— Это единственное на свете место, где царят такие обычаи, — наконец сказал он, останавливаясь перед Халетом. — Брачный контракт мы с Эзеной подпишем в Роллайне, но как только я сюда вернусь (а я вернусь, потому что слишком многое надо будет поменять), я прикажу этой самой Анессе убирать конюшни.
Халет демонстративно зевнул.
— Да, а потом, грязную и с обломанными ногтями, ты возьмешь ее к себе в спальню… Что ты болтаешь? Здесь не Роллайна! С кем ты тут собираешься спать? С этой черноволосой? Тогда уж сразу возьми себе корову. — Халет имел возможность внимательно разглядеть Эзену, и у него уже сложилось определенное мнение, особенно насчет тяжелых грудей и округлого зада армектанки. Сам он предпочитал скорее узкобедрых.
— У них тут целых три Жемчужины. Кеса слишком худая и старая, но — ты видел Хайну? Ну и как? А где сказано, что первую Жемчужину Сей Айе должны звать Анесса?
— Хайна Анессе и в подметки не годится, — спокойно заметил Халет. — И дело не только в красоте. Но — останемся при своем, если ты так считаешь… Я видел сто разных Домов и двести разных Жемчужин. Но такой я не видел еще никогда. Она… просто невозможная.
Денетт пренебрежительно фыркнул. Но Халет не отступал.
— Это самое совершенное тело в Дартане, а может, и во всем Шерере, — столь же спокойно продолжал он. — Номинальная цена, на мой взгляд, составляет примерно две тысячи двести золотых, но если бы ты действительно решил выставить ее на продажу, ты получил бы втрое больше.
— Она татуированная. Никто такую не купит.
— Неправда. Ее трудно продать, но если кому-то эти татуировки придутся по вкусу, то они одни стоят полторы сотни золотых. Ты получил бы за нее столько, сколько я сказал. За эти деньги можно вооружить неплохой отряд. А ты говоришь, что пошлешь ее в конюшню?
— Э-э… — проговорил Денетт.
Он похлопал Халета по плечу.
— Мне нужно в конце концов переодеться, — сказал он. — Я вспотел, весь воняю…
Он не договорил.
— Ты заметил, как они странно пахнут? — задумчиво спросил он.
— Что? — удивился Халет.
— Странно пахнут… — повторил Денет. — Как-то так… как воздух после грозы.
— Кто так пахнет? Никогда ничего не замечал.
— Эзена и Анесса.
— У тебя всегда был нюх как у гончего пса. Я почти совсем не различаю запахов. Розы… цветы черемухи, если вблизи — да. Ну, и разная неприятная вонь, понятно. Но уже на столе для меня редко что по-настоящему пахнет.
— Бедняга! — пожалел его Денетт.
— Иди уж, ваше благородие, потому что твой запах я действительно чувствую… Ты ехал на коне, или конь на тебе?
Денетт махнул рукой и вышел. Халет остался один.
Он сидел, задумавшись. Сидеть без движения он мог даже по полдня. Странная черта для молодого, полного жизни человека, отнюдь не флегматика по натуре.
Он беспокоился из-за Денетта.
Халет был слугой — почти таким же, как телохранительницы княгини Сей Айе и Жемчужин Дома. Он родился свободным, в его жилах даже текла чистая кровь — и тем не менее он был лишь слугой; от сына рода К. Б. И., которого он охранял, его отделяла пропасть. Уже ребенком его приучали к роли слуги, и он умел делать только два дела: сопровождать своего господина и убивать. Сопровождать везде и во всем — в разговоре, на охоте, в путешествии. Спутник и защитник, обладавший чертами, которые могли понравиться только одному человеку на свете: К. Б. И. Денетту. Его благородие К. Б. И. Эневен, думая о будущем своего сына, содержал для него дом, вырастил коней, заказал одежду и оружие, купил невольниц, собрал вооруженный отряд и обучил стража-гвардейца — Т. Халета. Этот отлично воспитанный и выдрессированный человек имел, однако, один недостаток. Халет думал, говорил и поступал так, как от него ожидали, но где-то в самой глубине души он сохранил свое «я»… И в этом маленьком потайном уголке он хранил прежде всего то, что потрясло бы его благородие Эневена, потрясло бы настолько, что он убил бы Халета собственной рукой.
Ибо Халет Денетта ненавидел. В течение долгих четырех лет. Ненавидел просто так, без причин. Может быть, только за то, что ради таких, как Денетт, других превращали в машины. Бездумные, словно катапульта или арбалет.
Откуда только взялся такой человек, как Халет, в самом сердце Золотого Дартана, где в течение веков всем было очевидно, что каждый должен знать свое место? Никто не возражал против подобного порядка вещей… И вдруг в семье, многие поколения которой с гордостью служили кому-либо, появился мальчик, ненавидящий службу. Без причин.
Ненавидя К. Б. И. Денетта, Халет искал его недостатки. Он нашел их сотню или тысячу. Шли годы, недостатков становилось все больше. Достоинств же не было вовсе — до того дня, когда восемнадцатилетний Денетт вырвался из рук своего стража-гвардейца и прыгнул в бурную реку, среди острых камней, чтобы вытащить из нее щенка со сломанной лапой. Песик вскоре сдох, через два или три дня, несмотря на всю проявленную заботу, и Денет похоронил его на лугу. Эта неуклюже-трогательная история открыла новый недостаток Денетта — легкомыслие, если не глупость. Но кроме того, она показала и кое-что еще: этот парень отважен и у него доброе сердце. Не только для собаки в реке, но и для людей. Избалованный, надменный, праздный, он тем не менее никому и никогда не причинил страданий. И даже — стыдливо и украдкой — пытался помочь… У Халета открылись глаза. Он увидел нечто, чего раньше не замечал.
Маленький тайник на дне души, ускользнувший от взгляда создателей человеческих машин, не мог вместить двух чувств. Халет выбросил ненависть прочь и полюбил Денетта.
Теперь он сидел в роскошно обставленной комнате прекрасного дома в Сей Айе, неподвижно, как он привык, и беспокоился. Он не знал, как помочь Денетту, не мог поговорить с ним как следует. Он мог лишь следить, чтобы никто не причинил ему вреда.
И боялся, что не уследит.
Возможно, его благородие Денетт и ощущал запахи, которых не могли ощутить другие. Зато Халет обладал звериным инстинктом — весьма желанной чертой у стража-убийцы. Инстинкт молчал, когда ночью на поляне Йокес вывел из зарослей своих лучников, но подавал голос сейчас, в тихой комнате роскошного дома на поляне, называемой Добрым Знаком.
11
В Дартане коты не были редкостью — даже в столице никого не удивлял вид четверолапого разумного. Но удивление Денетта, когда он увидел котов — лесных стражей Сей Айе, имело под собой основания: коты охотно брались за всякие одноразовые поручения, но на постоянную личную службу поступали редко. Совсем другое дело — в имперских легионах. Коты-разведчики и курьеры служили в армектанских и громбелардских войсках, а до недавнего времени — даже в знаменитой рахгарской кошачьей полусотне. Там, однако, служили гадбы, громбелардские коты-гиганты, вдвое крупнее и втрое тяжелее армектанских тирсов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
