Сгусток золотой энергии вспыхнул ослепительно и погас, а я осталась в полном неверии и шоке. Мне… мне ведь не почудилось? Или…
Додумать и проникнуться сомнениями я не успела. Едва призванная их светлостью магия ретировалась, блондинчик решительно шагнул навстречу и обнял, да так крепко, что косточки затрещали. Именно в это мгновение я по-настоящему осознала, что именно произошло, и вцепилась в лацканы герцогского камзола. Я пыталась не упасть. Пережить невероятные новости!
Дантос, разумеется, поддержал. Потом заглянул в глаза и улыбнулся – устало, но лучисто.
– Всё, Астрёныш, – в его голосе тоже усталость прозвучала, – больше никаких одарённых, и никаких старейшин. Они сами по себе, а мы…
Дослушать я не потрудилась. Вместо этого прикрыла глаза и подставила губы, требуя поцелуя. Герцог Кернский, несмотря на врождённое упрямство и полное отсутствие совести, мучить не стал. Он наклонился и нежно провёл по нижней губе кончиком языка.
Это был повод. Вернее, очень веский повод вспыхнуть и придвинуться ближе. Только продолжение вышло возмутительно коротким, потому что…
– Малышка, прости, но я безумно хочу есть, – заявил Дантос отстраняясь. Пришлось к этому желанию прислушаться, зато чуть позже…
Лежу. Лежу на животе, ощущая кожей прохладу атласных простыней и жар, которым веет от камина. Слышу потрескивание дров и тихое завывание бури – она два часа назад, когда мы ужинать садились, разыгралась.
Молчу. Молчу и искренне радуюсь тому, что в данный момент мы здесь, в особняке, а не в экипаже, на полпути от дворца. Что в доме нет гостей, которых нужно развлекать, а прислуга ходит по этажу на цыпочках, боясь потревожить.
Мне хорошо настолько, что лучше просто не бывает. Но дело, конечно, не только в простынях-камине-буре, и даже не в отсутствии гостей, просто…
Просто пока я лежу, герцог Кернский сидит на моих бёдрах и умело, методично, массирует плечи и спину. Его прикосновения дарят такую расслабленность, такое удовольствие…
Лежу. Чувствую, как сильные, заботливые руки гладят, мнут и пощипывают. Как пальцы блуждают по коже, успокаивая и снимая всю накопленную за день усталость. Я буквально тону в чувстве умиротворённости! Но… в какой-то момент, это ощущение отступает, сменяясь другим, не менее приятным и ценным.
Кажется, Дантос ничего не сделал – в том смысле, что заметной разницы в его действиях я не нахожу. Но разница, безусловно, есть. Иначе с чего бы мне забыть о расслабленности и почувствовать прилив жара? Да-да, того самого, который внизу живота зарождается…
Впрочем, сперва я имела дело с тихим, медленным тлением. Но чем дальше, тем…
В общем, лежу. Лежу и в какой-то миг замечаю, что к потрескиванию поленьев и завыванию бури добавились тихие женские стоны.
Честно пытаюсь устыдиться, притвориться приличной, но как-то не получается. А когда Дантос наклоняется и начинает покрывать поцелуями шею и плечи, замираю, чтобы через пару минут заёрзать, давая понять – очень хочу перевернуться на спину и продолжить… хм… массаж в другой позе.
Вот только их светлость на моё желание не реагирует. Вернее, реагирует, но совсем не так, как нужно… Вместо того, чтобы внять, щекотно смеётся в шею и отстраняется. Опять прихватывает пальцами утомлённые мышцы и начинает эти мышцы «расслаблять».
Но я расслабиться уже не могу – наоборот. Теперь каждое успокаивающее движение подобно самой яркой, самой откровенной ласке! Пожар, бушующий внутри, переходит в какую-то особую, совершенно дикую фазу, и я оказываюсь на той грани, перешагнув которую, женщина уже не просит, и даже не требует, а буквально дерётся за свое право на близость.
Что-то подсказывает: именно такого состояния мой блондинчик и добивается, однако выйти из игры, сбежать из расставленного капкана, уже не могу. Да и не хочу, если честно.
Вместо этого сосредотачиваюсь и, подгадав безусловно подстроенный момент, переворачиваюсь-таки на спину. И тут же совершаю новый кульбит, в результате которого мы с их коварной светлостью меняемся местами.
Да-да, он оказывается внизу! А я, в образе дикой обнаженной воительницы, сверху! Только оплакивать поражение несносный блондинчик не собирается, более того… когда я приподнимаюсь и ловко стягиваю с его бёдер полотенце, на губах герцога Кернского появляется победная улыбка. Улыбка, которую я собираюсь с аристократического лица стереть!
Я наклоняюсь, захватываю эти губы в плен, одновременно делаю ещё одно хитрое движение, и… Нет, торжество Дантоса меня больше не волнует. Какая разница, кто победил, если здесь и сейчас мне настолько хорошо?..
Стон распластанного на простынях Дана сливается с моим, и противостояние утрачивает всякий смысл. Нет, это не борьба – это слияние. Обретение какой-то непостижимой, немыслимой целостности. Полёт. Стремительный и очень яркий!
А получасом позже, нежась в кольце любимых рук, я лениво размышляю о том, насколько была глупа. Даже не верится, что когда-то я считала близость между мужчиной и женщиной чем-то механическим и совершенно неинтересным.
Я находила её бессмысленной, и сильно удивлялась тому факту, что ради вот этого животного процесса некоторые готовы даже на преступление пойти! Зато теперь… Теперь я понимаю, что, когда любишь и любима, всё совершенно иначе. И именно она – близость по любви – имеет ценность и способна подарить истинное удовольствие…
Весь следующий день мы с Дантосом провели в особняке. Причин тому было немного, но достаточно… Во-первых, буря разыгралась. Во-вторых, насыщенность последних дней искренне утомила, и уж кому, а мне в самом деле хотелось отдохнуть.
Герцог Кернский против спокойствия тоже не возражал, но отдыхать не очень-то стремился. До завтрака повалялся в постели, а потом перебрался в примыкающий к спальне кабинет.
Ничем сверхважным, в действительности, не занимался. Просто сидел и размышлял, изредка какие-то свои мысли записывая. Предметом размышлений, конечно, являлась древняя магия, но, учитывая вчерашнее, приставать с вопросами я не стала.
Вместо этого посвятила себя разглядыванию журналов мод, которые опять-таки вчера, по моей просьбе, купила и принесла Бонни. Ну и сама некоторым размышлениям попредавалась. Из числа не слишком приятных, но всё-таки важных.
Последними делиться не хотелось, поэтому занятость одного телепата я восприняла как благо. А вечером, когда непогода начала отступать, обещая замечательное утро, подкралась к сидящей в кресле светлости, обвила шею руками и спросила:
– Ву-у-у?
Дантос тихо рассмеялся.
– Что моему толстопопику угодно? – поинтересовался он.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});