— Идите в спальню! — приказал Ульрих своему слуге, пристально глядя ему в глаза. — Я все сделаю сам, понял? Если понадобишься, свистну!
Марко все понял так: «Я оседлаю коней, навьючу битюга, а ты отвлечешь девку, чтобы не мешала и не задавала лишних вопросов. Как буду готов — свистну». Надо сказать, что за двадцать лет службы у Ульриха Марко научился многое понимать без слов. Облапив сдобную девку, он направился к рыцарской гостинице.
— Куда? — спросил его здоровенный молодец, загораживая дверь.
— Слуга графа Ульриха де Шато-д’Ора! — рявкнул Марко так, что слуга вздрогнул и посторонился.
— Как пройти, знаете? — угодливо спросил парень и, не дождавшись ответа, крикнул вслед: — Третья дверь направо!
В гостинице было чисто и тихо, потому что господа рыцари обычно дрыхли в верхней комнате трактира. Слуги же тем временем пьянствовали в нижней комнате. В углу дремала девчонка-служаночка. Услышав шаги Марко, она встрепенулась и, вскочив на ноги, низко поклонилась. Впрочем, при этом она заметила, что на ногах Марко деревянные сандалии, которые вовсе не заслуживают такого почтительного обращения.
— Где тут для графа Шато-д’Ора? — спросил Марко у девчонки.
— Третья дверь направо, — ответила девчонка и снова задремала.
Марко и его спутница подошли к двери, которую им указала служанка. Поскольку в коридоре было темно, Марко прихватил со столика, у которого дремала девчонка, чадную масляную плошку. В тусклом свете ее он вдруг увидел на некрашеном, но чисто выскобленном полу четкий след грязной босой ноги.
«Это не девчонка натопала! — подумал Марко. — Похоже, что тут кто-то покрупнее шастал, и притом недавно…» Следов оказалась целая цепочка, которая обрывалась у двери. У третьей направо…
— Стой-ка, — сказал Марко, отодвигая в сторону девку, уже схватившуюся было за железное кольцо, заменявшее дверную ручку. — Негоже в комнату лезть, когда у дверей так наслежено…
Марко сказал это громко, во весь голос, и одновременно прислушался: он рассчитывал, что если за дверью засада, то враг, сообразив, что обнаружен, возможно, как-нибудь выдаст себя… Но за дверью было тихо. Марко еще больше встревожился.
— Ты что? — испуганно прошептала Марта, предчувствуя беду. — Кто там?
— Кто, кто! — прошипел Марко. — Знать бы!..
Он порылся в кармане своего кожаного панциря и выудил оттуда запасную тетиву для лука — крепкую вощеную бечевку длиной более метра — и привязал один ее конец к железному кольцу, а второй сунул в руку Марте.
— Держи! Как кашляну — рви что есть силы!
Тем временем Марко наложил на лук свою тяжелую стрелу и встал сбоку от двери, поставив на пол плошку с горящим маслом. Затем натянул тетиву лука, готовый в любую секунду спустить ее, и громко кашлянул. Марта изо всех сил дернула за бечевку, и дверь с треском распахнулась. Раздался пронзительный свист, и здоровенная стрела, вылетев из комнаты, с треском вонзилась в стену напротив двери. В следующую секунду Марко пнул ногой плошку с горящим маслом, и она, влетев в комнату, разбилась о какой-то сундук. Масло растеклось по полу и осветило комнату. С устрашающим ревом Марко пустил стрелу и, отшвырнув лук, с топором и ножом в руках ворвался в комнату. Там было пусто, только напротив двери, к столу, был привязан тяжелый боевой самострел, из которого и вылетела стрела, вонзившаяся в стену в коридоре. Стрела Марко, пронзив чей-то старый плащ, тоже ушла глубоко в стену — плащ висел на гвозде, вбитом в деревянный брус. Пока не начался пожар, Марко поспешил затоптать горящее масло. В комнате стало темно. Пришлось отколоть ножом щепку от края стола и поджечь ее кресалом.
— Что это было? — с дрожью в голосе спросила Марта, с которой от страху весь хмель сошел.
— А убить нас с графом хотели, — невозмутимо отвечал Марко. — Им, вишь, одной стрелы хватит, и все будет по-ихнему. И стрела небось отравлена.
— Боюсь я, — сказала девка. — За что они на вас взъелись?
— Надо им, значит. Беги-ка отсюдова, пока цела, а то еще подумают, что ты нас предупредила.
— Убьют? — вздрогнула Марта.
— Убьют, а то как же, — степенно проговорил Марко, — тут дело нешуточное.
— Ой, дяденька, а куда ж я пойду? — всхлипнула девка.
— Это уж тебе виднее, красавица, — пожал плечами Марко. — Ты сама-то откуда?
— Беглая я… — потупившись, прошептала девка, — его светлости маркграфа бывшая дворовая.
— А чего же убегла? — присматриваясь к девке, спросил Марко. — Я ведь сам у маркграфа служил, что-то не припомню там такой…
— А давно ты у маркграфа-то служил, дяденька?
— Да уж лет двадцать тому, милая!
— Ну, так мне всего-то двадцать четыре, я тогда еще в деревне жила, в Грюндорфе!
— В Грюндорфе? — Марко озадаченно почесал в затылке. — Я ведь сам оттуда… Чьих же ты?
— Клары я дочка, второй дом от запруды.
Марко смущенно кашлянул и молвил:
— Клары? Дочки Петера Горбатого? А бабку помнишь?
— Бабка у нас раньше померла, меня еще тогда на свете не было.
— Верно… Мать-то жива твоя?
— Померла как раз в Рождество Христово, мне пять лет было…
— А отец у тебя был?
— Вроде бы был при оруженосцах его светлости, в конюхах, но я его ни разу не видела.
— Так-так! — оживился Марко. — Значит, незаконная ты, верно?
— Дед говорил, что не дал его светлость моему отцу разрешения на свадьбу и выпорол еще вдобавок. Так они грехом грешили, тайно. За семь верст отец скакал до Визенфурта, чтобы с матерью любиться. Дед-то говорил, что он их ловил сперва, мать сек, его убить хотел, а потом плюнул и решил, что будет, то будет! Вот я и родилась.
Марко шмыгнул носом, хотя простудой не страдал. Он готов был разрыдаться — и было от чего.
— Ну а потом? Что дед-то говорил?
— Священник на отца с матерью его светлости донес, что в блуде живут. Его светлость отца казнить хотел, да пожалел вроде, выпороли их обоих да епитимью наложили. А отца маркграф услал на три года в какой-то замок — конюшни чистить. А оттуда уж не прибежишь. Говорят, за три года маркграф его обучил честности небывалой. А как была война с какими-то графьями, ушел он в лучники… Убили его или нет, дед того не знает, только с войны он не пришел, а мама через четыре года померла… Или через три, уж не помню…
— Грех-то! — вырвалось у Марко. — Грех-то какой! Кровосмеситель я и прелюбодей!
Марта испуганно поглядела на него. А Марко, увидев на стене распятие, поставил Марту на колени, затем плюхнулся рядом.
— Молись! — взревел он. — Молись, блудница! Молись Господу нашему, чтоб он простил нам с тобой прегрешение это! Отец я твой! Отец!!!
