«В суровые дни войны перед каждым художником, – писала актриса, – встал вопрос: чем я могу помочь священному делу защиты Родины? Мне, актрисе, казалось вначале, что надо покинуть сцену (почему не экран? – Ю. М.), что сейчас не до искусства.
Я выступала с концертом для рабочих Сталинградского тракторного завода в момент, когда завод недовыполнял свой план. На мое укоризненное замечание руководители заводских общественных организаций уверенно пообещали к следующему моему приезду похвастаться успехами. Посетив несколько других городов, я возвращалась обратно через Сталинград, где вновь выступила на тракторном заводе. Замечательный подарок преподнесли мне рабочие по окончании концерта. Обыкновенное поршневое кольцо, но на нем стоял пятизначный порядковый номер, свидетельствующий, что завод не только выполнил, но и перевыполнил свою программу. Ниже номера были выгравированы слова марша из «Веселых ребят»: «Нам песня строить и жить помогает». Подарок этот мне драгоценен».
Как это понимать? (Вспомните первую часть книги, ее «сакральные», по Д. Щеглову, челябинские кольца). Что, кующие оружие рабочие Сталинградского завода, не зная о подарке довоенных челябинских коллег, сделали то же самое? Что же, бывает, что разные люди преподносят, не зная об этом, одни и те же подарки, и те, кому они предназначены, берут оба, чтобы никого не обидеть. Не могла же Орлова сказать сталинградцам: к сожалению, точно такое же поршневое кольцо я получила еще в 1936 году в Челябинске…
Но «поршневое», да еще с одной и той же песней на подарке, дублирование, прямо скажем, маловероятно. Остается предположить, что газета или журнал 42-го взяли на себя смелость превратить кольцо из мирного в военное, на злобу, так сказать, дня. В конце концов, оба завода тракторные, один имени Сталина, другой в городе имени Сталина – какая, по большому счету, разница?
Но это еще маловероятнее, чем дублирование подарков. Газетчики, конечно, всегда готовы присочинить, но не до такой же степени! Неужели сама актриса, в угоду той же «злободневности», назвала челябинское кольцо сталинградским, а «Советская культура» и «Советский экран» спустя 43 года не знали об ее уральском подарке и о «Правде» 37-го года со стихами В. Гусева?..
32
Одновременно и небылью и загадкой об Орловой выглядит статья о ней во втором (синем) издании Большой советской энциклопедии. Там сказано буквально следующее: «В кино снималась с 1926 года, постоянно с 1933-го». То же самое, слово в слово, переносится на сайт актрисы в Интернете. Насчет последнего согласны: в 33-м актриса снялась в двух, доалександровских еще, фильмах – в не сохранившейся, к сожалению, «Любви Алены» и в «Петербургской ночи» – и начала сниматься в «Веселых ребятах». Но вот что делала Орлова в кино семь лет до этого, с 26-го года? То есть одновременно с тем, как стала актрисой музыкального театра Немировича-Данченко?
Странно, что у нее самой – а это примерно в 1949—1950 гг. – это сообщение не вызвало возражений. Может, действительно какими-то урывками (в отличие от «постоянно с 1933-го») экран и успел запечатлеть ничем пока не примечательную 24-летнюю хористку театра Немировича? Остается только жалеть, что ни у самой Орловой, ни у Александрова мы не уточнили в свое время эти загадочные «энциклопедические» подробности.
33
Д. Щеглов рассказывает еще об одном, вызвавшем у него большие сомнения, предании семьи Орловых. Будто, когда был арестован муж сестры актрисы, инженер С. Веселов, Орлова ворвалась в дом его родственников, покорно воспринявших это обстоятельство, и устроила им грандиозный «и не слишком укладывающийся в рамки ее характера скандал:
– Почему ничего не делается, когда ваш сын и брат (сестрам) в беде?
Не думается, что на такой разнос имела право женщина, в свое время не сделавшая ничего для освобождения своего собственного мужа» (первого – А. Берзина. – Ю. С.).
Это тем более «не думается», если учесть поведение Орловой во время ареста в 1952 году сына Александрова Дуга-Василия. Когда ей позвонил муж александровской племянницы Г. Карякиной кинорежиссер А. Усольцев и сказал, что «надо что-то делать», актриса якобы ответила, что делать как раз ничего не надо: «Раз посадили, значит так нужно, Саша!»
Впрочем, в истории с посадкой александровского сына много неясного, чтобы поверить и в это. По одной версии, его посадили в компании с сыном дружившего с Александровым «классика» армянского кинематографа А. Бек-Назарова за читку и распространение нелегального тогда журнала «Америка».
И будто, по версии того же Щеглова, единственный раз навестивший сына в Бутырке Александров-старший, боявшийся, что это козни подбиравшегося к нему за что-то Л. Берии, лишь спросил арестованное чадо:
– Ну как, Дуг, ты тут устроился? Тебе ничего не надо?
– Спасибо, папа, ничего, – гордо ответил Дуг, которого спасла якобы только скорая смерть Сталина…
«Она была свободна от параноидального восприятия Вселенной сквозь призму классовой борьбы и в чем-то была единственным нормальным (и при этом не сидящим) индивидом в ненормальной стране 30-х годов».
«Независимая газета».
По другой версии, александровский сын был арестован за гораздо более страшное преступление – подготовку покушения на Сталина: слишком часто он без всякой видимой цели фланировал с друзьями по Арбату – единственной дороге, по которой Сталин ездил с дачи в Кремль и обратно.
И подельщиком Александрова-младшего оказался не сын Бек-Назарова, а некий режиссер Л. Чернецов. А когда Александров-отец навестил сына в Бутырке, он тут же попросил якобы начальника тюрьмы разрешить позвонить из его кабинета тому, кого он беспокоил по поводу военного «инцидента» из Риги в 41-м… В. Молотову. Благодаря чему Александрова-младшего выпустили, не дожидаясь смерти вождя.
Так что насчет того, как отнеслась Л. Орлова к аресту не очень, надо сказать, обожаемого ею пасынка – тоже большой вопрос. Как, соответственно, и к аресту своего шурина, мужа сестры…
34
«Мадам съела всю пленку!» – жаловался якобы Л. Утесов на Орлову, вернее, на Александрова, который ради нее «оттер» его в «Веселых ребятах».
Однако никто никого не «оттирал», и орловская Анюта занимает в фильме даже меньше места, чем в сценарии. А на целых три части, – пока Костя попадает в Москву, выступает там, принятый за иностранного дирижера, в «Мюзик-холле», сходится с музыкантами «Дружбы», пока они репетируют, дерутся, участвуют в мнимых похоронах, добираются на катафалке до Большого театра и только здесь, по дороге, сбивают Анюту с ног, – она вообще исчезает из фильма.
Недаром же Орлова, когда высказывали сожаление, что ей удалось сняться у Александрова только в пяти музыкальных фильмах, еще с большим сожалением поправляла:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
