Однако обломки мозаики никак не складывались в единое целое. С одной стороны, человек, который относился к ней с такой нежностью, который так бережно охранял ее сон, не стал бы угрожать Уилсону оружием, тем более что она побывала на двадцать втором этаже и сама убедилась в этом. А Уилсон? Что, если миллионер опознал в Чансе вора и тот, пытаясь уберечь ее, Элли, пригрозил ему пистолетом?
Она вздохнула и посмотрела вслед проехавшим машинам. Никакого желания вставать на ноги и выбегать на дорогу. Чанс не раз повторял, что первое правило голосующего на дороге — никогда не садиться на заднее сиденье двухдверной машины. Наверное, в юности он преодолел на попутках не одну сотню миль.
Может быть, решила Элли, стоит сменить свою точку зрения. Тот факт, что мужчины в ее жизни оказывались лживыми, низкими, подлыми людьми, еще не означает, что Чанс — один из них.
Да, он совсем другой. Прошлой ночью она поняла, что не ошибалась. Никто в целом свете не заставил ее чувствовать так, как это сделал он.
Он сидел, поигрывая монеткой. Она то исчезала, то появлялась в его руке. Чанс проделывал фокус так легко, так натурально, как будто не существовало тысяч часов изнурительных тренировок, которых требовал даже простейший трюк. Он был человеком дела, сильным характером. Неужели такой мог бы унизиться до воровства?
Элли вздохнула. Ей стало ужасно неловко, Ему, должно быть, очень больно слышать подозрения в свой адрес. Неужели теперь между ними все кончено?
— Блэкджек, — вдруг произнес он, не поднимая головы, Ладонь разжалась, и монета исчезла.
— Что? — переспросила она.
— Вот откуда я брал деньги. — Пальцы нащупали в воздухе что-то невидимое, и монетка оказалась на ладони. — Играл в блэкджек.
— Ты хочешь сказать, что добывал деньги игрой?
Он молча кивнул, и двадцать пять центов превратились в один.
— Там можно неплохо выиграть, — осторожно заметила она, не совсем уверенная в собственных словах.
— Я разработал свою систему. Умел… как бы это сказать?
— Считать?
— Да, пожалуй. — Он поморщился. — Обычно это срабатывало. Правда, не всегда. — Монетка в один цент снова превратилась в двадцать пять. — В казино не любят счетчиков. Несколько раз меня вычисляли и выставляли вон.
— Едва ли это выглядит порядочно, ведь ты имеешь способность следить за картами.
Он передернулся.
— Игра есть игра, Элли, и не важно, проходит ли она в утопающем в роскоши дворце Уилсона или в дружеской компании в соседнем доме. Хозяин всегда имеет преимущество. Вот почему игорный бизнес — дело весьма прибыльное для казино, — он грустно улыбнулся, — и порой плачевное для игроков.
— Понимаю, что имидж удачного игрока — не то, к чему ты стремился в жизни, Чанс, — осторожно начала Элли. — Но почему ты так тщательно скрываешь это? Помнишь, я попросила заглянуть в казино Уилсона? Ты вел себя так, будто не одобряешь подобное занятие.
— Правильно, не одобряю. Правда, я не должен был навязывать тебе свое мнение. Прости.
В свете навалившихся на них проблем извинение Чанса выглядело по-детски наивно.
— Как ты можешь не одобрять игорный бизнес, когда сам таким путем зарабатываешь?
— Это долгая история, Элли.
— Так рассказывай. У тебя это всегда хорошо получалось.
Он улыбнулся. Монетка выпала из раскрытой ладони, но продолжала висеть в воздухе.
— Мой отец был страстным игроком. Игра затягивала его словно болезнь. Говорили, что именно из-за этого мать и оставила его. Дед давал ему не один шанс. Может быть, слишком много. В конце концов старик выкинул моего отца из дома раз и навсегда, когда узнал, что тот стащил мои деньги.
— Твои деньги?
— Дедушка открыл на мое имя накопительный счет, чтобы я смог получить дальнейшее образование, и каждую неделю вносил на него определенную сумму. Когда мне было двенадцать лет, отец приехал, чтобы немного пожить с нами. Недели через три или четыре он снял со счета всю сумму и проиграл ее. Тогда дед с позором выгнал его и велел не появляться до тех пор, пока отец не покончит со своей поганой страстью. — Чанс смотрел в одну точку. — Но он так и не смог преодолеть себя, и я видел его лишь раз, перед смертью.
— Ох, Чанс. — У Элли от боли сжалось сердце.
Он откашлялся.
— Поэтому дед взял и с меня обещание никогда в жизни не играть на деньги. Но ты же знаешь мальчишек. Сколько-то времени я держался, но запретный плод сладок. И не зря же меня назвали Чанс — шанс на удачу. — Он печально скривил губы, и Элли со стыдом вспомнила тот день, когда насмехалась над его именем. — Правда, довольно быстро я вычислил, что подобные игры созданы для опустошения карманов. Но оказалось, что я силен в играх, требующих внимательности и хорошей памяти. Уже в колледже из меня получился неплохой игрок в блэкджек.
— Потому что ты был силен в математике. — Элли вспомнила, что он рассказывал о математическом образовании.
— И еще я нуждался в деньгах. После того как отец проиграл все сбережения, дела обстояли не лучшим образом.
— Значит, вместо того чтобы просить у деда, ты решил зарабатывать деньги сам, играя в блэкджек?
Чанс спрятал монетку и достал из кармана колоду карт. Элли заметила, как побагровели его щеки.
— Да. И когда я понял, что хочу превратить шоу на площади Жирарделли в нечто большее, я… не сомневался, что выиграю кучу денег.
— Дед догадался обо всем?
Он кивнул, перебирая карты.
— Все случилось перед самой его смертью. — Чанс задумался, вспоминая. — Единственный раз в жизни он пристыдил меня. Никогда раньше, с того самого дня, когда он выгнал из дома отца, я не видел его таким свирепым. Думал, он никогда меня не простит. — Он потупил взгляд, рассматривая грязь на подошвах башмаков. — Я стыдился самого себя. Не за то, что не сдержал слова и играл, а за то, что лгал все эти годы. Лгал во спасение.
— После того случая ты прекратил ходить в казино?
— Да. Я пообещал ему: больше никогда. Все. — Чанс вздохнул. — Тем более что появился менеджер, взявший на себя финансовые проблемы. — Он осторожно посмотрел Элли в глаза. — Честно говоря, я сам не рад, что рассказал тебе все. Но это чистая правда. Вот как я доставал деньги и вот почему никого в это не посвящаю. И тебя прошу не болтать.
— Я обещаю, — сказала она вполголоса, радуясь, что отношения потихоньку возвращаются в прежнее русло открытости и доверия. — Никому. Пусть это будет наш секрет.
Он долго смотрел ей в глаза, пока уголки губ не тронула улыбка. Нерешительная, скрытая, но все же улыбка. Элли не могла не ответить взаимностью.
— Ну, насколько я тебя изучил, ты снова умираешь от голода!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
