Впрочем, я присутствовал как-то при сцене, когда пьяные крайкомовцы и горкомовцы поставили на стол с объедками портрет Брежнева и гнусаво пели его речи на мотив православных псалмов. Пели, мазали губы портрету водкой и салом, пока не попадали со смеху. А у меня все это вызывало ассоциации со Всешутейшим и всепьянейшим собором Петра I, гнусной пародией на православную иерархию и православное служение.
Вот и этот деятель собирался помочиться на памятник не из каких-то там скрытых диссидентских соображений, а попросту в порядке холуйского хулиганства: нагажу, мол, пока никто не видит! Тем более темно, и мела метель, и была сильная поземка, а в воздухе ветер все время поддерживал много мокрого снега. Дяденька начал писать на памятник… и потом рассказывал, что пробежал целый квартал и только тогда сообразил, что за ним никто и ничто не гонится, что вполне можно уже остановиться и просто застегнуть ширинку.
Потому что памятник, этот бронзовый бюстик вдруг повернулся к крайкомовцу и «как в мультфильме» — по его словам — оскалился на нарушителя своего спокойствия. Самым натуральным образом ощерился, обнажил клыки, и, отчаянно вскрикнув, человек кинулся бежать.
Подтвердить эту историю некому в том смысле, что никто не присутствовал при сцене, никто не видел, как оскалился памятник. Но я в эту историю верю, на что есть несколько причин.
Во-первых, первым рассказал мне ее не кто иной, как Александр Александрович Бушков. Да-да, тот самый, знаменитый «король русского боевика» и создатель нашей «Сибирской жути». Так сказать, отец-основатель серии. Сам Александр Александрович, узнав о моем желании описать эту историю, просил сообщить: верит он в нее не полностью… Я охотно удовлетворяю эту просьбу и передаю читателю: у А.А. Бушкова не стопроцентная вера этому рассказчику.
Но со своей стороны добавлю — за годы нашего общения не раз случалось, что А.А. Бушков сообщал мне самые невероятные вещи, и мне верилось в них слабо… А потом все это подтверждалось. У этого человека есть редкая особенность, которая должна быть присуща, казалось бы, скорее следователю, чем писателю: он умеет отделять истину от вранья. И так просто никаких историй не передает.
Во-вторых, с памятниками некоторых лиц связаны весьма любопытные истории. Я бы даже сказал, что у некоторых памятников очень плохая репутация. В германоязычном мире памятникам вообще приписывается способность довольно лихо разгуливать, особенно в безлунные ночи… В Средние века немецкие воины, приходящие в Италию вместе со своими императорами, весьма последовательно старались не оставаться на ночь поблизости от античных статуй. Итальянцев же, которые этих статуй не боялись, они считали или невероятно храбрыми людьми, или колдунами, которые просто умеют управлять этими статуями.
В это можно верить или не верить, но в Германии рассказывают настолько жуткие вещи о некоторых памятниках, что мне как-то и не хочется их передавать. Русскому читателю наверняка известна история про железную руку Эриха фон Берлихингена: мол, сковал такую руку себе рыцарь, и служила она ему, как живая… А как помер, стала эта рука жить сама по себе, искать по силам мясное пропитание. Впрочем, как хотите, а пересказывать я эту легенду не буду. Хотите ее знать — ищите и читайте сами, на немецком все это очень подробно описывается. Что до меня— вот уже налился тяжестью затылок, словно песку насыпали под веки… Не с моей гипертонией описывать эти истории.
И не в «сумрачном германском гении» тут дело. Уверяю вас! Потому что стоило в России появиться памятникам историческим персонам, и тут же с некоторыми из них народ связал такие же точно истории — например, с тем же Медным всадником. А.С. Пушкин, когда писал свою знаменитую поэму, работал строго по мотивам петербургского фольклора… Да и по материалам полицейских документов, между прочим! Потому что есть в Петербурге документы (я видел их собственными глазами!), после которых и рука Эриха фон Берлихингена, бегущая по стене замка, — это не самое ужасное. И думаю, Александр Сергеевич эти документы тоже видел…
В-третьих, событие с пьяненьким красноярцем имело место быть не когда-нибудь, а 11 октября. Что это за день? А это так называемый Ден дзядов — День дедов, то есть день поминовения предков. Своего рода хэллоуин, День всех святых — только не в протестантской, а в католической традиции. Как нетрудно понять, в эти сутки по земле много кто может шататься…
Кого-то может удивить — 11 октября вроде бы не зимнее еще время, а уже метель… На это я только напомню, что действие разворачивается в южной, но Сибири, а не в северной, но Италии. И даже не на Украине, где 11 октября расхаживают еще в легких платьишках и в рубашках. У нас — не расхаживают.
В-четвертых, причиной верить рассказанному выступает сама метель. И в России, и в Скандинавии, и в Германии… словом, во всей Северной Европе известно, что именно в метельные, вьюжные ночи происходят события странные, имеют место быть встречи, от которых участники встреч, может быть, еще и охотно отказались бы. Подтверждений — весь скандинавский фольклор и половина северного русского! Впрочем, и финский, и эстонский, и фольклор всех северных народов и Азии, и Америки — о том же.
По мнению скандинавов, и Снежная королева (вовсе не придуманная Андерсеном, а тоже взятая из фольклора!), и гигантский белый олень, запряженный в сани, и тролли, и сам Король Севера (существо уж вовсе кошмарное) бродят по земле не в любой из декабрьских или февральских деньков, а в метельные дни, и особенно в метельные безлунные ночи. И в такие же ночи, как думают в Холмогорах и Каргополье, носятся по земле сани, запряженные душами грешников, а в санях мчатся над землей бесы.
Индейцы Северной Америки в такие же метельные сутки опасаются безглазых, выпотрошенных оленей, которые несутся сквозь пургу, а на спинах оленей сидят и управляют ими рыси с горящими красным огнем глазами. Впрочем, в такие же ночи встретиться можно и со скелетами, которые подходят к чумам, в которых есть маленькие дети, и просят их себе, потому что им нечего есть, или выклянчивают кишок живых людей. Выходить из чумов в метель индейцы не рекомендуют. А те, кто очищает чужие ловушки или не дает еды старикам, больным и вдовам с маленькими детьми, рискуют увидеть летящего в буре Маниту со своей свитой — огромными полярными волками. И эти волки разорвут нехорошего человека на части.
В общем, метель — сложное время, сплошная провокация для нечисти — по мнению всех народов, населяющих северное полушарие. И то, что действие разворачивалось в метель, делает его куда более вероятным.
В-пятых, на доверчивый лад настраивает меня сама личность Железного Феликса. То есть всякий вообще большевичок для меня автоматически если и не бес, то уж точно пособник бесов, и ничего с этим не поделаешь. Об этом великолепно написано у Солоухина, к которому и отсылаю читателя [].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
