– Я, конечно, очень беспокоился за него. Вылечив Колина и Гордона, я через некоторое время получил зашифрованное письмо от вашего отца. В нем он сообщал, что попал в засаду, едва выйдя из трактира, в котором остановился. Отправив ему письмо с рассказом о том, что произошло, я получил ответ, что он собирается вернуться в Лондон и просит меня сделать так, чтобы Колин и Гордон как можно меньше узнали о миссии. Он настоял, чтобы его участие осталось тайной. Все вопросы, которые задавали мне Колин с Гордоном, пока я их лечил, мне удалось предугадать, но я понимал, что долго скрытничать не смогу. Однажды они просто приперли меня к стене, и неопределенность моих ответов их уже не устраивала. Слухи о пропавших драгоценностях и моем участии в этом деле моментально распространились, и я уверен, что благодарить за это прежде всего нужно прислугу. Немного погодя меня уже официально расспрашивали. Доказательств никаких, но было совершенно ясно, что в мою невиновность верили единицы. Каждый день появлялись новые сплетни, вся деревня шепталась и косо смотрела в мою сторону. Дома было то же самое.
– Ваша семья считала вас виновным?
– Ни Колин, ни отец не обвиняли меня в открытую, но ни один из них не верил в мою невиновность. Даже слепой разглядел бы сомнение в их глазах.
В памяти Натана всплыло лицо Колина, лежавшего на земле, и его обвиняющий взгляд. Это вспоминание было как яркая вспышка, кольнувшая в самое сердце. Скорее пытаясь забыть, он продолжал:
– А мой лучший друг, Гордон, не стеснялся в выражениях.
– Какие у него были доказательства?
– Никаких. Только беспочвенные предположения и догадки. Гордону, как и многим другим, не давал покоя тот факт, что я единственный в ту ночь вышел сухим из воды, меня не ранили.
– А как вы на это отвечали?
– Никак. Он все равно не поверил бы ни единому слову.
Да, и это было больно, как и сомнения Колина. Он посмотрел на Викторию. Она глубоко задумалась. Натан будто видел ее мысли. Давно ли она поняла, что если он и ее отец единственные знали тайну, то Натан невиновен?
– Вы сказали, ваши отец и брат не заявляли о вашей невиновности. А вы сами?
Посмотрев в сторону леса, Натан ответил:
– Я говорил им, что не способен предать страну, но это было как разговоры с глухими. Колин становился все более подозрительным, его настораживала моя скрытность. Отец, для которого было ударом узнать, что его сыновья служат короне, тут же обвинил меня в ранении Колина. Он заявил мне, что брат мог погибнуть. Будто я и сам не знал этого. Что чувство вины перед братом будет преследовать меня всю жизнь, я тоже догадался без посторонней помощи. Затем была ужасная ссора, злые, болезненные слова. Они чувствовали себя обманутыми, их предали, а я... – Натан замолчал.
– Что? Какое у вас было ощущение? – спросила она мягко.
– Вины, угрызений совести, пустоты и ничтожности. Отец велел мне уехать, что я и сделал.
– Это было очень больно, да?
Натан искал осуждения в ее глазах, но его там не было – только сочувствие. От этого ему почему-то стало еще хуже, будто она его критиковала.
– Да не очень... Проскитавшись почти два года, я отыскал Литл-Лонгстоун, где все воспринимают меня просто как доктора Натана Оливера. Никто ничего не знает ни о моей семье, ни о шпионском прошлом, ни о порванной в клочья репутации. Я целиком посвятил себя любимому делу и живу так, как мне хочется. Как мне удобнее и проще всего – в полном покое!
– Возможно, это так, но покоя вы не обрели.
Он хотел возразить ей, но не смог, Виктория нежно и с пониманием смотрела на него.
– Я вижу это в ваших глазах, Натан, – сказала она мягко. – Тень, боль. В первую же минуту, как только увидела вас снова, я поняла, что вы совсем не тот, что были три года назад.
Черт возьми, как ей так просто удалось проникнуть в его внутренний мир? Виктория заставляла его чувствовать себя... уязвимым и беззащитным. Ему это было совсем не по нраву.
– Вы, конечно, имели в виду перемены в лучшую сторону? – осведомился он.
– Нет, я хотела сказать, в вас что-то изменилось, и я сразу заметила это. Теперь мне известна причина, и мне жаль, что с вами произошло такое.
– Это потому, что я вам очень приглянулся в нашу первую встречу.
Он произнес эту фразу с явным сарказмом, но Виктория, к его удивлению, ответила серьезно:
– Да. Не заметить этого было сложно, тем более профессиональному шпиону вроде вас. Но я ведь вам тоже пришлась по вкусу.
Господи, ну конечно! Ее блестящие глаза, обольстительная улыбка. Абсолютная невинность и озорство, чистая красота. Как она нервничала, много и быстро говорила! Что и подтолкнуло его к поцелую. Ее сладкие губы, неповторимый аромат роз... никому ни до, ни после этого момента не удавалось так сильно разжечь его чувства, как это сделала она.
– Да, Виктория, – ответил он, – вы мне понравились.
И с тех пор симпатия только возросла, он не мог отрицать этого.
Виктория зарумянилась, и Натан сжал поводья, чтобы не дотронуться до нее.
– Вы... в тот вечер... знаете, это был мой первый поцелуй, – сказала она.
Внутри у Натана как будто цветок распустился, и он ответил:
– Я не знал наверняка, но догадывался.
Она покраснела еще больше и отвела глаза.
– Моя неопытность, наверно, утомила вас.
Интересное предположение. Натан молча смотрел на нее.
Она, видимо, шутила. Утомила? Его? Что вы, леди! Но яркий румянец на щеках Виктории и стыдливое выражение лица показывали, что она говорила искренне. Совесть никак не позволяла ему мириться с таким недоразумением. Вытянувшись немного вперед, он приподнял двумя пальцами ее подбородок. Даже такое незначительное прикосновение к ее мягкой коже обжигало.
– Вы не утомили меня, Виктория. Вы...
«Опьянили, обворожили, очаровали меня! Пленили, сделали себя незабываемой с помощью одного лишь поцелуя...»
– ...были восхитительны.
Такой ответ ее успокоил, он прочел это в ее глазах, светло-голубых, как море. Виктория улыбнулась:
– Я могла бы то же сказать о вас.
– Могли бы? Или просто скажете? – Натан задал вопрос, подтрунивая над ней, но вдруг осознал, что действительно хочет услышать ответ.
– Вы уверены, что хотите услышать это, Натан? – спросила она таким же тоном, копируя его тон и мимику.
Убрав пальцы с ее подбородка, он усмехнулся.
– Честно говоря, будучи профессиональным шпионом, ответ я уже знаю. Наша встреча была вам приятна так же, как и мне.
Виктория кивнула, соглашаясь, затем пожала плечами и сказала:
– Я уже поняла, что мужчины, прекрасно владеющие искусством поцелуя, привыкли видеть такую реакцию.
Он прищурился, но она не заметила этого, отвернувшись, чтобы полюбоваться на двух птичек, танцевавших неподалеку на ветке. Что она хотела этим сказать? Ревность беспощадно вцепилась в него.
