Для ускорения проектирования надо выделить модули постоянные, не меняющиеся от пуска к пуску, и переменные, зависимые от конкретных задач. Постоянные модули должны выполнять все функции: ориентацию, навигацию, стыковку на орбитах, возвращение к Земле, спуск и посадку. Эти функции должны быть отработаны «до звона» в автоматическом и ручном режимах и в режиме управления с Земли. В ЛОКе и ЛК надо создать максимально комфортные условия для экипажа, учитывая время пребывания на орбите и поверхности Луны.
Это были первые самые общие принципы предлагаемой новой лунной программы.
Сразу начались обсуждения этого предложения, детализация, которая уже созрела и волновала своими проблемами.
Самое трудное, на что надо решиться, — прекратить модификации и разработки новых орбитальных кораблей, прекратить работы по совершенствованию Л1, прекратить работы над уже морально устаревшими ЛОКом и ЛК и совершить действительно перспективный скачок. Пилюгина надо уговорить облагородить систему управления ракетой-носителем. Ускорить создание системы с БЦВМ, чтобы иметь гибкие траектории. Это даст нам дополнительные три-пять тонн полезного груза, повысит надежность ракеты-носителя и особенно блоков «Г» и «Д».
Среди моих товарищей еще совсем сырое предложение нашло такую горячую поддержку, что я пытался дать «задний ход».
— Давайте не шуметь раньше времени. С Мишиным эти предложения не обсуждались. Если пойдут разговоры о новом варианте, мы рискуем сорвать текущую работу.
Больше других горячились Юрасов и Башкин.
— Мы в настоящем тупике по весам. Пытаемся втирать очки экспертной комиссии в надежде, что со временем все образуется. При посадке на Луну надо дать возможность космонавту хоть на минуту зависнуть, осмотреться и маневрировать для выбора места, чтобы не свалиться в какой-нибудь кратер. Для этого надо иметь топливо, а для него нет ни объема, ни веса. То же со второй стыковкой, если первая будет неудачной. Никаких запасов!
Все дружно поддержали идею, но тут же высказали опасения, что «наверху» это не пройдет.
25-го мы встретились у Пилюгина. Разговор получился долгий и сумбурный. Мы начали в три часа дня, а уехали после девяти вечера, выпив несчетное количество чашек чая. В разговоре на вечную тему «что предлагать» участвовали из пилюгинцев Финогеев и Хитрик. Больше он никого из своих не пригласил. Мои революционные предложения о двухпусковой схеме были с интересом и явным сочувствием восприняты Финогеевым и Хитриком, но у Пилюгина никакого восторга не вызвали.
— В теперешней обстановке с такими предложениями мог бы себе позволить выступать только Сергей. Да и то, если бы у власти был Никита. А сегодня к кому обращаться? Глушко заявляет, что двигатели Кузнецова «гнилые» и на них Н1 делать бесполезно. А ты предлагаешь вместо одной ракеты на «гнилых» двигателях пускать три.
Челомей будет против. Вы ведь ему ничего не оставили, даже Л1 предлагаете закрыть. Янгеля тоже ничем не соблазните. Все хотите делать сами. Они открыто заявляют, что Мишин с такой работой не справится. Гречко вообще категорически против. Он и сейчас считает, что вообще зря связались с Луной, и возмущается, что за счет бюджета Министерства обороны оплачиваются расходы на морские телеметрические корабли, крымские пункты, вся подготовка на Байконуре и тренировка всех космонавтов. Гречко полагает, что это политика Устинова, и прямо на Совете Обороны он якобы говорил, что за космос должна платить Академия наук и заинтересованные министерства. Ему, Гречко, Луна не нужна.
Вы учтите, Никита только грозился, что будет делать ракеты, как сосиски, деньги на космос будто бы не жалел. Но деньги на Н1 по-крупному начали давать только в конце 1964 года. А до этого и Никита колебался: надо — не надо? Вот мы года на три от американцев и отстали, теперь надо догонять и по ракетам в шахтах, и по подводным лодкам, и по числу космонавтов, а тут вы еще объявите, что ошиблись и для Луны надо все делать по-другому, давайте нам новые деньги.
Все, кого Никита зажимал: моряки, «судаки», авиация, — теперь спешат восстановить то, что при нем было порушено, а это деньги немалые. И до сих пор, если по-честному считать, у американцев ядерных головок на межконтинентальных ракетах и подводных лодках втрое больше нашего. Вот где надо догонять и перегонять. Только тут Устинов с Гречко согласен. Но, опять же, чьи это будут ракеты, Янгеля или Челомея? Дядя Митя всех обхитрил, вытаскивает Надирадзе, и я ему в этом помогаю. Интересная система получается. Сергей за твердотопливные поздно взялся, и Василий был против, а то бы вы сейчас не Луной занимались, а работали все на Гречко.
У меня на днях здесь сидел Толубко. Он говорил, что генералы возмущаются. Афанасьев ныне хозяин всех ракетных производств, а его отвлекают на лунные проблемы. Пускай Келдыш этим занимается.
Все, что Борис тут напредлагал, мог принять только Сергей. Он бы обратил в свою веру Келдыша, они бы вдвоем пошли к Брежневу. Если Брежнева бы «раскачали», он бы вынес обсуждение на Совет Обороны или сразу на Политбюро. Проблемы ведь не столько технические, сколько политические. Надо кому-то набраться храбрости и сказать, что мы не спешим на Луну, но зато осядем там лет через пять по-солидному. Ну, а кто такой смелый? Нет таких.
Сейчас нет к кому и некому обращаться с такими предложениями. Косыгина, который хорошее дело предлагал по управлению промышленностью, и то поддержали на словах, а потом дальше таксомоторных парков не пустили.
Давайте доводить Н1 как задумали. Сейчас самое главное, чтобы первая ракета-носитель полетела. Я свою систему доведу пока без вычислительной машины. А про кузнецовские двигатели Келдышу наговорили столько, что он уже мне на президиуме академии жаловался. Не знает, как быть.
Все это было говорено с перерывами и отвлечениями.
Пилюгин был творческой личностью, увлекающейся в каждый данный период какой-либо одной идеей. Своими проблемами по Н1 — Л3 мы отвлекали его от внутренней потребности размышлять и советоваться по вопросам, весьма далеким от лунной экспедиции. Сейчас он был увлечен работой над системой управления мобильным ракетным комплексом «Темп», главным конструктором которого был Александр Надирадзе. Молчать об этом своем увлечении Пилюгин просто не мог. Наши советы ему не требовались, мы были нужны ему как слушатели, которые способны оценить трудности задачи. Он был очень взыскательным по отношению к себе и своим специалистам, когда дело касалось философии творческого процесса.
— Челомей с Янгелем спорят, чья ракета лучше. А мы с Надирадзе делаем не ракету, а новую систему оружия. Это, между прочим, Сергей начал понимать, когда первым предложил РТ-2. Были и раньше предложения по мобильным ракетам и у вас, и у Янгеля, но с Надирадзе работать интересно, потому что у него комплексный подход, которого многим нашим военным не хватает. Мы ему сейчас очень помогаем, хотя в своем министерстве мне прямо намекают, что если бы не Устинов, мне бы запретили работать на чужое ведомство.
Дмитрий Федорович, по-моему, лучше военных сейчас разобрался, насколько хороши мобильные комплексы. Это ведь куда дешевле, чем под каждую ракету сооружать шахту, которую все равно рано или поздно разведают со спутника. За подводными лодками и то теперь все время следит другая подводная лодка. А наши сухопутные, если их хорошо замаскировать, никакая разведка не обнаружит.
Тогдашние увлечения Пилюгина оказались не эпизодом, а работой для коллектива НИИАПа на десятки лет. Московский институт теплотехники, который возглавлял до конца своей жизни Александр Надирадзе, создал боевые мобильные ракетные комплексы «Темп», «Темп-2С», «Пионер», «Курьер» и, наконец, «Тополь» и «Тополь-M», который должен в XXI веке стать основой отечественных стратегических ядерных сил.
— У нас положено, чтобы министрами обороны были боевые маршалы. А по-моему, если поставить на эту должность Устинова, было бы куда больше толку, — сказал Пилюгин.
Его слова оказались пророческими. В 1976 году Устинов был назначен министром обороны СССР. Пилюгин тогда сказал то, о чем многие из нас думали:
— Назначение правильное. Только надо было это сделать лет на десять раньше.
Став членом Политбюро и министром обороны, Устинов в те годы фактически мог стать вторым человеком в руководстве государством. Соединение в одном лице знаний и опыта руководства промышленностью и власти над вооруженными силами великой державы при том авторитете, которым Устинов пользовался в научно-технической сфере, могло бы оказать влияние на историю страны, если бы он активно прожил еще лет пять. Устинов всего на два года пережил Пилюгина. И тот, и другой последний год жизни тяжело болели.
Здесь уместно рассказать об имевшемся в те годы распределении работ по ракетному вооружению между министерствами.
