после взятия власти он обосновался в Министерстве внутренних дел вместе с Паулем Кёрнером и Мартином Зоммерфельдтом и стал проявлять особый интерес к работе ведавшего политическими преступлениями отдела 1А полиции Пруссии. В принципе он подчинялся полицай-президенту Берлина, но Геринг переподчинил отдел своему министерству, значительно расширил его полномочия и назначил руководителем старшего государственного советника Рудольфа Дильса. Этот методичный молодой мужчина, большой любитель пива, дамский угодник, циник и ловкий оппортунист, быстро представил своему министру все досье, составленные предыдущей администрацией. Начиная с досье на основных руководителей национал-социалистской партии. Так Геринг узнал, что Иоахим фон Риббентроп купил свой дворянский титул у одной баронессы, которая подала на него в суд, поскольку не получила от него денег. Он прочел десятки докладов о развратном поведении Эрнста Рёма и его многочисленных любовниках, о приватной жизни ярого антисемита Адольфа Розенберга и его любовницы-еврейки. Он узнал о фальшивых декларациях Адольфа Гитлера, поданных им для получения немецкого гражданства. Об отношениях между экономическим советником партии Готфридом Федером и ростовщиками-евреями. Открыв досье на себя самого, Геринг обнаружил, что прусские власти знали буквально все о его пребывании в клинике для душевнобольных в Лангбро. Он с большим негодованием узнал, что некий усердный шпик и какой-то психиатр-любитель приписали ему «подавленные гомосексуальные наклонности»…
Естественно, это досье после прочтения было уничтожено. Но не только оно: в течение нескольких недель новый министр внутренних дел прочел множество документов и тщательно запомнил их содержание. На первых порах это позволило ему провести чистку среди своих подчиненных: из тридцати двух глав муниципальных отделений полиции Пруссии двадцати двум пришлось подать в отставку. А сотни других служащих были попросту уволены. Среди прочих и молодой прокурор Роберт Кемпнер, который добился обвинительного приговора для нескольких членов СА и СС, принявших участие в беспорядках, и даже предложил арестовать Адольфа Гитлера по обвинению в государственной измене. Геринг вызвал Кемпнера к себе, объявил ему об увольнении и закричал: «Вам еще повезло, что я не упрятал вас в тюрьму[106]. Убирайтесь, и чтобы я вас больше не видел!»
Однако Герману Герингу предстояло еще раз увидеться с Робертом Кемпнером, причем в обстоятельствах, каких он не мог даже предположить… А пока места уволенных служащих начали занимать члены НСДАП и старые сподвижники Геринга: Пауль Кёрнер стал статс-секретарем правительства Пруссии, граф Хелдорф занял пост начальника полиции Берлина, Мартин Зоммерфельдт получил должность директора по связям с прессой – нашлось место даже Эриху Грицбаху, бывшему главе кабинета фон Папена, резко поменявшему хозяина! «Геринг занялся чисткой авгиевых конюшен», – с удовлетворением отметил в своем дневнике 15 февраля Йозеф Геббельс. Следующим шагом министра внутренних дел Пруссии стало составление списков коммунистов, социалистов и других возможных противников, которые должны быть арестованы, когда представится удобный случай…
Нет ничего проще, чем создать этот удобный случай. Двадцать четвертого февраля Геринг приказал своей полиции произвести обыск в «Доме Карла Либкнехта», берлинской штаб-квартире коммунистической партии. Полицейские нашли там лишь стопки листовок, но специалист НСДАП по пропаганде Йозеф Геббельс моментально превратил их в призывы к терроризму, к революции и в планы государственного переворота. Три дня спустя Геринг объявил, что 50 000 членов СА и СС приняты на работу в качестве вспомогательных полицейских: надев на руку белую повязку, столичные драчуны, мошенники, подстрекатели, сутенеры и солдафоны принялись помогать полиции поддерживать законный порядок – в национал-социалистском смысле, разумеется. Накануне выборов 5 марта 1933 года эти преданные помощники должны были проследить за тем, чтобы народ пошел по правильному пути, и защитить его от любой угрозы со стороны марксистов… или демократов. Геринг дал им четкие указания: «В ходе предвыборной борьбы полиция должна принять все необходимые меры против врагов Национального фронта и применять огнестрельное оружие, не опасаясь за последствия». И добавил со своим легендарным чувством меры: «Начиная с сегодняшнего дня каждая пуля, вылетевшая из дула пистолета полицейского, – есть моя пуля. Если кто-то называет это убийством, значит, это я убил». Такое напутствие получили неопытные помощники полиции, среди которых оказалось множество уголовников, так что крайности были неизбежны. Несмотря на все это, даже самые радикальные меры должны были предприниматься тайно, поскольку президент Гинденбург оставался гарантом законности, а рейхсвер мог вмешаться в случае распространения беспорядков.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
