— Никаких следов Торака, — сообщил Бейл, который, едва высадившись на берег, сразу бросился на поиски своего друга. — Но я нашел другие следы, сейчас покажу их тебе.
Когда Ренн увидела эти следы, сердце ее радостно забилось: Волк! Она подула в свой бесшумный свисток из раздвоенной птичьей косточки, но ответа не получила. И тревога ее вновь возникла.
Стоило им войти в Лес, как ветер улегся, и на них сразу обрушилась невыносимая духота. В ушах стоял звон — над головой висели целые тучи комаров, да и кузнечики в траве трещали так, что можно было оглохнуть. Но отчего-то птицы совсем не пели, разве что порой слышалась трель горихвостки.
Шагая по упругим зарослям брусники, Ренн и Бейл поднимались вверх по течению небольшого ручья, минуя огромные, в человеческий рост, гнезда древесных муравьев и сгорбленные махины валунов в плащах из лохматого мха. Оглянувшись через плечо, Ренн увидела блеск озерной воды, и тут же сосны опять сомкнулись, и Озеро исчезло. Очень сильно ощущалось присутствие Тайного Народа. Ренн заметила, что Бейл то и дело невольно касается своего племенного оберега из тюленьего ребра.
Они вышли на поляну. Здесь ручей оказался запружен ветками и стволами небольших деревьев. Коричневые лужицы и озерца стояли среди обглоданных пней. На берегу виднелись горы щепок. В воздухе остро пахло древесным соком.
— Бобры! — в один голос воскликнули друзья. Бейл усмехнулся, усмехнулась и Ренн, обоим стало немного легче. Если Тайный Народ допустил на свой остров бобров, так, может, и Торак…
И снова раздалась трель одинокой горихвостки. Ренн так и застыла.
— Торак? — негромко спросила она. — Это ты?
Бейл удивленно поднял брови, и она объяснила ему, что таким сигналом они с Тораком раньше частенько пользовались.
Снова пропела горихвостка. Лес напряженно затих. Сердце Ренн бешено билось.
— Может, дело в нашем оружии? — тихо спросил Бейл. — Может, он нас остерегается?
Ренн уставилась на него:
— Только не нас!
— Ренн, послушай, он ведь долго был изгнанником. Давай отложим оружие в сторону и зайдем поглубже в Лес. Если это действительно Торак, он ни за что на открытую поляну не выйдет.
Прислонив свои луки к пеньку, они углубились в Лес.
— Торак! — еле слышно выдохнула Ренн, обращаясь к настороженно прислушивающимся соснам.
— Мы пришли, чтобы помочь тебе, — шептал Бейл. Они прошли совсем немного и вдруг за большим валуном увидели свое оружие, аккуратно разложенное на кустиках брусники, только лук Ренн висел на ветке березы.
— Не мог допустить, чтобы твой лук намок… Трава слишком сырая, — сказал Торак.
Но времени на радостные приветствия не было.
Торак, мотнув головой, велел им следовать за ним и направился прямиком в чащу.
— Надо зайти поглубже, иначе она нас заметит.
— Так она здесь! — В один голос воскликнули Ренн и Бейл.
— Там, на северном утесе, — нехотя буркнул Торак. — Сидит там, словно в орлином гнезде, и наблюдает за всем. Но вряд ли она рискнет углубляться в Лес — из-за волков.
У Ренн по коже поползли мурашки:
— Так ты действительно ее видел?
— Мало того, она меня сюда и притащила. Она думала, что я стану помогать ей. А я… удрал.
— Как же тебе это удалось? — спросил Бейл.
Торак насупился:
— Ну… даже Повелительнице Змей иногда нужно спать.
— Хотя и недолго, — заметила Ренн.
Торак промолчал. Он казался очень напряженным, замкнутым и каким-то неулыбчивым и все время оборачивался и прислушивался: нет ли погони. И взгляд у него был больной. Ренн понимала, что это говорит о постоянном недосыпе и плохом питании. Но особенно больно ей стало, когда она заметила, что Торак больше не носит подаренный ею браслет из рябиновых ягод.
А еще она вовсе не была так уж уверена, что он рад их видеть. И понятия не имела, что он сейчас чувствует. Но старалась не думать о том, что он кажется ей… совсем чужим.
Да и выглядел Торак теперь совершенно иначе! Когда он уходил со стоянки племени Ворона, это был худенький, кожа да кости, мальчик, а теперь он стал почти таким же высоким, как Бейл, и жилы у него на руках стали выпуклыми, как толстые веревки. На груди у него — там, где раньше была метка Пожирателей Душ, — Ренн заметила страшный шрам, и на плечах тоже имелись какие-то очень странные отметины. Он по-прежнему носил на лбу кожаную повязку; лишь она напоминала Ренн и о метке изгнанника, и о том, сколько ему пришлось пережить одному. Без нее.
Отыскав упавшую сосну, они спрятались за ее стволом и решили наконец передохнуть. Бейл вытащил из сумки с припасами утку, провяленную над костром, и разделил ее поровну. Торак проглотил свою порцию моментально, с жадностью волка. Ему явно не очень-то хотелось говорить о двух последних месяцах своей жизни, он сообщил лишь, что Волк теперь присоединился к какой-то волчьей стае. Бейл, в свою очередь, рассказал Тораку, как они с Ренн попали к людям из племени Выдры, как потом разбили лодку, но — к великому облегчению Ренн — не стал ничего рассказывать о ее попытках воспользоваться колдовством. Торак на Ренн вообще почти не смотрел и разговаривал в основном со своим сородичем Бейлом.
И, когда наступила очередная затяжная пауза, Ренн, собравшись с мужеством, спросила:
— Значит, тебе все-таки удалось избавиться от метки Пожирателей Душ?
Торак кивнул.
— Да, вроде бы. Обряд я совершил, но не уверен, что это подействовало. И после этого я сильно заболел. Вроде как разум утратил.
— Болезнь души, — пробормотал Бейл.
— Ну, может, и так, — согласился Торак. — В общем, теперь мне уже лучше.
— Как же ты вылечился? — спросила Ренн.
— Не знаю. Просто вылечился, и все.
Зашелестели крылья, и Тораку на плечо уселся крупный ворон. Торак поморщился, заставил ворона снова взлететь и сказал ему:
— Я же просил тебя не делать этого!
Ренн и Бейл обменялись растерянными взглядами.
Второй ворон сел рядом на куст можжевельника. Торак дал каждой птице по кусочку мяса, и они, перелетев на ближайшее дерево, с подозрением поглядывали оттуда на пришельцев.
Ренн все это страшно удивляло. Вороны — птицы чрезвычайно осторожные, но с Тораком они вели себя совершенно по-свойски.
— Откуда они тут взялись? — спросил Бейл.
— Была сильная буря с градом, — сказал Торак. — А они из гнезда выпали. Они еще и летать толком тогда не умели. Вот мне и… пришлось о них позаботиться. Странно, но как раз после этого я и пошел на поправку.
Бейл перехватил взгляд Ренн и понимающе улыбнулся.
Зато самой Ренн улыбаться совсем не хотелось. И совершенно не хотелось становиться колдуньей! И потом… она немножко ревновала Торака к этим воронам.
— Того, что побольше, я назвал Рип, — сказал Торак. — А маленькая — это Рек. Следите за своим оружием — они вечно все крадут, а то, что утащить не могут, разрывают на кусочки. И постарайтесь не обращать на них особого внимания, когда Волк поблизости. Он ревнует.
Ренн встала и с достоинством поклонилась воронам:
— Рада встрече с вами! И спасибо вам!
Рек захлопала крыльями и прокаркала: «Рада встрече, рада встрече!». А Рип приподнял хвост и «выстрелил» в папоротники белесыми экскрементами.
Торак с удивлением посмотрел на Ренн, но она не стала ничего ему рассказывать. Пусть думает, что с этими воронами он встретился совершенно случайно.
Бейл собрался идти к озеру, чтобы спрятать лодку; оставшись одни, Торак и Ренн вдруг почувствовали себя совсем неловко.
Торак нахмурился:
— Ренн…
— Что?
— Тот лось… Ну, тот, что напал на тебя…
— Я знаю, — быстро сказала она.
— Знаешь? — Он еще сильнее нахмурился. — А я так беспокоился! Я ведь именно поэтому и вернулся на стоянку, чтобы посмотреть, все ли с тобой в порядке.
— Я знаю, Торак…
— Она заставила меня сделать это! — взорвался он. — Она заставляла меня делать ужасные вещи! Напасть на тебя, потом этот Ак… этот парень из племени Кабана…
— Аки? — Ренн фыркнула. — Ничего ему не сделалось!
Торак так и уставился на нее:
— Правда?
— Ну, руку сломал, но она, по-моему, давно уже зажила.
— Значит, он жив?
— Честно говоря, мне даже жаль, что ты его в реке не утопил! Бейл говорил, что, когда он уходил, этот Аки как раз пытался убедить свое племя устроить на тебя настоящую охоту.
Но Торак ее уже не слушал. Он прижал обе руки к вискам и выглядел сейчас совсем ребенком и отчего-то страшно уязвимым.
— Выходит, ты не так уж сильно переменился, как мне сперва показалось, — с улыбкой заметила Ренн.
Торак, точно очнувшись, удивленно захлопал глазами:
— Зато ты очень сильно переменилась!
— Я?
Он коснулся своей щеки, показывая, что заметил ее новую татуировку — знак начала полового созревания.
