и бураны не прекращались… Здесь не было ни селений, ни деревушек, нет решительно ничего»
Смерть подкарауливала на каждом шагу: «Несколько раз я обрывался и падал сажени на три, потом взбирался, хватаясь за колючки и вьюны, растущие по обрыву, внизу которого была бесконечная пропасть».
Даже такое, жуткое, приключилось в этом диком безлюдье – дикий зверь: «Я натер себе ногу, так, что из нее сочилась кровь… Раз ночью, я как-то крепко заснул, повязка свалилась… вдруг, несмотря на крепкий сон, я чувствую, что что-то горячее прикасается к язвам – открываю глаза и вижу, что гиена лижет мне ногу; я обождал немного и сделал движение; несчастная со всех ног бросилась бежать от меня, а не кинулась на меня, как этого я ожидал».
Еще одно перевоплощение. Путь опасен не только опасной местностью. Его предупредили о ненависти местных жителей к тем, кто мог показаться англичанином: «Все экспедиции оканчивались положительной неудачей, как, например, экспедиция Геварда, кончившаяся убиением». А предсказуемо ли отношение фанатиков к Пашино, неверному? И колонизаторы-англичане тоже подозрительны, когда видят иностранца, вдруг выявит-обнаружит их позорные деяния.
Тогда пришла мысль – во спасение – придумать правдоподобную легенду: «Я приехал с товаром в Бомбей из Багдада, здесь обанкрутился и провожу свою жизнь, как мне позволяют обстоятельства. В Амритсаре встретилися с моим хозяином и согласился с ним идти, куда ему будет угодно, за пять рупий в месяц жалования». Вот так и превратился слуга в барина-сагиба, а путешественник в слугу. Всё это под пристальными изучающими взглядами. И не на один день. Изощренные актеры не опростоволосились. Однако же сполна доставалось увечному человеку: «Прежде всего я должен был развьючить осла, собрать щепочек для приготовления пищи. Предварительно приготовив логовище для моего хозяина. Потом должен был заняться приготовлением лепешек, по утрам – рисовой каши, по вечерам – пилава… Вы не поверите, как тяжело совершившему 15 английских миль, заниматься приготовлением кушаний и подаванием кальяна своему барину».
Разоблачение. И все-таки заподозрили. Мир и в самом деле тесен. Как-то в одну из ночевок некий странник, что некогда побывал в Ташкенте, взглянул на чужака и вроде бы рассмотрел в нём драгомана при русском губернаторе. Память не обманула – Пашино действительно служил в Ташкенте переводчиком. Неверный! Русский гяур! Шпион! Его схватили и грозят приговором – смерть! Он упорствует: «Я – ходжа!» Тогда старейшины-фанатики вчиняют проверку, да еще какую: «Они меня попросили сказать мусульманскую заповедь, я сказал ее: «Нет бога, кроме бога, и Мохамед пророк его».
– А ты не прибавил, что «Али наместник его».
– Нет, я не могу прибавить, так как я не шеид, благодарение богу.
– А можешь прочитать суру фатиха? Я отвечал, что могу, и прочитал ее.
– А суру фатхи знаешь?
Началось новое чтение с моей стороны. Спрашивали меня несколько глав корана».
Отпустили. Но у порога его ждали новые фанатики: «Посыпались на меня каменья, из раны потекла ручьем кровь… Находясь в лежачем состоянии, я ничего не мог видеть, что со мной делали, но хорошо чувствовал удары камней в спину… Я думал, что буду убит, но толпа, видя мое покорное состояние, понемногу успокаивалась».
Продолжение испытаний. На долгом пути еще и еще экзамены на мужество. В горах нападение грабителей – «слугу», однако, пощадили, в городе начисто обворовывают, по дороге избивается англичанами.
Во дни второго путешествия вновь унизительная проверка. Арестовали «азиатца» за то, что посмел зайти на вокзал попить чаю, а не положено: висела табличка «только для англичан». Вспоминал: «Начальник полиции схватывает меня за горло… Меня вталкивают в какую-то комнату, и я теряю сознание… Пинками заставляют подлезать под какие-то стропила…»
Сколько же непредугаданного! В Бангалоре узнал, пораженным, что здесь жили «две дамы», которые знали русский язык. Я тоже поразился сцепкой фактов. Много десятилетий позже в Бангалоре поселился Рерих именно при «двух дамах» – жена и воспитанница-казачка, о чём узнаем в главе 23.
Что выделял из узнанного? Не обиды и лишения. Пашино ничуть не меняет своего отношения к Индии и индийцам. Одно за другим в книге: «Честность и крайняя добросовестность жителей изумительны… Гостеприимство развито в этом крае до невероятной степени… Жители большие искусники…» Любуется обликом людей: «Жители здесь необыкновенно красивой наружности. Мужчины с черными кудрявыми волосами, стройны… Здесь женщины чрезвычайно красивы, стройно сложены…» Или: «Что за природа окружила нас! Я не в состоянии, как бы ни старался, ее описать… Первую ночь в Мадрасе я провел совершенно без сна. Но, боже, что это за ночь! Ничего подобного Гоголь и во сне не видел…» Любуется красотами рукотворными: «Шекерпур, расположенный по обеим сторонам и на островах Инда: высочайшие здания, дома синяго, желтаго и краснаго цветов, башни и бойницы, улицы, площади и сады, сады…». Храмы впечатлили: «Вид их необычайно изящен».
А как наблюдателен – словно наших дней кинодокументалист: «Красавица повязала себе на ноги бубенчики в несколько рядов. Стала в позицию, ласковыми глазами обвела все собрание. Музыканты, настраивавшие свои инструменты, заиграли. Две туземные скрипки, опиравшиеся вместо шеи в пояс, издавали весьма приятный звук. Кроме этих двух скрипок, был еще барабанщик с двумя надетыми у пояса барабанами, которые скорее выбивали такт, чем барабанили. Баядерка начала отбивать такт ногой, производя небольшие побрякивания своими бубенчиками. Потом она подняла руки над головой и пошла, прищелкивая как-то пальчиком о пальчик. Вижу перед собой богиню красоты…»
О жизни обездоленных. Экзотика не застила глаза. Он ужасается: «Нищета ужасающая… Дети с заморенными желудками, как скелеты…»
Выслушивал горькие признания – ему, выходит, доверяли: «Жители жаловались мне на притеснения магарадж и, в виде доказательств, говорили, что магараджа увеличил налог на всё…» Подметил – уважительно – такую особенность: «Индусы – народ терпеливый, но беда, если выведешь его из терпения».
Странно вел себя иноземец в глазах местных жителей – не был высокомерен. Пытался хоть как-то, но проявлять благодарность за приют. Немного мог по бедности. Но охотно в каждой деревне занимался лекарским вспоможением: «Приносили ко мне больных детей, звали меня посетить свои дома, где находились больные женщины и мужчины».
Об англичанах. В книге то и дело о колонизаторах. Вот одна из бесед – с деревенским священником: «Налоги громадные… А тут за одну соль какой мы налог платим! Неверные гяуры-инглисы выжимают из нас сок, – чтоб им худо было! – а мы, несчастные, страдаем и гибнем десятками». Еще услышанное: «Какое благоденствие нам под властью англичан?! Они с нас дерут последнюю копейку и все увозят к себе за море, в Лондон. Ты не видел нигде такой нищеты,
